Веселый курносый Заварзин, щелкнув пальцем по своему горлу, спросил у помощника капитана:

— Вовик, не хочешь?

— Еще чего! — грубо отозвался Ведерников. — Ты не забывай, что пришел на судно, а не в пивнушку!

— Ладно, Вовик, ты это… не кипи! — Заварзин суетливо замахал руками, вскинул виновато колоски бровей. В общем-то рефрижераторщик был добродушным и толковым парнем. Портила его одна черта: не умел отказаться, когда затевалась выпивка.

— И что вы, парни, никак остановиться не можете! — неприязненно продолжал Ведерников. — Аж смотреть на вас противно!..

— Дак делать нечего, — развел руками Заварзин. — Вот стоим, ждем разгрузки… Что ж нам, самообразованием заниматься, кругозор расширять? Дак учебников нет, вот беда!

— Деньги у вас лишние, вот в чем беда, — сурово сказал Ведерников, не оценивший заварзинского юмора. — Были бы семейными людьми — не разбрасывались бы червонцами.

— А что, я в самом деле за деньги не переживаю, — охотно откликнулся Заварзин. — И такое мне по душе!

— Ты лучше бы женился, пока еще на человека похож.

Заварзин незлобиво улыбнулся.

— Ну даешь. Вовик! Жениться — это-ведь только присказка. А уж потом и сказка потянется: то надо, это… В общем, против течения придется всю жизнь. Взять хотя бы квартиру. Пока добьешься — раньше срока облысеешь!.. А так вот, на Реке, холостяком — красота!.. Несет тебя времечко куда-то — ну и черт с ним!

— А где Женька? — тараща черные дурные глаза, спросил стропальщик.

— Уздечкин, что ли?

— Женька Филин. Капитан.

— Филин же на «Стриже», — напомнил ему Заварзин. — А здесь «Ласточка», здесь Кирька Дорофеев командует.

— А, Кирюха! Это тоже мой кореш! Нормальный мужик Кирюха!

— Кирька, он по Реке, точно по проспекту, гуляет, — похвалил, очнувшись, Сладков. — А вот Свальную шиверу все равно боится!

— Кто? Дорофеев? — обернулся к нему задетый Заварзин. — Ничего он не боится, брось ты хреновину пороть!

— Они с Чепуровым в прошлом году в Свальной пробились. Вот и боится, — не уступал Сладков. — Он сам мне говорил: «Боюсь ее, стерву!»

— А я тебе говорю, ни черта он не боится! Кирька самый лихой капитан в отряде, хоть и молодой, — горячился Заварзин. — А Свальную он это… просто уважает!

Ведерникову уже порядком надоела болтовня гостей, и, будь он капитаном, давно бы выставил их из рубки и вообще прогнал бы с теплохода. Но он был только помощником капитана, а баржевики — шкипер и рефрижераторщик — не были на теплоходе совершенно посторонними и к тому же по званию вроде бы стояли на одном уровне с Ведерниковым.

И вдруг внимание Ведерникова отвлекла коврига, которая медленно вылезла из-за волнистой линии сопок на правом берегу. Разрастаясь, туча быстро закрыла все небо. Налетел ледяной ветер. Река сразу померкла, стала пыльно-серой и взбугрилась крупными волнами, на верхушках которых зашипели пенные барашки.

Теплоход закачался, застучал причальным брусом о гулкий корпус баржи. Стало так холодно, что Заварзин, стоявший у распахнутой двери рубки, торопливо захлопнул ее, и в этот момент лобовое стекло покрылось оспинами. Хлестнул, быстро густея, дождь. Вот уже по стеклу побежали ручейки, а железная крыша рубки стала как бы сковородой с кипящим на ней маслом. И вскоре сквозь шипенье прорезался сухой дробный треск, на палубе запрыгали прозрачно-белесые градины величиной с копейку.

Ведерников выбежал из рубки, чтобы закрыть люк в машинное отделение. Вернулся он совершенно мокрый, продрогший, с побелевшими губами.

— Вот дает погодка! — возбужденно воскликнул он.

— Нам-то полгоря, зато на острове сейчас — ого-го! — сказал, зябко передернув плечами, Заварзин.

— Тама и укрыться негде, — вспомнил Сладков.

— А Леха ждать не станет! — уверенно заявил стропальщик Мишка. — Я Леху знаю, он сейчас придет!

— В такую бурю? — усомнился Сладков.

— Придет! — настаивал стропальщик.

— Конечно, если он такой же дуролом, как ты…

— Сам ты дуролом, — оборвал Сладкова Мишка. — А Леха мой кореш. Во, слышите, мотор!

Все прислушались. Метался, стонал ветер, громыхали бока баржи, и никакой треск мотора не мог пробиться сквозь массу звуков взбушевавшейся стихии.

