Рыбаки уже начали выволакивать на берег хвостуши. Струя забивала рыбу в узкую часть прутяной снасти, и хоть горловина и была широка, у мелкой и средней рыбы не хватало силы выброситься из ловушки. Почти каждая хвостуша была набита до середины, в иных, попавших в удачную струю, рыба торчала хвостами наружу, билась и выскакивала, когда горловину приподнимали над водой. Мужики опорожняли верши на лужайку и спешили поставить снова.

Адам скинул кафтан, пошёл в воду. Рыбаки притихли, следя за ним. Адам скрылся с головой, вынырнул, стоя боком к струе, обеими руками приподнял снасть. Громадный косой хвост стегнул по воде, подняв брызги, несколько рыбин выскочило из горловины, Адам приподнял хвостушу повыше, пошёл к берегу, держа наискось течения, а хвост молотил его по лицу и плечам.

-Никак, осетришша!

-Хоть бы за верёвку держался, бес!

Вавила вошёл в воду, встретил Адама, помог. Улов вытряхнули подальше от воды. Мужики ошиблись: не осётр попал в снасть, а пудовая стерлядь, раздувшаяся от икры. Было в хвостуше ещё несколько стерлядок и две белорыбицы.

-Купцу и тут - счастье.

-Андрюха, отбери стерлядок да белорыбиц, - попросил Адам, - пошлю князю, небось, пруд-то - ево. А эту, большую, порубить и - в котёл. Икру - в горшок, присолим - твому брату на поправку.

На плотине стояло несколько женщин, издали следя за рыбаками.

-Вдовушки из Напрудского, - сказал кто-то.

-Андрейка, сбегай, позови, - велел Адам. - Вы, мужики, наденьте портки, а то не спустятся.

-Всю Москву не одаришь, - сказал тот же сухонький мужичок.

-Тебя дарить не заставляют, - отрезал Вавила.

Женщины сошли с плотины, пряча под телогреями холщовые сумки. Адам указал им груду своей рыбы.

-Мелочи оставьте фунта два - для навару, остальное - поровну.

Отдал свой улов и другой ополченец. Разобрав рыбу, женщины заспешили в деревню. А на плотине появились другие. Адам с досадой крякнул, посмотрев на оставшуюся мелочь. И тогда мужики стали махать: "Спускайтесь!"

Скоро у костра снова бились, распрыгиваясь, груды слитков, разевали пасти щуки, засыпали на воздухе стерлядки и белорыбицы, окуни, трепеща, норовили доскочить до воды, смотрели в небо два судака. Адам колдовал над котлом, закладывая в отвар коренья и куски порубленной стерляди. За ухой, наслышанный о мытарствах Вавилы - слободки оружейников и суконников соседствовали, - он спросил: нашёл ли тот кого-нибудь из своих родичей?

-Мать с отцом уже померли, старший брат с сестрой - живы, там же, в Коломне, семьи - у них, дети растут. А младший в княжеской дружине был, ещё на Воже погиб. Порадовались мы друг на дружку да об усопших поплакали. Вдову убитого брата с двумя мальцами я и взял за себя, прошлым летом привёз сюда.

-Ты бы порассказал нам чего, Вавила, о заморских краях.

-Лучше мы вон странников послушаем. - Вавила указал на двух путников, спускающихся к берегу. Те сняли шапки.

-С уловом вас, рыбари, - заговорил старший, подслеповатый дедок с сединой в бородёнке, одетый в потёртую овчину и войлочную шапку. Его спутник был моложе, крепче телом, круглолицый, с бегающими тёмными глазками.

-Откуда идёте, странники? - спросил Адам.

-От Белоозера, родимый, идём - Господа славим.

-Эко, таскает вас нелёгкая в самое распутье. Ладно, садитесь к котлу, щербы похлебайте с нами, да не обессудьте - хлеба не припасли.

-Хвала Господу, хлебушко свой едим. - Странники перекрестились, старший достал из котомки ложки и два сухаря. Присели на свободное место, стали хлебать из котла. Старший мочил сухарь в ложке, жевал дёснами, с хлипом запивал наваром и похваливал уху. Младший ел размеренно и отрешённо, насыщаясь. Взгляд, уставленный в котёл, перестал бегать.

-Слыхали, православные, чего учинилось в Новогороде Великом? - спросил старик.

-А што - такое? - мужики, ожидавшие, когда пришлецы утолят голод и начнут рассказывать, насторожились.

-В прошлом годе новгородцы начали ставить церкву каменну, во славу святого Дмитрия.

-Знаем, - сказал Адам. - В честь победы Куликовской - та церковь, Москве и государю нашему во славу.

