За воротами опустевшего Кремля волновалась Москва. Толпа кипела на площади у Фроловской церкви, - здесь собирался отряд посадских ополченцев, первые сотни уже двинулись улицами вниз, к Неглинке. Женщины, ребятня и зеваки хлынули следом. Мальчишки размахивали деревянными мечами. Не было на лицах растерянности и страха. Две недавние победы над Ордой вселяли надежду: князь остановит врага.

Обходя пешцев, Кузнецкой слободкой выехали к плотине. Всюду пустовато, даже у мельниц не суетился народ, вольно изливалась вода через деревянные дворцы, молчали жернова и пилы, работающие от водяных колёс, и - ни одного удильщика.

Ходынский луг был уставлен стожками сена. С московской стороны, по краю бора, его облегали ряды воинских палаток, в середине, на зелёной отаве по берегу извилистого ручья, паслись табуны. Ещё больше лошадей стояло у временных коновязей или у распряжённых телег. Шатры бояр выделялись величиной и разноцветными значками на длинных шестах. Курились дымки, ополченцы, сидя под телегами, очищали от сала полученное оружие и кольчуги, кое-где ещё полдничали, запивая сухари и вяленину родниковой водой. Встречный дружинник указал расположение княжеского полка, куда входила тысяча боярина Уды.

-Не густо войска, - заметил Кряж.

-Небось, только подходят, - обнадёжил Николка.

-Эх, сынок! Вот нас двенадцать молодцов с атаманом, Царство ему Небесное, явилось на сбор в Коломну. Ныне же один - я, как перст, да и того было поймали вечор. Один из двенадцати прежних. Правда, ишшо трое живых, да те в монахи подались, грехи отмаливать.

-Орда не меньше нашего потеряла.

-Не меньше. Но то ж - Орда! Оно, конешно, не тот нынче татарин - битый, пуганый, зато злой и голодный. А голодный волк - хуже сытого.

Боярин Уда, низенький, ершистый, с ухватистыми длиннопалыми руками, и слова не дал молвить прибывшим.

-Слыхал про вас от дворского. Возьму, коли велено - што делать? Но - в товары! Ступайте к товарникам.

Отвязывая коня, Кряж злился:

-Вот так поратничали! Дружиннички - при котлах да мешках с овсом. Услужил, крючок седатый! Я вот Тимофею Васильичу на нево челом стукну - он, небось, саморучно меня с-под стражи выпустил.

Рысью мимо шли пятеро всадников на вспотевших конях, серые плащи трепетали за их спинами. Николка, любуясь витязями, посмотрел в лицо переднего, и его словно толкнули в грудь - будто родич мчался мимо, но кто - он, как - его имя? Воин тоже глянул, повернул голову и осадил скакуна.

-Ты - кто? - спросил, приближаясь. - Не Гридин ли - сын?

И Николка узнал:

-Лексей?!

Тот слетел с лошади, схватил друга и стиснул.

-Никола! Николушка наш! Да ты не воскрес ли часом?

У парня хлынули слёзы, и ничего-то он не мог с собой поделать. Алёшка, отстранясь, тоже хлюпнул.

-Ты - из Звонцов, што ль?

-Не, прямо с Рязанщины. - Николка утёр глаза. - Тебя первого из наших вижу.

Варяг помрачнел, покосился на шрам, изуродовавший лицо земляка.

-Однако после поговорим. Ты - в княжеском полку?

-Да вот к боярину Уде присланы, он же велел нам в товары.

-Што-о? Какие товары? Василий Андреич сотню не может сбить, а нашего человека, куликовского ратника - в товары!

-Кто тут расшумелся? Кто это куликовца в товары запхал? - Привлечённый голосами боярин откинул полог.

-Иван Фёдорыч, это ж - человек Тупика, на Непряди рубился - как же его в товары?

-А я почём знал? На них не написано. Слова молвить не умеют - языки, што ль, отсохли? Ну, ча раззявились? В сотню!..

Николка и Кряж вскочили в сёдла.

-От бес! - ругнулся Кряж, едва отъехали. - Сам же рта раскрыть не дал. Как есть уда.

-Не в себе - он, - объяснил Алёшка. - Семья у нево - в Алексине, там теперь - Орда. А вечор прислали ему две сотни морозовских, стал он их проверять - иные копья на скаку порастеряли. Вот и гонит всех присланных в товары, штоб спытать потом.

