– Кайпировска! Кайпировска! – радостно орал он, заправляя дужки очков за свои креветочные уши.

В дневное время он ездил на работу в Люксембургский дворец, который почему-то находился в Париже, я так и не понял почему. Он говорил, что ходит на работу попозже, чтоб вернуться пораньше. В общем, Сенатор вел какую-то странную жизнь. Приезжая к нам, он сетовал на то, что его профессия была куда интересней до падения стены[7] – тогда, мол, все выглядело гораздо яснее. Из чего я заключил, что в его кабинете идет ремонт, – наверно, там сломали стену и обломками закупорили окна. Теперь мне стало понятно, почему он рано возвращается домой, – ничего себе условия для работы, даже для такого как Мусор! Папа восклицал, говоря о нем:

– Мусор – мой бесценный друг, ибо дружба его не имеет цены!

И вот эти слова мне были ясны.

На деньги от проданных гаражей Папа купил красивый маленький замок в Испании[8], на самом юге. Ехать туда было довольно просто, если запастись терпением, – немного на машине, немного на самолете, потом еще немного на машине, вот и все. Замок стоял на склоне горы, чуть выше деревни с белыми-пребелыми домиками, в дневное время там было совсем безлюдно, зато по ночам полно народу. Из окон замка открывался вид, в основном на сосновый лес. Справа от нас шли уступами террасы, где росли оливы, а также апельсиновые и миндальные деревья; они спускались прямо к озеру с молочно-голубой водой, огороженному величественной плотиной. Папа утверждал, что он-то ее и построил, а если бы не он, вся вода вытекла бы вон. Но мне не очень-то верилось, потому что в доме не было ни одного инструмента, и я решил: ну, это уж он перехватил. Невдалеке от замка виднелось море, и вот там-то народу было хоть отбавляй – и на пляжах, и в домах, и в ресторанах, и в пробках, та еще картина! Мамочка удивлялась: «Не понимаю, зачем отпускники покидают родные города, чтобы ехать в другие города?!» И объясняла, что все эти пляжи загажены людьми, которые вымазывают себя с головы до ног жирными кремами для загара, хотя они уже и без того вполне жирные, и вдобавок от них много шума и вони. Правда, это не мешало нам самим загорать на солнышке, но мы-то загорали на пляжиках, величиной с три полотенца каждый, и вот это было по-настоящему здорово! Большую террасу на крыше замка украшали пышные, как облака, кусты жасмина, и уж они-то благоухали вовсю. В общем, мы вели райскую жизнь! Она вызывала у моих родителей постоянную жажду, и они пили вино, накладывая в него фрукты, так что днем мы фруктами объедались, а по ночам, во время танцев, мы ими упивались. Разумеется, мы брали с собой в Испанию «Мистера Божанглза», а вот Мамзель Негоди прибывала попозже, и за ней приходилось специально ездить в аэропорт, поскольку она обладала особым статусом и путешествовала в ящике с круглой прорезью, в которую могла высовывать только голову на длинной шее, вот почему она орала как оглашенная, и надо признать, что в данном случае была совершенно права. Ну а чтобы не скучно было есть фрукты, танцевать и загорать на берегу озера, мои родители приглашали всех своих друзей, и те восклицали, что это настоящий рай, да и кто бы с этим не согласился?! Я бывал в этой райской обители когда только хотел, но главным образом, когда разрешали родители.

Мамочка часто рассказывала мне историю Мистера Божанглза. И эта история очень напоминала его музыку – такая же лиричная и меланхоличная, сентиментальная и танцевальная. Вот почему мои родители обожали слоу[9] Мистера Божанглза, эта музыка доходила до самого сердца. Он жил в Новом Орлеане, давным-давно, в незапамятные времена, и ничего нового, кроме названия, там никогда не было. Сначала он путешествовал со своей собакой и со своими старыми одежками и добрался до самого юга на другом континенте. Потом его собака сдохла, и жизнь сразу изменилась, ничего похожего на прежнюю. И вот он стал ходить в бары и танцевать там, все в тех же своих старых одежках. Он танцевал, Мистер Божанглз, танцевал без остановки, днем и ночью, забывая спать, прямо как мои отец и мать. И чтобы он не останавливался, люди платили за его пиво, и он продолжал танцевать в своих широченных штанах и подпрыгивал чуть не до потолка, а потом мягко-мягко приземлялся. Он танцевал так, чтобы вернуть к жизни свою собаку, – говорила мне Мамочка; она узнала это из надежного источника. А сама она танцевала, чтобы вернуть к жизни Мистера Божанглза. Вот почему она тоже танцевала без остановки, и это понятно: она хотела, чтоб он вернулся обратно.