-Ох, грехи человеческие, ох, гордыня людская! Во славу Господа и святых от века ставились храмы. Побили Орду Божьим промыслом, и стали иные государи заноситься, Господа забыли, чинят утеснения соседям, свою волю им навязывают, царей поносят. А Бог-то, Он всё видит, и Его кара всюду настигнет. Согрешили мы ныне - грозное остережение не замедлило. Храм-то в Новогороде скоро поставили, архиепископ освятил его. А едва удалился владыко - рухнул тот храм, рассыпавшись на кирпичики, и народу подавлено - страсть!

В глазах слушателей явился ужас.

-Врёшь! - выдохнул Адам.

-Вот те крест, родимый!

-Истинно - так! - молодой тоже начал креститься.

-Эгей, ратнички! Так-то вы, окаянные, подсобляете мельнику? - Мужики повскакали. На плотине стояли верхами Олекса, Тупик и дворский боярин великого князя с дружинниками.

-Да уж пособили! - крикнул Адам. - Вода вешняк отворила, а мы дно укрепили - устоит плотина.

Дворский поговорил с прибежавшим мельником, всадники съехали к реке по откосу.

-Дух-то от щербы! - дворский потянул носом.

Афонька бросился ополаскивать деревянные чашки, начерпал из непочатого котла, стал угощать начальников. Алёшка с Микулой, достав ложки, пристроились к котлу. Поглядывая на склонившееся к закату солнце, Варяг попросил:

-Василь Ондреич, дозволь нам с Микулой остаться - рыбы привезём хозяйкам.

-Эге, - удивился дворский, - вы, никак, и красной рыбки схватили? Ай, ты с собой привёз, купец?

-Вона, боярин, мешок со стерлядкой да белорыбицей, для государя отложен.

-Ишь ты, значитца, жилая стерлядь в прудах держится.

-Может, и не жилая. Запруды каждый год спускают. Вот вода приспадёт, ослабнет - она и проскочит вверх.

-Чего за рыбу-то просишь?

-Да ничего, боярин. Кланяюсь государю этим мешочком.

-Знаю вас, бесов. - Боярин погрозил пальцем, отхлёбывая уху из чашки. - При случае ведь напомнишь.

-Да коли случай выпадет, как без того, Микита Петрович?

Запив жирный кусок стерляди остатками ухи, боярин встал с бревна, велел навьючить рыбу на одну из лошадей.

-А ты, купец-молодец, коли улов останется, приноси поутру на двор князя. Меня назовёшь - чай, пропустят. Всю возьму, какая будет, и цену хорошую дам.

-Не мёрз, не мок, а поймал мешок, - бросил вслед отъехавшим кто-то из рыбаков.

-На то боярин. Да не бойсь, купец внакладе не останется.

Адам отыскал глазами Алёшку с Микулой.

-Што, витязи, не боитесь холодной водички? Хвостуши, поди, уж полнёхоньки, мне одному не управиться. Рыбу - пополам. Андрейка, ступай к мельнику, пусть отдаст все верши, какие есть. В обиде не оставим - потемну самый улов.

Микула начал стягивать кафтан. Раздевался и Алёшка. Адам спохватился:

-Постойте, а где же - странники-то?

-Какие странники? - спросил Алёшка.

-Да подходили тут к нам на ушицу двое, с Белоозера. Недобрую весть принесли, а выспросить мы не успели.

-Што за весть? - насторожился Микула, но Адам уже вступил в воду, и расспросы пришлось отложить.

...Москва была взбудоражена новым слухом. Теперь недавнее явление хвостатой звезды связывали с саморазрушением церкви, воздвигнутой в память победы на Дону, - значит, небесное знамение всё же обращено к Москве? А церкви к добру не разваливаются. У рябой бабы в Загорье корова отелилась трёхногим телком, и людей охватил ужас. Телёнка утопили, но в тот же день у соседки рябая курица запела петухом, а рыжий петух снёс яичко, и слухи стали плодиться. Сначала многие видели - ночью на трубах печей плясал огненный бес, а потом беса обнаружили в амбаре купца Брюханова. Всю ночь сидельники, вооружась дубьём, стерегли запертую дверь, дрожа от холода и звуков, сотрясающих стены амбара. Когда же утром отпёрли дверь, нашли там похмельного водовоза Гришку Бычару. Он помнил лишь, что намедни был у кума на крестинах, но каким образом бес похитил его и подбросил в амбар заместо себя, сказать не мог. Кто-то видел, как над стеной Кремля извивался летучий огненный змей, кто-то слышал, как в полночь на реке рыдали водяные девки, лесорубы поймали в подмосковном бору дикого мужика, били его и повели топить, уверясь, что это он сосёт и портит коров, да встречные опознали в нём немого парня из Митина Починка, промышляющего липовым лыком. Много было в ту весну всякого. По приказу окольничего московские стражники хватали в корчмах и на церковных папертях подозрительных говорунов, но те двое странников, принёсших весть о разрушении церкви, как в воду канули.