-Эх, Таршила, да я за неё...
-Ладно, Василей, пора мне. И ты поспешай - извелась ведь она, горемыка, я уж Юрко велел сказать, што живой - ты. Государь-то велел подарить ей рясу жемчужную за смелость - она те сама всё обскажет. Да смотри, не проворонь её, рубака. Там к ней один молодец всё наведывается, глянулась, видать. В плечах - сажень, кулаки - по полупуда, да из бывших ватажников, отчаянный.
-Ничё, с разбойником как-нибудь слажу, вот с государем сладить - то задачка. - Тупик засмеялся, подавляя вспыхнувшее чувство ревности.
-Савосе поклонись, да захвати от него, што он сулил мне прошлый раз, - крикнул Таршила вслед Тупику.
Знакомые отроки пропустили Ваську в лагерь, защищённый рогатками и повозками, они же указали ему полотняные шатры лечебницы. Издали заметив среди шатров женщин, Тупик спешился, постоял, успокаиваясь, потрепал шею Орлика, потом пошёл к коновязи. Женщины куда-то исчезли, из одного шатра долетал голос старого лекаря, прерываемый стонами. Васька откинул полог, в полусумраке увидел на ложе из травы и веток четырёх мужиков; в сторонке над стонущим человеком хлопотали две женщины, старый лекарь Савося и его помощник - угрюмый рукастый бородач.
-С Богом, Гаврила, - проскрипел старик; Гаврила что-то с силой рванул на себя, Тупика оглушил вопль, но тут же послышалось дребезжание лекаря:
-Ин как ладно! Ты же орёшь, будто порося, - зря мы те ковш браги выпоили, олуху. Часа не пройдёт - руби своей шуйцей хошь дрова.
Васька увидел белое, в поту лицо парня и понял: вправляли руку. Одна из женщин в тёмном до пят сарафане распрямилась, обернулась и заслонила лицо рукавом.
-Ой! Василий Андреич!..
Из-за плеча Дарьи на Тупика с любопытством смотрели глаза, похожие на те, что звёздочками прокатились сквозь его душу в Орде, но теперь Васька понимал: он тех глаз и не заметил бы, окажись там поблизости вот эти, прикрытые загорелой ладонью.
-Ой, я - счас...
Дарья выскочила из шатра, увлекая за собой подругу, лекарь покачал головой и, хмуря брови, заскрипел:
-Ах, вы, аники-воины! Ещё неведомо, будет ли битва, а уж побитых вон сколь. Этот с лошади хрястнулся, шуйцу вывернул, тот вон олух ногу в колесо исхитрился запихнуть, этот под оглоблю башку подставил, еле отходили, а вон тот, што с краю, так и сказывать-то совестно, Господи прости. Он, вишь, ночью решил барана в товарах спереть, как проезжал мимо отары. Да и сцапал заместо овечки сторожевого пса. Пёс-то - лохмат и невелик, а волка лютей - ишь, как рожу-то ему отделал.
Тупик усмехнулся, потом уставился в глаза лекаря.
-Вот што, дед Савося: я приехал забрать от тебя девиц.
Лешачьи брови поднялись, в глазах зажглись искорки.
-Дозволь полюбопытствовать, боярин: мечом ты их у меня добудешь, али как?
-Ты, дед, не шути. Дарья - невеста мне, ордынцам на растерзание отдавать её не собираюсь.
-Невеста? Дак и не отдавай её - вон у тя меч какой, и копьё, поди, тож имеется.
-Слушай, дед Савося! - Васька глянул на полог шатра. - Зачем ты их взял? Воины - они тебе? Или в лагере вы - за каменной стеной? Степь, што ль, не знаешь? Они десять раз войско обойдут, ещё и битва не начата, а уж обозы пограблены.
Больные мужики завозились, дед свёл брови:
-Неча сказать, славно ты нас утешил, боярин. Девиц-то за пазухой, што ль, спрячешь?
-Сейчас пригоню из табуна пару лошадей, посажу девиц - в Москву отправлю.
-Ох-хо-хо, и брешут же люди, будто Васька Тупик - хитрей татарского хана. Да вовек не видать этим голубицам Москвы, коли ты их одних в степь погонишь - хоть ветер оседлай. В Орду или в Литву угодят. Хуже того - к степнякам попадут в руки.
-Там попадут али нет, тут же беды не миновать, как станут татары около войска кружить. Ты, што ль, оборонишь их?
-Ты оборонишь, Васька! Выдь-ка, охолонись да глянь кругом-то. И Дарью сыщи, она едва дождалась свово соколика, а он лясы точит со старым пнём. Уговоришь - держать не стану, хоть и добрая - помощница мне. Да што тебе до нашего дела, пока под чужой меч не попал!..
