С болью, ставшей привычной, Вася вспомнил Ларису, с которой не встречался уже четыре дня. Сейчас он представил Ларису на своем месте здесь, в лаборатории, и как бы ее глазами посмотрел на Олега. Он не мог не признать, что Олег был хорош в эту минуту. По-человечески красив — отрицать это было бы просто не честно. А еще Вася подумал, что именно такую вот неукротимость не обнаружила в нем самом Лариса.
— Олег, вот ты как считаешь — Лариса — красивая?
— Что за вопрос! На уровне мировых стандартов.
— А ты захотел бы с ней встречаться?
— Опять ты про белого бычка!.. Мне и без твоей Ларисы проблем хватает. Впрочем… Вот если бы она достала импульсный трансформатор — тогда другое дело!
— Ха-ха-ха, — вяло засмеялся Вася. — Она же с филфака… Слушай, Олег, а вдруг она напишет тебе письмо: так и так, люблю, жить без тебя не могу и прочее в том же духе… Она еще не писала тебе об этом?
— Ты про кого?
— Да все про Ларису…
— Шел бы ты вместе со своей Ларисой!.. Ну-ка, помогай давай. Я буду перепаивать концы, а ты сними кожух. Только винты не теряй, это «тройки», дефицит…
Ходил Вася с Ларисой. В походы ходил, в библиотеку, на концерты в Театр эстрады. Там и поссорились из-за красавца-певца, солиста мюзик-холла. Типичный счастливчик!.. Вася назвал его пошляком. В самом деле, держался певец уж слишком раскованно, и лицо у него было фатоватое — наглое, тупое. Лариса оцепенела. Сидела не шелохнувшись до антракта. А потом высказала Васе все.
«Да, он счастливый человек! — чеканила она. — Потому что талантлив. Да, он поет за деньги! Но его слушают, нормальные люди им восхищаются. А что такое ты? Что даешь ты людям? Ничего! Ты ведь ничего не умеешь и потому все время злишься. Злишься на Олега за то, что он живой, интересный парень, злишься на однокурсников, злишься на весь свет: все не так, все плохо, везде грубость, жестокость, пошлость… Ангел в грешном мире! Только я-то тебя, слава богу, поняла. Ты такой же, как все… Даже хуже! Ты просто завистник. Завистливый неудачник, вот ты кто! А умные слова, недовольство, презрительный тон — всего лишь маскировка. Прости меня, Вася, я женщина, а не философ. Мне с тобой — ужасно скучно!»
«Одиночество — удел умного человека, — думал Вася, откручивая отверткой маленькие винтики по краям кожуха. — В принципе я к этому готов. Но неужели я действительно кажусь окружающим таким ничтожеством?.. Неудачник! Ну и пусть. Неудачники — тоже люди, тоже жить хотят. Вот Олег — счастливчик. Интересный, живой… Только я ведь умнее его, это же ясно, как день. Я прочитал больше. Я столько передумал! Просто я еще не нашел свою точку приложения сил. Что в этом мире — мое? Ведь должно же быть что-то мое!..»
…Мерно стучал насос, откачивая воздух из маленькой, похожей на саксофон, корниловской трубки. Олег, словно шофер, лежал на полу под своей установкой и гремел там отверткой. Часы на стене показывали уже половину пятого. Вася задремал.
— Ну, вот, теперь все, — громко сказал Олег. Вася встрепенулся, вскочил со стула. Олег растер ладонями лицо. Зрачки у Олега были расширившимися — как у человека, впервые решившегося прыгнуть с самого верха вышки бассейна. Он сделал глубокий вдох.
— Ну, как говорил Юра Гагарин, па-аехали! — И Олег включил рубильник.
Отростки трубки заалели, потом вся она наполнилась ровным заревым светом. Олег впился взглядом в измеритель выходной мощности. Однако стрелка прибора была мертва. На сером лице Олега показалась обида. Как у ребенка, нашедшего в обертке щепочку вместо конфеты.
— Ну, как, есть что-нибудь? — спросил Вася.
Олег тряхнул головой.
— Нет… Опять нет!
И закричал:
— Почему же нет? Ведь должен быть луч, я сон видел! Труба, Корнилов с трубой, грязная труба… Вась, почему?
— Я-то откуда знаю, — растерянно произнес Вася. — По мне, что лазер, что кофеварка… Ты только не психуй. Может, еще что надо включить?
— Нет! — Олег схватил Васю за лацканы пиджака и встряхнул. — Нет!.. Я другое сделаю. Я сейчас разнесу его вдребезги, на молекулы разнесу! Я устал, Дьячок!.. Я больше не могу, ты понимаешь?
