«Так и есть, не богиня!» — печально подумал Сергей. Сколько историй, рассказанных приятелями, слышал он про то, как, оказавшись в одном купе в поезде или рядом в кино, они знакомились с красивыми девушками и знакомство затягивалось в увлекательный роман. Сергею в этом отношении упорно не везло. Вот, казалось бы, он, этот прекрасный случай. Но, увы!..
— Ты о чем сейчас думаешь? — спросила девушка.
— Я?.. Мм… Простите, но, по-моему, это даже не скромно.
— А ты стихи пишешь?
— Бог спас.
— И не писал никогда?
— Представьте себе, — высокомерно ответил Сергей, но это было неправдой. Стихи он писал — и в школе, и потом, когда работал на заводе. Дружил он с одноклассницей Светланой Желтовой. И вдруг за ней стал ухаживать Володька Форостин, и почему-то Светлане он очень понравился. Сергею осталось изливать боль души в стихах. Одно время он даже решил поступить на литфак, чтобы стать профессиональным поэтом. Но постепенно Светлана забылась, боль в душе утихла, и послушавшись родителей, Сергей поступил в технический вуз.
— Ну что ты все манерничаешь! — воскликнула девушка. — Хочешь, я почитаю стихи?
— Свои?
— Ну что ты! У меня не получаются…
— Тогда обойдемся без стихов, ладно?
Сергей смотрел вперед, туда, где чернела голова безучастной Крали, но все же почувствовал, каким обиженным взглядом уставилась на него спутница. И в душе у него что-то виновато дрогнуло: уж очень холодно отвечал на расспросы. Но что же делать, если этой девчонке не хватает ума понять, что она ему безразлична.
— Тебя как зовут? — спросил Сергей так, как об этом спрашивают у детей.
Она не ответила. Сидела, вобрав голову в плечи, щурилась.
— Это невежливо, — сказал Сергей, постаравшись усмехнуться. — Ладно, не стоит нам ссориться. Меня Сергеем зовут.
Она промолчала. Сергею неприятно было чувствовать себя виноватым, а выходило так, будто он обидел спутницу.
Сергей отвернулся, остановил рассеянный взгляд на Крале, которая по-прежнему невозмутимо, с механической размеренностью попирала ногами дорогу, и снова услышал удары копыт о землю, увидел широкие бока и тяжелый прогиб спины лошади.
«Наверное, все это так знакомо потому, что мой батя, когда был молодым, когда жил в деревне, вот так же ночью ехал в телеге, погоняя такую же неторопливую клячонку…» — подумал Сергей.
Отец для Сергея был единственным человеком, чью жизнь он мог представить себе более или менее полностью. События этой жизни выстроились в судьбу довольно сложную, и Сергея всегда волновала мысль о том, что его появление на свет было главным событием в отцовской судьбе.
Сергей поднял голову, посмотрел на звезды. О, как мал и ничтожен — со своими двадцатью прожитыми годами, со скудным опытом своей души — был он среди этого бесконечно просторного мира!
Но заботливее самой любящей матери оберегает от тревожных, зыбких мыслей молодость. Сергей вспомнил, что не один едет в телеге.
— Та, голубая, знаешь, как называется? — спросил он у спутницы, указав пальцем на яркую звезду.
— Какая? — с интересом спросила девушка.
— Да вон… Яркая такая. Это Вега. Созвездие Лиры… Я это к тому, что ты стихами увлекаешься.
— Ой, столько раз слышала: Вега, Вега… Даже сигареты такие есть. А вон та — что за звездочка?
— Арктур… Из созвездия Волопас. Так как же тебя зовут?
— Люба… А ты все звезды знаешь?
— Да, в общем-то… Наше северное небо знаю.
— Ты, наверное, отличник?
— Нет… не получается, — признался со вздохом Сергей.
— Тогда почему астрономию знаешь?
— В школе проходили.
— Ну и что — проходили?.. Я вот, кроме Большой Медведицы, ничего не запомнила.
— В городе планетарий есть. Там показывают.
— Вот! — воскликнула Люба. — Насчет планетария ты прав. Давно собираюсь — и все забываю. Осенью обязательно посещу!
— Я считаю, это просто обязанность! — Поверив искренности голоса девушки, Сергей заговорил увлеченно. — Мы должны знать, какие звезды светят над нашей головой, какие травы растут под ногами, какие поют вокруг птицы. Ведь те же звезды, травы и птицы были до нас, когда молодыми были наши отцы, деды… Если, конечно, есть желание понять, что такое жизнь и вообще — себя понять.
