-Так, где же мы возьмём пятьдесят тысяч, государь? Кто даст нам такое войско?
-Народ! К нему ныне шлю гонцов.
-Смерды? Холопы?
-Холопу и смерду Родина - не меньше дорога. А то и дороже. Не в обиду тебе говорю, а в назидание.
-Я - и не в обиде, государь, да ты не понял меня. Дайте-ка смерду меч, а хотя бы вон Ваське Тупику - лапоть, да поставьте их друг против друга. Не думаю, штоб смерду меч здорово помог.
Тупик улыбнулся:
-Это, смотря, какой смерд. Я видел под Ордой одного чернобородого казака - он молотильным цепом так по татарской башке съездил, что она со шлемом в плечи ушла.
-Слышал? - засмеялся Дмитрий. - И вот что, бояре, запомните и другим передайте: коли кто из владетельных господ хотя бы последнего холопа не пустит в войско охотником - голову отрублю. Вот этой рукой!
И все поверили: отрубит. И, может, впервые русские бояре увидели в думной князя тень грозного русского царя. Не с того ли часа стали называть московских государей "грозными"? Вплоть до последнего потомка Дмитрия - Четвёртого Ивана?..
-Ты, Василий, три дня отдыхай да подбери себе десяток добрых кметов. Снова пошлю тебя под Орду. Не обессудь за труды, то не мне - Родине надобно.
-О том мечтаю, государь, и на сборы дня хватит.
Дмитрий проводил воина взглядом, посмотрел на бояр.
-С такими витязями да Мамайку не сломать?!
На крыльце терема князя Тупику встретился человек в дорожной одежде. Вроде обыкновенный человек, благообразный, седоватый, видом не богатырь, но Васька остановился и посмотрел ему вслед. Светлые, проникающие в душу глаза этого человека словно брали часть твоего существа и уносили. И смотрел он так, словно всё знал о тебе. Тупик будто встречал его где-то...
Постоял Васька, подумал. Его ждала в посаде двадцатидвухлетняя вдовушка Анюта, пышногрудая, белотелая, с вишнёвыми глазами певунья и хохотушка, недолго поплакавшая об утонувшем по пьяному делу муже, отдавшая сердце лихому десятскому князя. Можно бы сбегать на час-другой - она уже сведала о возвращении Васьки, передала через стражу: блины печёт, медок откупоривает, - но не тянуло Ваську нынче в посад, в тихий переулочек, к той не скрипучей калитке. "Сроку мало, - сказал он себе. - Пойду подбирать дружину".
V
Вотчинное село служилого московского боярина Ильи Пахомыча одним боком прижалось к лесу, с другой стороны отгородилось от мира озером с низкими берегами, где в тальниках не умолкают ключевые ручьи. За озером - поля. На одних рожь созрела, на других дозревает овёс, спеют ячмень и пшеница, третьи - под горохом, репой, подсолнечником и капустой, а есть поля незанятые, чёрные, в редкой поросли сорняков. Эти поля отдыхают. Ни к чему бросать кулиги, вырванные у лесов тяжёлым трудом и после того истощённые ежегодными посевами. Взял добрый хлеб с поля, так не спеши сеять рожь по ржи, овёс по овсу. После хлебов хорошо горох посеять или подсолнечник, на третий год дать земле отдохнуть под паром, воздухом надышаться, дождями напиться вдосталь - тогда она снова добрый хлеб родит. Трудно вводил этот порядок Илья Пахомыч, но едва мужики убедились, что боярин доброе дело затеял, горой за него встали. Боярин бывает в селе наездами - до Москвы-то не ближний свет, вёрст сорок, поэтому делами вершит боярский староста Фрол Пестун. Мужик он - серьёзный, своему господину - преданный, и боярин - спокоен при таком тиуне, справляет службу князю, не бегая лишний раз в вотчинные деревни.
Днём в селе - пусто, одни ребятишки шумят, да от кузни несётся звон молотков. Говорят, будто дед нынешнего кузнеца Гриди открыл это место, первым поставил горн на берегу озера, у скрещения просёлков - на равном удалении от четырёх деревушек, - чтобы никому не было обидно ездить лишние вёрсты к кузнецу за нуждой. От кузни, видно, и родилось название села - Звонцы.
Шло к полудню, когда с подворья неказистой избёнки выглянула бабка Барсучиха и позвала игравших ребятишек.
-Эй, хто там, Татьянка, што ль? Глянь, детка, глазками вострыми - што за топ конский? Сенька, поди, оглашенный носится?
Длиннокосая девчонка в пёстрой набойчатой рубашке до пят всмотрелась из-под ладошки в конец села.
-Ктой-то чужой, бабушка, кафтан зелёный на ём...
