— Я спросил: ты испробовала… ну, снадобье Жука?
— А, это, — Соня махнула рукой. — Нет, я и не пыталась.
— Не пыталась? — Алекс удивленно вскинул брови. — Ты разве не понимаешь, как это серьезно? Твоему брату нужна помощь!
— Какая помощь? Узнать, что он — упырь?
— Сколько можно ворковать, влюбленные вороны? — Кукуруза нависла над ними, грозно прищурившись.
Покрытые прыщиками физиономии мальчишек и девчонок дружно оскалили зубы и издали звуки, похожие на те, что бывают в обезьяннике во время раздачи корма.
Алекс покраснел до корней волос; у Сони же, как угольки в ночи, запылали уши.
Кукуруза попала, что называется, не в бровь, а в глаз; недаром она окончила вечерние курсы Брэтфорского межокружного университета-колонии с психологическим уклоном (БМУКПСУ).
— Сейчас мы разведем эту сладкую парочку, — задумчиво проговорила учительница, блестя глазами. — Ты, Тимпов, сядешь к Шупикович.
Децибелы противного смеха многократно возросли, словно неведомый DJ прибавил в мальчишках и девчонках громкости. Кукуруза пресекла смех, ударив линейкой по столу.
Шупикович — некрасивая, с большим горбатым носом, маленькими тусклыми глазами; при разговоре забрызгивала собеседника слюной из-за кривых зубов. Одноклассники по-дружески прозвали ее «Кикимора». Сидеть с ней рядом считалось верхом морального падения, и Шупикович была одинока от самого сотворения мира.
Но что поделаешь — у Кукурузы толстая линейка! Тимпов, не пытаясь устроить митинг протеста, пошел на свое новое место, надеясь, что ненадолго. Перед тем, как присесть, он отодвинул стул подальше от Шупикович, словно опасаясь заразы; этот жест получил у школяров полное одобрение. Ну, зачем ты так, Алекс?
— А к Маршал мы подсадим, конечно, Туппера, — объявила Кукуруза.
— Только не его, — воспротивилась Соня, уже знакомая с иерархией Ихтиандрской школы, но сделать ничего было нельзя. Верзила Туппер, цепкими лапами сграбастав с последней парты (за которой он сидел вместе с Лунатиком Рэбом бессчетное число лет) грязный свой скарб, плюхнулся на стул рядом с Соней и, вальяжно закинув ногу на ногу, ехидно ухмыльнулся. Соня искоса посмотрела на него, как на исчадие ада.
— Так будет лучше, — удовлетворенно подытожила Кукуруза, справедливо полагая, что поводов для разговоров с Туппером у Сони будет гораздо меньше, нежели с Тимповым. — Отныне будете сидеть именно так.
— Аллилуйя, — ни к селу ни к городу воскликнул Лунатик Рэб, за что немедленно схлопотал линейкой по рукам.
— Итак, на чем мы остановились? — спросила Кукуруза, поправляя соломенную свою прическу.
— На межлопаточных болях, — поспешно сказала отличница Мозггер, по-собачьи глядя в желтые глаза учительницы.
— Спасибо, Медея.
Кукуруза с надменным видом принялась рассказывать о межлопаточных болях, но никто, кроме Мозггер, ее не слушал. Ученики занимались кто чем: один, спрятавшись за спинами товарищей, спал; другой уныло рисовал в тетради загогулины и кресты. Два мальчика играли в чоки — чпоки на щелчки, и у все время проигрывающего на лбу выступило красное пятно, но он не желал сдаваться, и пятно заметно лиловело.
— Эу, — сказал вдруг Туппер, наклонившись к Соне. Скверно запахло сигаретами «Райская тяга», которые мальчишки-курильщики считают ковбойскими. — Ты только не подумай, что я к тебе клеюсь, просто интересно.
— Хорошо, не подумаю, — Соня с трудом скрывала отвращение. — Чего тебе?
— Правда, что в твоем доме призраки живут?
Соня опешила: придумал тоже — призраки!
— Неправда. Там живет только моя семья. Вообще, Туппер, не мог бы ты не приставать?
— Уж и спросить нельзя, — обиделся Туппер, и принялся писать на парте вымазанным в чернила пальцем.
Его дурацкий вопрос взволновал Соню. Она-то знала, что дурная молва, витающая над лесом, озером и ее домом совсем не выдумки суеверных жителей Ихтиандра.