Николка смотрел на старшего товарища детства: да в самом ли деле - перед ним Алёшка Варяг? Но ведь и тот не сразу узнал младшего односельчанина. На языке вертелся вопрос, Алёшка словно угадал, заговорил первым:

-Пождите нас у той рощицы, над ручьём. Мы ж к окольничему вестниками спешим. - Отъезжая, обернулся. - А батю твово, Николушка, схоронили мы на Куликовом поле...

III

Трубы подняли воинский лагерь на заре. Едва умылись, кто в ручье, кто росой, сотские стали скликать своих. Утро было ясное, бестуманное, отрядами сходились к середине луга. Пахнуло ладаном - перед войском явились попы с кадильницами, потом показался санный возок с хоругвями, его сопровождали верховые в тёмных рясах, на иных белые клобуки. Из саней вышел высокий человек в рогатой митре и парчовой ризе. Утренние лучи вспыхнули, заиграли голубыми, синими, малиновыми и белыми искрами в сапфирах, алмазах и яхонтах митрополичьего убранства.

-Гляди-ко, целый клир тут, и святитель!

-Удостоил нас, грешных.

-А это - кто, важный, рядом с ним?

-Игумен Фёдор, духовник государя.

-А тот, с богатырским посохом?

-Архимандрит Спасского Симеон...

Запела труба, митрополичья стража в чёрных плащах, чёрных панцирях и блестящих чернёных шишаках поскакала на крыло войска. По рядам полетели голоса: "К молитве!" - и ратники опускались на колени лицом в сторону восхода. Галопом примчались воеводы, спешились рядом со святыми отцами. Два попа развернули складень с изображением Спаса, перед владыкой поставили аналой с книгами, сосудами и кропилом. Заутреню служил митрополит, и даже в задних рядах стоящего полукольцом войска слышался его голос.

Николка, ещё не переживший горькой вести, кланялся и повторял молитвы, всё время представляя, что отец смотрит на него с Горних Высей. И всё же среди воевод он рассмотрел великого князя, окольничего и Боброка-Волынского. Там же находился и Уда. Его соседа в нарядном, небесного цвета кафтане с золотым шитьём он не знал, но о нём Кряж спросил Варяга, и тот ответил:

-Боярин Морозов, из спальников, но живёт своим домом. Говорят, в конюшие выбивается - не дай Бог. А вон тот маленький, в рыжем кафтане - заглавный для нас человек, дьяк Внук.

-Почто же заглавный? - удивился Кряж.

-Вот как поистратишься, аль в кости проиграешься - ему челом стукни. Токо словом не смей заикаться, што прогулялся, аль проигрался. А нужда заест - проси: пожурит и выручит.

-Он што, казной заведует?

-Он всем заведует. Дьяк государя. Умён - страсть.

-Молитеся, лешие, неча шептаться, - оглянулся на соседей Додон. - Владыко служит!..

Вскоре после заутрени Николку вызвали в палатку начальника сотни. Тупик кивнул новому ратнику, указал на невысокого человека в рыжем кафтане:

-Вот дьяк по твою душу, Никола.

Парень узнал человека из свиты государя. Всемогущий Внук!

-Этот? - Глаза дьяка обежали фигуру парня, как бы запоминая. - Ничего, обносится - годится и в дружину, коли в первом бою не струсит.

-Он уже не струсил. Шрам-то на Куликовом поле заработал.

-Тогда и говорить неча. Считать умеешь? Считай. - Он достал из-под полы и протянул Николке холщовый кошель. Тот взял с недоумением: зачем Внуку таким способом проверять грамотность нового дружинника? Не собираются ли его снова отправить в товары? В кошельке было двадцать серебряных денег московской чеканки с изображением петуха на фоне встающего солнца.

-Правильно, - сказал Внук. - Молодец. С первым жалованием государским тебя, ратник.

-Эт - мне?.. За што? - Николка растерялся: в его руках было состояние зажиточного крестьянина.

-За службу. - Худое лицо дьяка посерело. - Вести, привезённые тобой, подтвердили сакмагоны. Хан уже - на Оке. Но ты дал нам целый день - для смотра... Ну, так служи, ратник, государю не хуже прежнего. Ты же, Василий Андреич, объяви всей сотне о сём пожаловании.

-А Кряж? - вырвалось у Николки.