Народ в московских землях - непугливый, но тут ребятишки порхнули с дороги - конь под всадником шёл рысью, как не ходят кони крестьян. Над верховым покачивалась пика, на её конце трепетал огненный клочок. Рысак стал, бабка, разглядев красный лоскут, перекрестилась,
-Скажи, мать, где мне старосту найти?
-В поле, батюшка, все нонче в поле, - затараторила бабка, - и мужики, и бабы, и староста. Хлебушко уж доспел, а он, Фрол-то, на работы народ снаряжает.
Всадник спешился, прошёлся, разминая ноги.
-Ну-ка, мальцы, кто мужиков позовёт, тому пряник.
Ребятишки замялись. Дорога в поле шла урманом, мимо озера, где минувшим летом утоп пастух - водяной его подманил и утащил в воду. По ночам деревня слышит голос водяного, похожий на бычий, но озёрный хозяин может его менять. Утопленника тоже видели в урмане - что-то ищет в коряжнике, а то сядет на берегу да играет на свирели, детей подманивает.
-Война, што ль, батюшка?
-Она, проклятая.
-С рязанцами, поди, аль татары с литовцами идут?
-Орда, Богом проклятая. И литовцы да рязанцы, слышно, с ней заодно.
-Матерь Пречистая, когда ж это кончится?
-Всем тяжко, мать, пока вот этим, - он стукнул по рукоятке меча, - не отучим всяких змеев землю нашу поганить... Что ж вы, мальцы, пряников не хотите?
-Я побегу! - выкрикнула Татьянка, и орава устремилась за её платьем, лишь два карапуза остались и ударились в рёв. Всадник засмеялся, достал из сумы ржаные пряники на меду, и малыши умолкли.
-Покажи мне кузню, мать, - попросил приезжий.
Бабка засеменила к озеру, за ней гонец с конём в поводу, неся на плече пику. С подворий выглядывали старухи, замечая красный лоскут, крестились...
Часа через три, когда гонец умчался дальше, возле церкви началась сходка. Мужики слушали старосту, комкая в руках островерхие шапки, подбитые мехом зверей. Были тут не только звонцовские, многие приехали из окрестных деревень - грозные вести в тревожные времена разносятся как ветер.
-Ратаев зовёт князь в свой большой полк, стало быть, и большая война, - медленно ворочал слова староста - немолодой кряжистый мужчина с проплешиной в волосах. - Должны мы одного кмета на каждые три сохи снарядить. Да вот какое слово княжеское наш боярин передаёт с вестником: Дмитрий Иванович зовёт всякого охотника в войско и о том бьёт челом всякому русскому человеку. Русь он идёт оборонять от погибели. Кто в войско желает - становись по мою правую руку.
Недолго длилось молчание. Молодой белоголовый парень, стриженный под горшок, хватил шапкой о землю:
-Где наша не пропадала!
Он стал по правую руку старосты и поклонился сходке. Мужики загудели, выскочил из толпы и стал рядом с белоголовым мужичок в красной рубахе.
-Что стоите, оратаи? - крикнул он. - Великий князь вам кланяется, зовёт на святое дело. То Русская земля поклонилась вам княжьей головой. Дождались праздника богатырского, так что ж потупили вы русые головы? Аль не муромцы - вы, сыны крестьянские? Айда все к нам с Юрком Сапожником!
Толпа мужиков колыхнулась и перешла к охотникам. Бабы, которых на сход не звали, но которые всё же пришли и стояли поодаль, заголосили, кинулись к мужьям и сынам, цепляясь за их одежды. Мужичок в красной рубахе заглушил крики:
-Бабоньки родимые, не лейте слёз раньше времени, не цепляйтесь за полы мужицкие. Не обойтись без нас Дмитрию Ивановичу. Как же не откликнуться нам на его зов, коли пробил час.
-Так, Ивашка!
-Так, Колесо!
-Верно, Ванюша! Все встанем за нашим государем!
-Слушайте, матушки милые, слушайте, жёнушки любые, слушайте, детушки родные, - звенел Колесо, блестя увлажнёнными глазами. - Жалко нам покидать вас, тяжко вам будет на работе мужицкой - в самую страду битва приспела. Да что поделаешь, коли Бог так судил? Останемся с вами - придёт басурман, и нас побьёт, и дома наши пожгёт, и вас, дорогих, в полон уведёт... Может, помните вы святого отца - странника, что приходил к нам с горькой мукой, принятой от вражеских рук, со словом Божьим? Вспомните его последнее слово: "К мести!" Давно уж горе униженных, опозоренных, осиротевших взывает к нашим топорам о мести правой. Встанем силой единой, - глядишь, побьём ворога, как побил его Дмитрий Иванович на Воже-реке. Да и не все поляжем в битве, к вам обратно возвернёмся. Не бросаем мы вас, но вас жалеючи, уходим на бой. Нет нам другого пути ныне!