Лекарь подтолкнул воина к выходу. Васька остановился на площадке возле шатра, огляделся. Дарьи и её подруги - не видно. Почему скрылась? Стыдится? Или видеть его не хочет? Мало ли что было сказано однажды на коломенской дороге! Из благодарности за спасение чего не скажешь? Сколько потом разных людей прошло мимо неё! Кто этот парень, о котором говорил Таршила? Ведь и с ним, Васькой Тупиком, было что-то в Орде... Экий дурачина! Будто муж, начал бранить лекаря - зачем-де взял её. Может, ей твои заботы и не нужны.
Со склона Тупик видел всё Куликово поле, с севера и востока обрезанное Непрядвой и Доном, с боков - их притоками, а впереди перегороженное русскими полками - от Смолки до Нижнего Дубяка. Холодок радости подкатил к сердцу: Ваське Тупику открылся замысел русских воевод. Татарам ни с одной стороны не обойти русские полки, сюда, к лагерю, они могут прорваться лишь через боевые порядки рати. Так вот на что намекал дед Савося - зорок старый колдун! Но и русским в случае поражения некуда отступать - перетонут в Дону и Непрядве. Значит, стоять до конца, насмерть! "Вот вам - и медовый сбор!" - подумал, вспомнив разговор своих разведчиков, когда проезжали этим полем, тогда покрытым девственными травами. Мог ли представить себе, какой урожай собирается снять с этого поля великий князь! Оно теперь - едва узнаваемо, Куликово поле: птицы разлетелись, его травы до половины потоптаны, бочаги выпиты - страшно подумать, чем наполнятся они вскоре. Один Красный Холм так же сутулится вдали, да по-прежнему зеленеют приречные рощи, кое-где подпалённые прошедшими холодами. И нет здесь больше тишины и покоя... Но если русские полки так быстро перешли Дон, то уж ордынские тумены... Васька, едва глянул в сторону Дона, рванулся к коновязи: огромный тумен в пятнадцать - двадцать тысяч всадников, прикрываясь Зелёной Дубравой, заходил в тыл русской рати, строящейся на равнине у подножия холмов. Это была отборная конница - он видел по блеску железных доспехов и плотно сбитым колоннам тысяч. "Наши просмотрели, сволочи!.." И остановился, испустив вздох, - над передними рядами всадников взвились алые стяги. Вот один из фланговых отрядов сделал поворот, и зарябили красные пятнышки щитов, закинутых на спины воинов. Так вот кто надёжнее Дона и Непрядвы бережёт тыл русской рати - отборный полк государя, родной полк Васьки Тупика. Пусть Мамай сунется хоть в ту, хоть в другую реку...
Всех замыслов князей Васька не знал, но как разведчик он понял, что девушек выдворять из лагеря нельзя. Он не выпустил бы за расположение рати никого из тех, кто видел этот, укрытый Зелёной Дубравой, сильнейший конный полк Москвы, - даже государя. Девушки его, конечно, видели.
Но где же - Дарья? Прячется... Обида и ревность зашевелились в душе; склонный к неожиданным вспышкам, Васька двинулся в обход шатра к коновязи и увидел Дарью возле коня. Она успела поменять тёмный лекарский сарафан на девичий летник из муравчатой ткани, воткнула в косу белый полевой цветок, и так не походила на ту "монашку", которую он только что видел хлопочущей над увечным парнем, что Васька едва узнал её. Дарья кормила Орлика с ладони, гладила, целовала белую звёздочку на лбу коня, что-то говорила и так увлеклась, что даже не услышала шагов за спиной. Тупик остановился, его слух уловил полушёпот:
- ...Ты - умный, как ворон, сильный - как барс, быстрый - как орёл... Заговорю тебя тремя заговорами, напою из трёх ключей, накормлю травой трилистником, и станешь ты втрое умнее ворона, втрое сильнее барса, втрое быстрее орла. Тремя плачами заклинаю тебя - храни мово милого, унеси его от стрелы быстрой, от копья черного, от сабли вострой. Четыре ноги твои в сече великой - что четыре дуба в осиннике тонком: ни одна не подломится от ветра ли буйного, от железа ли тяжкого. А стукнешь копытом - враг расступится, гривой махнёшь - тучи рассеются, глазом моргнёшь - дороги расстелются. Не вправо скачи, не влево скачи, скачи ты к моему дому, к порогу девичьему, к сыте медовой, к зерну ярому; обниму я милого, достану ленту шелковую, гриву тебе расчешу, ленту заплету...
