Камни хижины засветились полосами рыжеватого пламени. Света было не много, столько, чтобы едва отличить его в темноте, но стоило наглошии сделать еще один шаг вперед, рыжее пламя сделалось ярче и сложилось в символы, написанные на каждом камне нежным пламенем. Я понятия не имел что это было за письмо. Никогда не видел подобных символов прежде.
Наглошии остановился на своем пути, и следующий луч лунного света осветил его оскаленные зубы. Он сделал еще один шаг вперед и символы вспыхнули сильней. Он испустил низкий рык и попытался сделать следующий шаг.
Внезапно, его жесткая шерсть впереди прижалась к его телу, и, казалось, он не был способен сделать шаг вперед. Он стоял так с одной поднятой ногой и источал ругательства на неизвестном мне языке. Затем он отступил несколько назад, рыча, и повернулся к башне. Он приблизился к разрушенной башне немного более осторожно, чем к хижине, и на камне снова вспыхнули эти знаки., каким-то образом отразив наглошии прежде, чем он смог приблизиться на восемь или десять футов.
Он прорычал от разочарования, пробормотав что-то про себя, и щелкнул рукой, послав невидимые потоки вибрирующей энергии к башне. Символы, казалось, на мгновение вспыхнули сильней, как будто поглотив магию, которая по-видимому подразумевалась перевертышем для их разрушения.
Он снова выругался, а затем праздно поднял Томаса, как будто планировал пробить путь сквозь камни его черепом. Он взглянул на моего брата, выругался еще, и покачал головой, мрачно бормоча что-то себе. Наглошии отступил от башни, явно разочарованный, и подобно тому как упомянутые символы поглотили его удар, так же быстро и легко они выплеснули дождевую воду.
Чужое присутствие Предела Демона, казалось, редко сообщало что-то понятное о себе — но на несколько мгновений это произошло. Стоило перевертышу отступить, дух острова позволил себе короткий момент самодовольного удовлетворения.
Что, черт возьми, это за штука?
Неважно. Это не имеет значения. Или, скорее, это могло подождать для позднейшего выяснения. Важнее было, что игра изменилась.
Мне не нужно было отбивать Томаса от перевертыша и затем искать способы, как защитить его. Все что мне теперь оставалось это заполучить Томаса. Если я смогу схватить брата и затащить его в круг разбитой башни или под кров стен хижины, все будет хорошо. Если сами камни отталкивают присутствие перевертыша, то все что нам нужно сделать это дать Молли активировать кристалл и ждать, когда наглошии уйдет. Невзирая на исход этой ночной битвы Совет выиграл бы день в конечном итоге — и даже худшая вещь, которую могли они с нами сделать была лучше того, что мог сделать со мной перевертыш.
В мгновение чистейшей ясности, я признался себе, что существует миллион вещей, из-за которых все могло пойти не так. С одной стороны, у этого плана было значительное преимущество — по крайней мере, он был гораздо более выполнимым, чем предыдущий план "отбить своего брата и победить перевертыша", попытайся я его исполнить без посторонней помощи.
Я мог с этим справиться.
"Чародей," позвал перевертыш. Он повернулся лицом к хижине и начал медленно кружить вокруг нее. "Чародей. Выходи. Отдай мне обреченного воина."
Разумеется, я ему не ответил. Я был занят, меняя позицию. Если он продолжит обходить вокруг хижины, он пройдет между мной и пустым дверным проемом. Правильно подобрав время, я смогу кинетическим зарядом отбить Томаса из его захвата и бросить его в хижину.
Конечно, это могло закончится провалом, и в этом случае резкое движение может грозить Томасу переломом шеи. Или может получиться и удар будет достаточно сильным, чтобы у него остановилось сердце или случился коллапс легких. И если неточно прицелюсь, я могу выбить Томаса из рук перевертыша в каменную стену. Учитывая как плохо он сейчас выглядит, этого с лихвой хватило бы, чтобы убить его.
Конечно, перевертыш убьет его, если я ничего не сделаю.
Так. Значит нужно сделать все идеально.
