Когда Уздечкин видел вокруг крохотного стола в кубрике дружно жующую команду и слышал одобрительные высказывания насчет борща или каши, у него теплело в груди и невольно разъезжались в улыбке губы.

Еще Уздечкин уважал свою должность за то, что на равных с капитаном обсуждал финансово-хозяйственные вопросы. Если сложные вычисления расхода и пополнения горюче-смазочных материалов Дорофеев производил вместе с механиком, то вопрос о том, где закупать хлеб или картошку, капитан решал только с коком.

Именно по такому поводу и обратился Уздечкин к капитану. Без мяса еще можно было перебиться, но без хлеба не обойтись, а запас, сделанный во Временном, был на исходе.

— В Бредихине остановимся? — спросил кок.

— Хлеб кончается? — сразу догадался капитан.

— Ну…

— О чем разговор! Конечно, станем. С Пескарем пойдешь?

— Можно и с ним…

Разогнавшись в распадках, выпутавшись из таежной глухомани, голубая, с родниковой водой речка Бредиха расплеталась перед леспромхозом на несколько рукавов и наконец вливалась в родную стихию Реки. Устье Бредихи делило село на две части: у Реки были контора леспромхоза, баня, склады, горы золотистых кряжей, приготовленных для разделки на плоты. Само же село Бредихино, старинное, большое, многолюдное, стояло на взгорье по другую сторону поймы, и добираться туда надо было по дощатым мосткам над рукавами Бредихи. Обильный, нежный запах воды мешался с пряным духом нагретой солнцем травы; прыгая с порожка на порожек, шумели потоки Бредихи; нестрашно поскрипывали под ногами лиственничные плахи мостков. Все это было так непохоже на монотонное громыхание дизеля, на удушливый запах выхлопных газов и на прокуренную тесноту теплохода! Уздечкину и Ведерникову, который почему-то надумал вместо Карнаухова отправиться за хлебом, и увязавшейся с ними Маргарите хотелось остановиться и посмотреть вокруг, подышать этим живительным ароматом, послушать ненавязчивый, ласковый гул воды. Но все трое молча и быстро шли к селу, и каждый боялся, что покажется остальным смешным и странным, если предложит остановиться.

Пока шли по мосткам к селу Бредихину, каждый из троих думал об одном и том же: какие же счастливчики бредихинские жители, если каждодневно могут любоваться, дышать и радоваться такой красотой.

В Бредихине выпекали огромные буханки пшеничного хлеба. Запах хлеба чувствовался уже в начале села, в полуверсте от магазина, и, пока трое пришельцев с Реки шагали по дощатому тротуару главной улицы, запах все усиливался, волновал все сильнее. А по доскам шли навстречу леспромхозовские мужчины в добротных сапогах, женщины, одетые по городскому, но с деревенским любопытством в глазах, тоненькие сибирские девчоночки, которых так смешили замкнутое, задумчивое лицо Ведерникова, дымчатые очки и смелая, с покачиванием бедрами походка шедшей рядом с ним Маргариты, а более всего рыжеволосый печального вида Уздечкин, шагавший последним.

С первого дня знакомства Маргарита сбивала Уздечкина с толку. Вначале ему было радостно оттого, что она хотя и старается казаться бедовой дивчиной, но тем не менее человек простой, веселый и наивный. В общем, это было как раз то, что и искал Уздечкин. Потом все его планы рухнули, потому что могучий красавец Бурнин обратил внимание на Маргариту. И завязалась между ними любовь. Уздечкин и глазом не моргнул, когда Леха, обнимая экспедитора за плечи, объявил, что останется вместо кока дежурить ночью на теплоходе, тогда еще стоявшем в Среднереченске. Уздечкин согласился, поехал спать в общежитие, но всю ночь не сомкнул глаз.

Он понимал, что должен подняться над случаем, отнестись к любви Маргариты и Бурнина как к делу житейскому. «Но почему, — терзался Уздечкин, — так весело и пошло покатилась их любовь? Ведь это же не пятки друг другу щекотать! Любовь — чувство высокое, потому что жизнетворящее. Многие силы стремятся сокрушить человечество, а любовь — это защита. И потому духовное начало в любви должно быть прежде всего!»

Ворочаясь на кровати в общежитии, Уздечкин старался уяснить себе, что же это такое — духовное начало? И уже где-то под утро решил: духовность — это как раз старание человека победить в себе скота.