— И ты все знаешь?
— Пока только звезды. До трав и птиц не дошел…
— Все-таки ты похож на отличника, — раздумчиво сказала Люба. — Ты вправду не отличник?
— Тебе-то какая разница! — огрызнулся Сергей.
— А я — двоечница, — печально призналась Люба. — Осенью надо немецкий пересдавать. Могут из института турнуть… Просто мне не везет ну, как нарочно, во всем. Даже здесь. Завхозом выбрали. А какой из меня завхоз!.. Просто я сговорчивая очень, вот беда. Совсем не умею отказывать!
Тонкая шея Любы белела между завитками волос и жестким воротом ватника. Сергею захотелось обхватить плечи девушки, ощутить губами теплоту и мягкость ее шеи.
Он с трудом остудил себя. «Все-таки нельзя так, — подумал он пугливо. — Нелогично как-то…»
Люба прервала его размышления, попросив:
— Дай подержать вожжи!
— Только не гони! — предупредил Сергей.
Она взяла в руки заскорузлые ремни, и лицо ее стало строгим и сосредоточенным. Потянула вожжи на себя. Краля удивленно взмотнула головой, зашагала быстрее. Люба еще крепче натянула вожжи. И неумело, но все же хлестко ударила ими лошадь. Копыта глухо застучали, телега загромыхала еще сильнее, а Люба продолжала хлестать Кралю.
— Сказал же: не гони! — сердито крикнул Сергей.
— Шевелись, шевелись, милая! Совсем заснула! — приговаривала Люба, задорно улыбаясь.
— Отдай вожжи!
— Не отдам!.. Н-но, но, кляча водовозная!..
Краля скакала как-то боком, тяжело разбрасывала ноги, отфыркивалась и всхрапывала. Сергей оттеснил девушку и вырвал у нее вожжи.
— Ага, испугался!
— Я не испугался. Я слово дал.
— Этой старушке?
— Хотя бы и ей. Краля — мудрая лошадь.
— А мне — наплевать!.. И вообще ты — чурбак деревянный, понятно?
— И на том спасибо, — сдержанно ответил Сергей.
— Кушайте на здоровье!..
Пробежав еще немного, Краля успокоилась, пошла шагом. Дорога тем временем выпуталась из щетинистых полей и вывела на косогор; направо внизу лежала равнина, простроченная желтыми огоньками — учебный аэродром. Оттуда взмыл к звездам и поплыл среди них сцепленными разноцветными огоньками самолет. Он двигался плавно, как восходящий в воде пузырек воздуха, и не верилось, что это за ним тянется звук, напоминавший шум жестяного листа, волочащегося по асфальту. Сделав несколько кругов, самолет стал снижаться к аэродрому. Так засидевшийся на цепи щенок, когда его отпускают погулять, почти кубарем влетает на пустырь и носится кругами, пока не выложит накопившиеся силы.
Самолет устало жужжал над длинной гирляндой сигнальных огней. Вспыхнули прожекторы подсветки, аэродром наполнился зыбким стелющимся светом, превратившись в голубоватое миражное озеро.
— Смотри, смотри!.. Что с ним? — закричала Люба.
Самолет странно покачивал крыльями, как потерявший равновесие человек.
Люба обеими руками вцепилась в локоть Сергея и прошептала:
— Он может разбиться?
Но крылья вдруг успокоились. Самолет стал набирать высоту, полетел быстрее.
— Наверное, что-нибудь не рассчитал, — изменившимся голосом произнес Сергей. — Это же курсанты тренируются. Опыта еще маловато…
— Зачем же тогда их выпускают?.. Ведь он мог разбиться!
Любин голос звучал, как у насмерть перепуганной девчонки. Эта совершенно детская интонация заставила Сергея забыть и о грубом отношении Любы к лошади, и о том, что Люба обозвала его «чурбаком», — он вдруг ощутил неизбывную, переполнившую его нежность.
Самолет сделал еще один круг среди звезд и заскользил к сияющему озеру — аэродрому. Вот он стал как бы тенью. Вот, вздрогнув, коснулся бетона. Вот побежал по полосе… В ту же минуту вырвался с аэродрома и нырнул в искрящееся небо другой самолет. А Краля, все так же спокойно покачивая головой, шагала по дороге. Все происходившее в небе было для нее безразличным.