Он смотрел в глаза Васи страшными черными глазами и повторял:
— Понимаешь? Ты понимаешь или нет?
Вася обнял Олега за плечи и усадил на стул.
— На, покури… Я сейчас воды принесу.
Олег чуть не выронил сигарету. Вася побежал к столу, принес графин с водой. Пока Олег медленно, принужденно пил, он подстраховывал ладонью стакан. Поднес к его сигарете зажженную спичку…
Сейчас Вася готов был сделать для Олега все. Не было на душе того тяжелого камня — спрессованного чувства обиды, которое он столько носил в себе. Впервые не было. Была легкость, ощущение свободы, был такой порыв, что мог бы взять Олега на руки, носить и, качая, как ребенка, утешать, успокаивать.
— Ты корифей, Олег! Ты настоящий гений! Такую махину сотворил! Куда там Корнилову!.. Ты не торопись, Олежка. Отдохни малость, отвлекись. Вот в театрах давно не был. Что же ты забыл прежнее увлечение? Знаешь, давай-ка сходим завтра куда-нибудь… То есть сегодня. В театр прорвемся, да?
Олег молчал. Этого Вася не мог ему позволить. Он должен был во что бы то ни стало оживить друга!
— Еще одну вещь все забываю тебе сказать… Я ведь не просто так спрашивал тебя насчет Ларисы. Ты знаешь, что она заявила мне однажды? Она сказала, что уважает только таких парней, как ты, Олег, Да!.. Это она сказала, Лариса…
Вот тут Олег ожил. Он поднял голову и навел взгляд воспаленных глаз на Васю. И усмехнулся ему в лицо.
— Пошли домой, — сбившись, забормотал Вася. — Скоро уборщица появится. Увидит нас — знаешь, сколько шума будет!
— Пусть будет шум, — жестко ответил Олег. — Ты иди, раз боишься. Иди, иди…
Он включил паяльник, взял отвертку и снял экран с выпрямителя. Он стал выпаивать кремниевые диоды. Вася был ему не нужен.
…Растянувшаяся пружина потянула дверь, и та с грохотом захлопнулась. Вася пошел по гулкому институтскому коридору мимо стеклянного шкафа, в котором были выставлены спортивные трофеи, мимо доски Почета, заселенной отличниками учебы, мимо пестрой, как цыганский наряд, переполненной жизнерадостным юмором студенческой стенгазеты.
Он спустился по широкой лестнице на первый этаж и вышел к столу вахтера, где в конусе света от настольной лампы дремала пожилая женщина. Подняв голову, женщина поверх очков посмотрела на Васю.
— Доброе утро, — сказал он.
— Ты откуда взялся, парень?
— Оттуда. — Вася махнул рукой в сторону лестницы.
— Постой, как же так? У меня ведь входная дверь заперта!
— Правильно. Я уснул на лекции. Вчера. Меня забыли разбудить. Вот и проспал… Я есть хочу.
Женщина напряженно моргала, стараясь представить себе, как такое могло случиться.
— А ты, часом, не этот?.. Не вор?
— Вот мой студенческий.
Сторожиха приняла документ, стала сличать фотографию с помятым, красноглазым лицом Васи.
— Я кушать хочу, — напомнил он.
Выдвинув ящик стола, женщина достала ключи. Еще раз испытующе оглядела Васю. Поднялась и, медленно ступая отечными ногами, пошла к входной двери.
— Блаженные, право, блаженные, — ворчала она. — Ишь, гриву до плеч отрастил. А все — дите!..
Улица уже наполнилась светом, звуками, движением. Один за другим бежали по рельсам, огибая сквер перед институтом, переполненные трамваи. По мостовой мчались битком набитые автобусы и троллейбусы. Город спешил на работу.
На Васю натыкались, его обходили. Мелькали лица, блестели глаза, вспыхивали огоньки сигарет. Шли поодиночке, шагали парами, валили сплоченными компаниями. Весело, напористо, бодро шли — Вася с трудом пробивался сквозь эту живую лавину.
Дойдя до угла, он услышал негромкий, как бы подсказывающий голос:
— Купите иголки!
Возле стены углового здания стоял старик в шапке с опущенными ушами, в ветхом полупальто; его руки были опущены по швам, глаза устремлены к небу.
— Купите иголки! — так же спокойно, после небольшой паузы, посоветовал старик. На его груди были неумело нашиты замызганные полоски из плюша; в них ровными рядами, подобранные по длине, были вдеты швейные иглы.
