Олекса усмехнулся и поёжился - мысль бежала дальше. Он встречал достойных начальников. Чаще всего это - те, кого выбирают люди, а не те, кого им навязывают и сажают на шею... Да уж не себя ли он хвалит? - его-то сегодня выбрали вместе с Адамом... Ладно! Раз уж выбрали - отслужит, как только может!
От горящих мостов ветер наносил дым на стены Кремля, в небе каркало вороньё. Возвращаясь, Олекса задержался в Никольской башне. Здесь уже по-домашнему обжились пушкари во главе с Пронькой Пестом, теперь к ним присоединились ополченцы-стражники. Олексе показали башенные подвалы, где хранился припас для метательных машин - огромные стрелы, каменные и свинцовые ядра, взрывные бомбы в виде глиняных горшков, начинённых зельем и горючими смолами...
Под стеной кашевары разводили огонь. У ворот терема князя Серпуховского стояла стража, и это понравилось Олексе: Адам воеводствует всерьёз. Вспомнились серые глаза Анюты, но Олекса удержался от желания разыскать девушку. Он ещё не признавался себе в том, что и её глаза удержали его в Москве.
Из большой залы долетел голос Адама:
-Вы теперь - начальные люди, и по пустякам ко мне не бегать. Начальник, он потому так и называется, што всякому делу начало даёт. Кто же думает, што начальник должон лишь погонять других да садиться на первое место за столом, того - в шею...
Олекса вошёл. В зале пахнуло на него дёгтем, зипунами и мужичьим потом. Увидел знакомые лица Клеща, Рублёва и Вавилы. Из бояр и священников - ни одного.
-Погодите, старшины, - удержал Олекса выборных, готовых покинуть терем. - Мыслится мне, воевода, негоже нам силой неволить тех, кто стремится из города. Какие с них - ратники? Да и в Кремле тесно будет - народ валит к нам вовсю. Ну, как надолго засядем? Голод начнётся, хуже того - от стеснения хвори нападут. Придут холода - одних дров сколь потребуется всех-то обогреть.
-А я што говорил, Адам? - поддержал боярина Рублёв.
-Пущай бегут, - пробасил Клещ, - токо пожитков им не выдавать.
-Это почему ж?
-Потому! Зачем татарин идёт со степи? Да за поживой. Нам, глядишь, откупаться от хана. Кто мечом не хочет - пущай нажитым добром делу послужит.
-Верно! - удивился Адам. - Решаем: путь беглецам - чист, но оставлять им лишь тягло, одежду и корм. Остальное - долой с возов. И штобы порядок построже блюсти, выезжать им лишь Никольскими воротами.
Когда старшины разошлись, Адам предложил:
-Пойдём-ка, Олекса Дмитрич, навестим владык в обителях. Сами не спешат к нам, а без них воеводствовать негоже. На бояр надежды мало - опять в терема позабились.
Олекса лишь глянул на дверь, ведущую в верхние покои, и стал оправлять меч.
Пахнуло дымом от догорающих мостов. В воротах появилось трое ополченцев, они вели скованного цепями человека, одетого в лохмотья, заросшего серым грязным волосом. Ввалившиеся глаза смотрели, как испуганные мыши из норок, нос на опавшем лице казался огромным.
-Што - за колодник? - спросил Адам.
-В вельяминовском подвале на чепи сидел. Его, видать, забыли, дом-то - пустой. Стал выть собакой, а дружинники боярина Красного услыхали и нашли ево.
-Кто - таков? Пошто в подвал посажен?
Глаза метались, осматривая окружающих. Человек, кажется, плохо понимал происходящее: отчего опустел двор окольничего, где его бросили прикованного, почему небо - в дыму, с чего это на княжеском дворе хозяйничают простолюдины и одного из них именуют воеводой?
-Язык те отрезали? - спросил Олекса. - Имя? Откуда сам?
-Сибур - я, господин боярин. С Новагорода Великого, - ответил колодник.
-Имя - странное, нехристь, што ли?
-Христианин - я, христианин...
-Как в Москву попал? За што взят в цепи?
-Помилуй, великий боярин! С торговыми людьми шёл, обнесли меня злыдни, наклепали Вельяминову, будто татьбой промышлял. Он и велел в подвал кинуть. А за меня великие новгородские гости поручатся - и Купилка, и Жирох, и Корова, да и старост иных кончанских взял бы в послухи.
Адам хмурился. Колодник называл именитых купцов, да поди-ка проверь, что и они знают этого Сибура!
-Давно сидишь на цепи?
-Как бы тебе сказать, боярин... Счёт уж дням потерял. Месяца с два...
-Не уж то Вельяминов за то время сведать о тебе не мог?