Я занял позицию и нервно облизал губы. Работать с чистой кинетической энергией, силой всегда тяжелее, чем с другими видами магии. В отличие от использования огня или света, воззвания к чистой, потоковой силе требуют чтобы все заклинание шло от разума и воли чародея. Огонь, однажды вызванный, будет вести себя как огонь без работы по его созданию. Как и свет. Но сырая энергия не имеет основания в природном порядке, так что его визуализация очень четко и направлена от разума использующего его чародея.
Именно поэтому я обычно использую свой посох, или другое средство, помогающее мне сфокусировать свою концентрацию, когда я работаю с физической силой. Но мой посох был в нескольких минутах ходьбы отсюда, а мои кольца, заряженные кинетической энергией, достаточно мощные для того, чтобы справиться с подобного рода работой, были рассчитаны, чтобы посылать заряды деструктивной энергии — для причинения вреда. И когда я создавал магию, поддерживающую их, я не планировал в дальнейшем мысленно модифицировать их. Я мог бы смягчить взрыв, так сказать, если бы я работал с ними. Я мог убить Томаса, воспользуйся я ими.
"Чародей!" прорычал наглошии. "Я начинаю уставать от этого! Я пришел, чтобы с честью обменять узников! Не вынуждай меня взять то, что я хочу."
Только еще несколько шагов и это будет на позиции.
Ноги дрожали. Мои руки тряслись.
Я смотрел на него в шоке несколько секунд, и осознал, что я был в ужасе. Мысленный призрак перевертыша ударил в двери моего разума и беспощадно начал подрывать мою концентрацию. Я вспомнил разрушения, которые он причинил, жизни, которые отнял, и как легко он обошел или переступил через каждую угрозу на своем пути.
Если не выполнить заклинание безупречно, оно может стоить моему брату жизни. Что если перевертыш достаточно могуществен, чтобы ощутить ощутить приближение заклинания? Что если я неправильно рассчитаю количество силы, которые мне необходимо? Что если я промахнусь? Я даже не воспользуюсь инструментом, который бы помог мне сфокусировать силу — и мой самоконтроль был не самым лучшим за эти дни.
Что насчет первых секунд после заклинания? Даже если я все сделаю правильно, после этого я окажусь в открытом пространстве с мстительным и рассвирепевшим наглошии, составляющим мне компанию. Что он сделает со мной? Картинка с наполовину поджаренной Ларой, выпускающей кишки Мадлен всплыла в моей памяти. Каким-то образом я знал, что наглошии поступит хуже. Гораздо хуже.
А потом пришло самое отвратительное сомнение из всех: что если все это бесполезно? Что если предатель сбежал, пока я здесь бегал? Что если политика властей несмотря ни на что все равно подразумевает, что Морган должен заплатить за смерть ЛаФортиера?
Господи. Я правда хотел только холодного пива и хорошую книгу.
"Не испорти этого," прошептал я себе. "Не испорти."
Перевертыш прошел мимо пустого дверного проема хижины.
И, секундой позже, он протащил Томаса между проемом и мной.
Я поднял руку, сосредотачивая волю и выравнивая мысли, пока постоянно меняющиеся числа и формулы вычисления силы прокручивались в моей голове.
Я резко раскрыл пальцы и воззвал "Forzare!"
Что-то, схожее по размерам и формам с ножом бульдозера, рвануло сквозь землю между моим братом и мной, взрывая почву и гравий, корни и траву. Невидимая сила вырвалась из земли дюймом ниже Томаса, ударив в его неподвижное тело, и освободила его от хватки наглошии. Он перевернулся в воздухе в десяти футах над землей к дверному проему — и жестко ударился головой о каменную стену.
Его голова расплющилась словно мягкая резина после удара? Или я просто сломал шею моему брату?
Я вскрикнул от муки и досады. В то же самое время перевертыш крутанулся лицом ко мне, припал к земле, и испустил яростный рык, сотрясший воздух вокруг, сорвав капли воды, бусами покрывающих листья деревьев, на землю новым ливнем. В этом рыке слышались такие ярость смертельного оскорбления, маниакальное эго и обещание смерти, что могли бы быть описаны лишь энциклопедией страданий, идеографическим словарем и копией сериала "Анатомия страсти".