— Это только спьяну можно услышать! — едко улыбнулся Сладков.

— Тогда идти надо, выручать ребят! — заявил Мишка. — Ты… как тебя? капитан, заводи свою шаланду!

— Не тыкай! — зло выговорил Ведерников. — Шли бы вы все отсюда. Здесь судно, а не пивнушка!

— Вовик, он дело предлагает, — озабоченно, трезвым голосом поддержал Заварзин. — Леха ведь давно ушел, уже десять раз мог бы вернуться. Вдруг что стряслось? Он же под этим делом был. — Заварзин привычно щелкнул пальцем по горлу.

— Вам же говоришь, а вы не понимаете! — вырвалось у Ведерникова.

— Правда, Вовка, заводи! — пугливо сказал Сладков.

— Без вас знаю, что мне делать! — все более раскаляясь, ответил Ведерников. — Расходитесь из рубки, здесь посторонним нельзя!

— Ты мотор только запусти, я сам поведу! — И Мишка ринулся к штурвальному колесу.

— А ну назад! — взбешенно гаркнул Ведерников. — Тоже мне, рулевой объявился! Немедленно уходите все отсюда!

— Дай хоть бурю переждать, — попросил Заварзин.

Гости отступили, сгрудились на обитом дерматином сиденье, которое было люком, прикрывавшим ход на камбуз.

— Будь же мужиком, капитан! — подал снова голос Мишка. — Надо же выручать ребят.

— Сидеть смирно! — приказал Ведерников, сам дивясь разгоряченности своего крика. — Если кто хоть пошевельнется — выкину за борт!

Он бросился в машинное отделение, привычными, экономными движениями запустил дизель. Тот взялся сразу и тонко запел топливным насосом, а потом взревел, радуя Ведерникова послушностью, которой он добился, отдавая возне с двигателем почти каждый свободный час. Ведерников вернулся в ходовую рубку, где тихо, с серьезными лицами сидели гости.

Волны подкидывали теплоход, мощно ударяя в его залатанный, с проступавшими, как ребра на худой кошке, шпангоутами корпус.

— Держи правее, Вовик! — посоветовал Мишка.

— Сидеть смирно! — властно сказал Ведерников.

До острова было рукой подать. Как ни налетал, ни злобствовал ветер, он не мог одолеть маневренный, с хорошо отрегулированным двигателем теплоход. «Ласточка» уверенно обогнула косу, приблизилась к острову. Ведерников и его спутники заметили людей, сбившихся на песчаной прибрежной полосе, и рядом с ними вытянутую из воды алюминиевую лодку. Люди зашевелились, двое стали толкать лодку обратно к воде. На Бурмине мокро блестели сапоги с поднятыми до бедер голенищами, на голове Уздечкина смешно топорщился полиэтиленовый колпак. И виден был Карнаухов, завернувшийся в мокрый полушубок, а рядом с ним четверо ребятишек, сгорбившихся, натянувших на кулаки рукава рубашек и свитеров.

Когда лодка была уже на воде, Бурнин загнал в нее ребятишек и на веслах пошел к теплоходу, остановившемуся метрах в двадцати от берега. Самый старший из ребятишек, пока лодка приближалась к теплоходу, все время вычерпывал из нее воду.

Скоро мокрые, продрогшие, жалкие мальчишки вошли в рубку. Ведерников, ни о чем не расспрашивая, отправил их вниз, в кубрик, отогреваться. Сделав еще рейс к берегу, Бурнин привез кока, а Карнаухов, пряча голову в поднятом воротнике полушубка, остался на острове.

— В чем дело? — спросил Ведерников Уздечкина.

— Да он сетку решил сторожить. В шубе, говорит, терпеть можно.

— Так надо было вытащить сетку!

— А на чем? — И Уздечкин скосил насмешливый взгляд на Бурнина.

— На топляк наскочил, пала! — хмуро объяснил Бурнин. — Заклепки отошли, понял. Ладно еще, близко от берега, добрался кое-как…

Ведерников, чтобы не расстраиваться, отвернулся.

— Шкетов-то где набрали? — спросил Заварзин.

— На острове были. Они ялик не привязали, понял, его и унесло, когда ветер разыгрался.

Скоро вернулись на стоянку, причалили к барже и выпустили пассажиров на берег. Мальчишки, еще не пришедшие в себя после пережитого страха, вежливо поблагодарили. Когда они выбрались на причал и пошли гуськом, молчаливые, серьезные, Ведерников не сдержал улыбки, заметив неуклюжую поступь последнего, самого маленького, в вязаном картузике. Он шагал на полусогнутых ногах, потому что второпях сунул ноги в нерасшнурованные ботинки и подмятые их задники поднимали ступни, точно высокие каблуки.