– Вы можете присвоить мне любое имя, какое вам по душе! Но только, умоляю, развлеките, позабавьте меня; все эти лощеные людишки до того скучны – сдохнуть можно от тоски! – воскликнула она, схватив со шведского стола два бокала шампанского. – Я здесь только для того, чтобы застраховать себя от убогой жизни! – объявила она и залпом осушила один из бокалов, уставившись на меня слегка ненормальными глазами.

Я было потянулся ко второму бокалу, наивно думая, что он предназначен мне, но она и его лихо опрокинула себе в рот, после чего смерила меня взглядом и, вытирая подбородок, заключила с дерзкой усмешкой:

– По-моему, вы самый подходящий кандидат в этом мрачном сборище!

Благоразумие должно было подсказать мне, что от этой психопатки нужно бежать, бежать без оглядки. В принципе, я и не должен был с ней встретиться.

Но в честь открытия моего десятого гаража мой банкир пригласил меня на Лазурный Берег, в свой палаццо, где он устроил двухдневную тусовку, неизвестно почему названную «уик-энд удачи». Это было нечто вроде коллоквиума для молодых перспективных бизнесменов. Мероприятие с этим дурацким названием собрало довольно унылую компанию деятелей, коим надлежало участвовать во всевозможных семинарах, руководимых дряхлыми учеными мокрицами с морщинистыми лицами, измученными статистикой и прочей полезной ерундистикой. Я с детства привык убивать время, фантазируя, и теперь развлекал товарищей по семинару и их супруг своими вымышленными биографиями. Так, на вчерашнем ужине, как только подали закуски, я выдал присутствующим историю о своем родстве с неким венгерским князем, чей дальний предок водил знакомство с графом Дракулой:

– Не верьте тому, что о нем болтают! Этот человек был наделен редкостной учтивостью и тонкостью чувств! У меня есть письменные свидетельства того, что несчастный стал жертвой возмутительной клеветнической кампании и низкой зависти.

В такой ситуации главное – игнорировать иронические взгляды скептиков и обращаться к наиболее легковерным гостям. А зацепив самого наивного из всех, обрушить на него массу в высшей степени правдоподобных деталей, чтобы вызвать ответную реакцию, достойную этого вранья. Та к вот, тем вечером моей жертвой стала супруга винодела из Бордо, которая усердно кивала при каждом моем слове и наконец объявила:

– Ну вот, я так и знала, что эта история шита белыми нитками, слишком уж она чудовищна, чтобы быть правдой!

Муж поддакнул ей и вовлек в дискуссию всех сидевших за столом, так что последующая беседа вертелась исключительно вокруг этого сюжета. Каждый давал свою оценку событиям, высказывал сомнения, которые якобы всегда его мучили, горячо убеждал других в своей правоте, дополнял мое вранье собственными комментариями, – словом, к концу ужина никто уже не смел признаться, что когда-нибудь хоть на миг поверил истории – между прочим, подлинной! – Дракулы, графа-колосажателя[10]. На следующий день, за обедом, опьяненный вчерашним успехом, я пустился на новые измышления перед новыми подопытными. На сей раз я представился сыном богатого американского промышленника, владельца автомобильных заводов в Детройте, и рассказал, что мое детство прошло в цехах, под грохот станков. Свою выдумку я украсил рассказом о глубоком аутизме, который поразил меня немотой, продолжавшейся до семилетнего возраста. Нет ничего слаще, чем трогать чувствительные сердца подобными упражнениями в мифомании.