Она вспомнила: глухая ночь, легкий туман у ног. «Догони ее!», «Убью!», «Только не упасть!»… Луна на кончиках длинных зубов.
Соня вздрогнула, словно ледяная рука дотронулась до её сердца. Нестерпимо захотелось поговорить с Алексом. Ну почему они не проявили осторожность и вызвали гнев Кукурузы?
Соня посмотрела на Алекса. Он сидел, делая вид, что внимательно слушает учительницу, а сам украдкой разглядывал Шупикович, как диковинного зверька. Соня и не заметила, что в душе возникло новое ощущение, до сих пор незнакомое. Хотя нечто подобное она чувствовала, когда мама уделяла Рики больше внимания, чем ей. Ревность?
«Ну, вот еще, — мысленно воскликнула девочка, негодуя на себя. — Очень он нужен мне, этот Тимпов!»
А рука ее тем временем вырвала из тетради чистый лист. Загородившись локтем от любопытных глаз Туппера, Соня что-то написала на листе и, свернув его в квадратик, огляделась, соображая, как бы передать записку Алексу.
— Туппер, ты не мог бы передать Алексу?
Может показаться странным, что Соня решила действовать через Туппера, однако, хоть девочка и проучилась в этой школе всего ничего, она уже поняла, что почта здесь — дело святое, и каждый «почтальон» считает священным долгом доставить записку до адресата в целости и сохранности, уберечь от цепких пальцев Кукурузы. Туппер ухмыльнулся и взял записку.
— Слизняк, — зашипел он, пытаясь привлечь внимание лопоухого длинноносого мальчишки, но тот увлеченно рисовал что-то на промокашке и не расслышал.
— Ушинос, — позвал Туппер гораздо громче.
Но и теперь мальчишка не обернулся, на этот раз, конечно, запеленговав все своими большими локаторами, но обидевшись на «Ушиноса».
— Оглох, — разозлился Туппер. — Дать по башке, сразу бы поправился!
— Верни записку, — потребовала Соня.
— Не рычи, зеленоглазка, — заупрямился Туппер. — Я передам!
Он не придумал ничего лучшего, чем перекинуть эту несчастную записку Тимпову. И все бы ничего, но ребята оставили кое-что без внимания. Вернее, кое-кого, а именно, Кукурузу.
Как только свернутая в комок бумажка, брошенная Туппером, взмыла в замшелый школьный воздух, произошло нечто необычное: учительница, взметнув вверх свое хлипкое тело, даже как будто на мгновение зависнув в воздухе, поймала записку на лету желтоватой рукой и приземлилась, стукнув по полу каблуками.
Ошеломленные школяры открыли рты, а Кукуруза как ни в чем не бывало поправляла прическу.
Соня зажмурилась от ужаса, Туппер ошалело затряс башкой.
— Альберт Фиджералд Мария Антуан Туппер! — отчеканила Кукуруза. Она частенько называла второгодника полным именем, чтобы звонкостью его подчеркнуть ничтожность Альберта-Антуана.
Туппер поднялся во весь рост, не зная, куда девать корявые ладони, и посему просто ковыряя в носу. Он уже справился с шоком: в конце концов, записка-то была не его, так что особых проблем происходящее ему не сулило. По-верблюжьи оттопырив нижнюю губу, он всеми силами старался избежать испепеляющего взгляда Кукурузы, совершенно уверенный в своей безнаказанности.
Все-таки годы кропотливого обучения в Брэтфорском университете-колонии не прошли для Кукурузы даром: мигом оценив обстановку, она нашла способ уязвить Туппера.
«Этот балбес не умеет писать записки, поэтому ему все с рук сойдет, — решила учительница. — Ну, ничего, постой же!»
— Туппер, — гневно выкрикнула она, держа в руке бумажку, как гремучую змею. — До каких пор ты будешь обстреливать Шупикович любовными посланиями?
Дикое стадо загоготало. Туппер словно получил по голове кувалдой — скукожился и стал меньше ростом:
— Ч-чиво? Да я никогда! Что б я — этой…
— Если ты втюрился в нее, об этом можно сообщить на перемене.
Не в силах ничего сказать, Туппер лишь разевал рот, как вынутая из воды рыба.
— Тупыч в Шупика влюбился и с Абрамом породнился, — продекламировал Зак Спудов: его всегда прорывало на поэзию в подобных случаях.
— Замолчи, Зак, — сказала Кукуруза. Она называла Спудова только по имени, быть может, опасаясь бича его сатиры. Ее голос утонул в шуме.