Он слышал её голос. Она кричала, звала его на помощь, но.. разве он может помочь? Хоть он и говорил, что всегда защитит, и сестру, и мать, однако сделать это оказалось гораздо труднее, чем сказать. От собственной беспомощности у него на глазах накатились слёзы. Спортивный мужчина прижал Каташи к полу, тем самым останавливая любые его поползновения. Его мерзкое хихиканье, которое мальчик слышал, лёжа обездвижено на полу, вызывало в нём неповторимую волну страха и… гнева?

Да. Впервые он испытал нечто подобное. Гнев. Боль. Обида. Беспомощность. Страх. Всё смешалось.

Мальчик собственными глазами видел, как его милую сестру-близнеца ударили по лицу из-за того, что та сопротивлялась, он видел её слёзы. Каташи не любил видеть её плачущую. Он всегда старался заставить её улыбаться. Именно поэтому, когда тот тридцатилетний толстый мужик насиловал Лилу на их семейном диване в гостиной прямо на его глазах, он из последних сил скривил своё лицо в жалобной, уродской улыбке, но такой искренней, прощальной.

Он хотел облегчить её участь, пусть и столь незначительной вещью, ведь на большее в тот момент он был тогда не способен.

“Господи, даруй ей облегченье.” – подумал мальчик, глядя на несчастное, искалеченное тело сестры, – “Заставь её вновь улыбнуться.”

Он видел её затуманенные отчаяньем, пустые глаза, слышал болезненные крики, шкрябанье ногтей. Она сопротивлялась не долго. Да и разве много нужно, чтобы убить остатки воли в пятилетнем ребёнке?

Тот толстый мужик ухмыльнулся, застёгивая свою ширинку и стирая невинно пролитую кровь его сестры со своих бежевых шорт.

- Ничего не бойся, Лила, - прошептал одними лишь губами Каташи, глядя в глаза его уже давно обессиленной “второй половинки” (имеется ввиду половинки души, ведь близнецы делят одну душу). Он видел, как над её шеей занесли нож для рокового удара. Нет ничего ужаснее, чем ожидать смерти самого дорогого в жизни человека, – Наше время придёт в следующей жизни. Закрой глаза. Так тебе не будет страшно.

Перед тем, как умереть, она ему в последний раз подарила измученную жизнью улыбку.

Ей отрубили голову столовым топориком, предназначенным для рубки мяса. Она так и не закрыла глаза, продолжая до последнего смотреть на свою “вторую половину.”

“Мы с Лилой делили одну душу. После её смерти моя душа разделилась. Её разорвали на две части, одну из которых сожгли. Я стал неполноценным, пустым без неё. Неживым.”

- ААА!!!! – отчаянный крик. Каташи впервые сумел, хоть что-то сказать за этот вечер, но, увы, уже было слишком поздно. Вся его семья была уже убита. Он осознал, что отныне одинок. Та пустота, которая разъедала его душу изнутри с того самого момента, грызла все его внутренности, будто прожигала раскалённым железом.

Наше время:

Я зажмурился от яркого света, пытаясь скрыть от друзей, проявившуюся в уголке глаза, слезинку. Блин, я опять вспомнил тот день. Как же давно я не плакал? Не помню.

В тот самый вечер, когда я лишился всех дорогих мне людей, в один определённый момент я буквально освирепел. Взбесившись, я кое-как вырвался из захвата одного из преступников, после чего схватил, рядом лежащий в луже крови моего отца, нож и накинулся на своих врагов. Я хотел их выпотрошить, как рыбу, отрубить те поганые руки, которые перерезали горло моей матери, вырвать те ноги, которые избили моего отца до смерти и тот член, который изнасиловал мою обожаемую сестру. В тот момент я плохо помню, что происходило. Наверное, я находился в шоке, но я нисколько не жалел, не сдерживал себя, не пытался остановиться. Перед моими глазами всплывали лица моей семьи, которая была полностью вырезана всего за одну ночь. Их мелькающие в сознании лица постоянно теребили мне душу, заставляли страдать, переживая ту ночь снова и снова, каждый раз, когда мои глаза смыкались.

Когда я пришёл в себя, то только тогда я осознал, что те двое мужчин уже мертвы. Я исколол их ножом, буквально превратил в два куска бесполезного мяса. Это было уже сплошное месиво, не человек. Я убил каждого из них по одному.

Я и сам толком в тот момент не понимал, что творю. Мне было всё равно, что им больно, наоборот я хотел, чтобы они страдали в три раза сильнее, чем мои родители и Лила. Я должен был превратить их жизнь в ничто. Так же, как и они превратили мою в пепел.