Пока стояли во Временном, Маргарита опять удивила Уздечкина. Казалось бы, ну что ей эта усыхающая и вянущая на барже капуста, когда у нее Бурнин, любовь, веселые ночи на барже? А Маргарита переживала, бегала то в ОРС, то в магазин, то к портовому начальству, добивалась и не могла добиться грузчиков и транспорта. Уздечкин ждал, когда же Бурнин найдет тот простой выход из положения, который коку открылся сразу. Ведь команда «Ласточки» бездельничала, дожидаясь разгрузки. Что стоило пятерым мужикам перебросать эту капусту!

Бурнин так и не догадался. Пришлось Уздечкину подсказать свою мысль капитану. Тот поддержал кока. За полдня выгрузили всю капусту.

Тут бы Маргарите и понять наконец, кто есть Бурнин. Тем более что он уже не обращал внимания на свою сговорчивую подружку. А Маргарита заметно тосковала. И тем самым опять сбивала Уздечкина с толку…

Оба рюкзака и сумку Маргариты набили теплыми, упругими буханками. Ведерников неожиданно расщедрился и взял на компанию три бутылки болгарского сливового сока.

— По-моему, неплохо они здесь живут, — начал разговор Ведерников, когда с откупоренными бутылками уселись в тени и стали попивать сок из горлышка. — Видно, что все здесь организовано, налажено. У людей есть работа, есть хороший заработок, жилье — оттого все они спокойны, добродушны. Оттого и хлеб у них такой ароматный и вкусный!

— Да, бредихинский хлеб самый лучший на всей Реке, — с некоторым запозданием откликнулся Уздечкин, которому не передалось философски-раздумчивое состояние Ведерникова, потому что рядом сидела Маргарита.

— Здесь хипово! — поддержала она. — Идешь по досочкам, каблучки тук-тук-тук… И крыши на домах смешные. Совсем как тюбетейки, только на два номера больше головы. Почему?

— А потому что Сибирь! — уверенно ответил Ведерников. — Леса хватает, вот и не скупятся на крыши, надежно делают… А собак тут сколько, обратили внимание? И собаки-то спокойные, солидные. Зря не гавкают!

— Слушайте, мальчишки, а вы вправду хотели лосенка застрелить? — вспомнила Маргарита.

Ни Уздечкин, ни Ведерников не ответили.

«Это Леха, твой возлюбленный больше всех хотел!» — подумал Уздечкин. «Уж я бы не промазал, если бы… можно было стрелять!» — подумал Ведерников.

— Я так напугалась, когда подошли совсем близко к берегу, а он бежит и не слышит. Так жалко его было! — взволнованно говорила Маргарита, как бы заново переживая тот момент.

«А себя-то тебе не жалко?» — подумал Уздечкин.

«Поддержишь ли ты меня, кок?» — мысленно спрашивал Ведерников.

У него были основания надеяться на Уздечкина. Зимой Ведерников как-то задержался в столярной мастерской и разговорился там с тихим и скромным пареньком Женей Уздечкиным. Тот пожаловался, что хоть и называется столяром, а настоящей работы нет, все скамьи да слани приходится сколачивать. Ведерников спросил, какой у столяров заработок. Оказалось, меньше даже, чем у судового кока.

Эта мысль — пригласить Уздечкина коком на «Ласточку» — пришла внезапно. Он не верил, что Уздечкин выслушает его до конца, но тот отнесся к предложению серьезно.

— Мысль занятная, — сказал Уздечкин. — Только я почти не умею готовить.

— Живешь в общежитии? — спросил Ведерников.

— Ну…

— Значит, готовишь иногда для себя?

— Ну, готовлю.

— Вот и нам то же самое будешь стряпать!

— А вообще-то я подучусь, — обрадовался Уздечкин. — Время-то еще есть. Книги возьму в библиотеке, рецепты буду выписывать. Я же давно хочу работать на Реке, только думал, по зрению не возьмут…

Когда началась навигация и Уздечкин приступил к обязанностям, Ведерников не раз в мыслях гордился своей проницательностью — команда была довольна коком. Отмечая добросовестность Уздечкина, Ведерников считал, что, если бы все на теплоходе были такими, «Ласточка» вышла бы в число передовых.