-Не смею грешить на великого боярина - у него дел много, а я - человек маленький.
-Ну-ка, целуй крест, што не врёшь, - приказал Адам.
Колодник нашарил под рубахой крестик, дрожащей рукой сунул в провал бороды.
-Што будем делать, Олекса Дмитрич?
Звякнув цепями, колодник упал на колени:
-Помилуйте, бояре, по неправде страдаю. Отпустите вы меня за-ради Христа, молиться за вас стану. Дома жена уж извелась теперь с малыми. - Сибур заплакал.
Чуял Олекса фальшь в этом носатом, да и Вельяминов - не таков, чтобы держать человека на цепи по навету. Но сердце податливо на слёзы, к тому же Олекса обычно имел дело с открытым врагом, прущим на тебя с обнажённым мечом. Махнул рукой.
-Раскуйте его, - приказал Адам. - Дайте чего-нибудь на дорогу да отправьте вон. И пусть волосья обрежет - не то переполошит весь город.
Заглушая вороний грай, колокола церквей зазвонили к вечерне.
V
До Оки Тохтамыш не давал войску ни сна, ни отдыха. Он стороной обошёл Тулу, лежащую в пределах Рязани, его передовые отряды врасплох захватили городок Алексин, но Тарусу нашли пустой и помчались на Любутск. Уже многие сотни пленников тянулись позади вьючных караванов тылов Орды и сотни вьюков были набиты первой военной добычей: пока ещё не пресытившиеся грабежом воины хватали всё, что попадало под руку. Жечь селения Тохтамыш запретил, чтобы не выдать движение Орды. Он надеялся поживиться в Серпухове и пошёл с головным туменом к городу, рассчитывая напасть на него перед рассветом, когда люди спят и самую бдительную стражу одолевает дрёма. Иные из пленников утверждали, что в Серпухове находится брат великого князя московского знаменитый воин Владимир Храбрый. Этот князь стоил города, а то и удела - он мог стать в руках хана бесценным заложником или пугалом для Дмитрия. Не верил Тохтамыш, чтобы высокородный Серпуховской князь удовлетворялся при Дмитрии положением удельника.
Оку перешли вдали от Серпухова, перед закатом. Здесь, у переправы, рязанский князь, как и было условлено, откланялся хану и убыл восвояси. Впереди лежали только московские волости. К городу двинулись уже в темноте. В полночь облака озарились. Изумление Тохтамыша сменилось яростью. Не было сомнений: это Кутлабуга, тумен которого шёл с левой руки, нарушил приказ хана и первым ворвался в Серпухов. Крымчаки отличались особой беспощадностью в захваченных селениях - жгли, рвали всё, что попадало под руку, загоняли в полоны даже стариков, надеясь, что хоть кто-то выдержит невольничий путь до фряжских торговых городов, где можно сбыть всё.
-Я повешу на суку этого табунщика за его жадность! - поклялся Тохтамыш перед свитой.
Деревни близ Серпухова были пусты. Или сожжены. С лесистого холма, где остановился хан на рассвете, отряд воинов поскакал к чёрному пожарищу. Посланные в тумен Кутлабуги гонцы вернулись с известием, что крымчаки к Серпухову не приближались.
-Но кто сжёг город?
Свита молчала. Тохтамыш следил, как курились дымки над пепелищем, смешиваясь с туманом и распространяясь вокруг, смрад умирающего пожара стоял в воздухе, в горле першило. Даже птицы ушли от дыма, лишь какой-то зверь, поджав хвост, убегал в лес, завидя всадников.
Хан подумал об Олеге Рязанском: куда так поспешно ушёл этот князь? Не выхватил ли он добычу из-под носа повелителя Золотой Орды? Но когда охотится тигр, шакалы должны сидеть в норах, чтобы не потерять собственной шкуры. Он приказал проверить, не оставило ли следов под Серпуховом чужое войско. Позади лежала Ока - рубеж, который за последние пятьдесят лет не удалось преодолеть ни одному хану Орды или темнику. О каких-либо силах Москвы нет даже слуха. Успей Дмитрий собрать большое войско, он поспешил бы навстречу. Но когда ему успеть? Судя по всему, с первой московской сторожей столкнулись два дня назад. Но призрак Куликовской сечи остерегал хана от огульного продвижения в глубину лесной Руси. Не раз в этих дебрях пропадали немалые отряды Орды. Не так ли исчез и его чамбул, посланный разорить гнездо князя, перешедшего из Орды на службу к Дмитрию? Городец тот был всё-таки сожжён, но узнал Тохтамыш случайно, от купцов... Пусть разведка теперь добудет точные вести о Дмитрии с его дружиной. А войско немного отдохнёт перед последним броском к главной русской столице.