Я провёл в той квартире два дня и две ночи, забившись в угол кухни. Всё это время я не смыкал глаза, ни ел, ни пил, лишь смотрел на трупы семьи и тех, кто уже заплатил за их смерть. Однако, даже видя их разлагающиеся тела, мне не становилось легче, только хуже. Тела моих родителей, сестры гнили у меня на глазах. Только на второй день я сумел набраться храбрости, чтобы признать то, что они погибли. В ту же секунду, когда я это сделал, в нос ударил зловонный трупный запах, который прежде я не ощущал и не желал замечать.

“Они действительно все мертвы.” – подумал я в ту секунду. Через некоторое время дверь моего дома распахнулась, а внутрь вошли трое незнакомых мне мужчин. Тогда я впервые встретил Токеевцев. Это был один из их отрядов.

Все трое были в чёрной форме, больше напоминающей военную, лакированные ботинки, кепки и повязки, закрывающие их лицо помимо глаз. На их пиджаках был прикреплён знак с номером бригады “11”.

Когда меня нашли среди груды тел, на их лицах была тень удивления, – Малец, это ты сделал? – спросил один из них. Я без сожалений кивнул в ответ. Уж кому-кому, но мне не стыдно за свой поступок. Они заслужили смерть.

Кто бы мог подумать, что пятилетний мальчик сумеет убить двух мужчин, пусть и в состоянии аффекта. Как оказалось, те двое преступников уже больше года, как были приговорены к смертной казни и, разумеется, столько же их разыскивал Токкей. Они оказались ещё теми подонками. После, я узнал о том, что те двое убили больше тринадцати человек. Однако, даже это не сняло с меня вины. За содеянное, мне пришлось расплатиться с лихвой.

Я убил двух человек пусть и преступников, но, тем не менее, на тот момент в Японии подобные действия считались очень жестоким преступлением. Ведь проводить казнь разрешалось лишь Токеевцам, лишь они обладают такой властью. Поэтому я тоже стал преступником с той ночи. На меня даже дело завели, был суд и меня осудили. Признали виновным. В пять лет я уже стал преступником.

Верно, я осуждённый под номером 2304 дробь 15. Однако, учитывая мой несостоятельный возраст, меня не приговорили тогда к смерти и не казнили. Я был ещё совсем ребёнком, хоть и прекрасно осознавал, что тогда делал. Дело закрыли, и я стал работать на них. Их работа вызывала у меня уважение, к тому же, убивая преступников, мне становилось легче, и я забывал про свою душевную боль, терзающую меня изнутри.

Я поступил в специальную школу, где обучают сотрудников Токкей. Она была чем-то наподобие интерната, поэтому проблемы с жильём у меня не было. Я жил в специально отведённом общежитии. В той школе я проучился долгих пять лет, после чего выпустился. Я был лучшим выпускником в тот год. У меня были самые лучшие оценки. Там я занялся фехтованием, увлёкся кендо, научился хорошо стрелять из пистолета, но больше всего я отличился в рукопашке.

В рукопашном бою к концу обучения мне не было равных в целой Японии. Я годами нарабатывал опыт и определённые навыки. Стирал ежедневно кулаки в кровь. И я даже сумел стать чемпионом Японии по кендо, дзюдо и карате. Я подавал большие надежды. Именно за эти успехи меня и определили в первую бригаду после окончания обучения. Для любого, кто служит в Токкей, это огромная честь.

На тот момент в первой бригаде был всего один человек – Танабэ Аи. Тогда я с ним и познакомился, а вот Иу присоединился к нам лишь через три года. До того момента мы работали только вдвоём. Поначалу мы не ладили, он постоянно кричал, что хочет работать один и напарник ему вовсе и не нужен, но потом всё постепенно стало меняться. Он стал мне, словно старший брат. Я к нему очень привязался. Теперь у меня нет никого ближе и дороже, чем Аи.

О моём прошлом и том, что я на самом деле преступник, знают не многие, даже Иу не в курсе. Лишь капитан Танабэ, мой начальник и ещё пару людей из Министерства знают правду. Ну, мне и этого достаточно. Не хочется трепать о нечто подобном кому-попало. Все личные дела Токкеевцев засекречены, поэтому настоящих документов касательно моего прошлого нельзя найти в общем доступе. Всё скрыто под грифом секретности. Вместо этого у меня появились новые документы. Так сказать, легенда придуманная правительством. Это помогает нам хорошо скрываться среди простых людей.