Литмир - Электронная Библиотека

447

различия, замечаемого между известными страстями, в эмоциях которых разницы нет.

Но в каждой нашей страсти главное место занимает эмоция души, и потому гораздо лучше сводить все страсти к трем первоначальным, в которых эти эмоции весьма различны, чем излагать их сбивчиво и без порядка, сообразно различным представлениям, которые мы можем иметь о бесчисленных благах и зле, причиняющих их.

Когда душа усматривает благо, которым она может насладиться, то, пожалуй, можно сказать, что она надеется на него, хотя не желает его; но, очевидно, тогда ее надежда будет не страстью, а простым суждением. Чтобы надежда стала настоящею страстью, нужна эмоция, сопровождающая идею блага, обладание которым мы считаем возможным. Точно так же, когда надежда переходит в уверенность, она будет страстью лишь по причине эмоции радости, смешивающейся тогда с эмоцией желания; ибо суждение души, рассматривающей какое-нибудь благо, как благо, которым она необходимо будет обладать, становится страстью только в силу предвкушения блага, волнующего нас. Наконец, когда надежда ослабевает и сменяется отчаянием, то очевидно также, что это отчаяние будет страстью лишь по причине эмоции грусти, смешивающейся тогда с эмоцией желания; ибо суждение души, рассматривающей какое-нибудь благо как недостижимое для нее, не будет страстью, если это суждение не волнует нас.

Но душа никогда не рассматривает блага или зло без некоторой эмоции, и при этом даже в теле всегда происходит некоторое изменение, и потому часто имя страсти дается суждению, вызывающему страсть, по причине того, что мы смешиваем все, что происходит в душе и в теле при виде какого-нибудь блага или какого-нибудь зла. Ибо слова «надежда», «страх», «смелость», «стыд», «бесстыдство», «гнев», «жалость», «насмешка», «сожаление», а также названия всех остальных страстей служат в обычном употреблении сокращенными выражениями нескольких терминов, которыми можно обстоятельно обозначить все, что содержит страсти.

Под словом «страсть» понимается и отношение, которое какая-нибудь вещь имеет к нам, эмоция и чувство души, потрясение мозга и движение жизненных духов, новая эмоция и новое чувство души и, наконец, чувство сладости, всегда сопровождающее страсти и делающее их всех приятными. Все это понимается под словом «страсть»; но иногда под именем какой-нибудь страсти понимается или только суждение, вызывающее ее, или только эмоция души, или только движение жизненных духов и крови, или, наконец, нечто иное, сопровождающее эмоцию души.

Для познания истины весьма полезно сокращать идеи и их выражения; но часто это бывает причиною заблуждения, особенно если идеи сокращаются согласно простонародному обычаю. Ибо только тогда следует сокращать свои идеи, когда путем большого прилежания ума мы сделали их себе весьма ясными и отчетливыми,

448

а не как это делается обыкновенно относительно страстей и всех чувственных вещей, когда знакомятся с ними путем чувств или одним действием воображения, обманывающего разум.

Есть большая разница между чистыми идеями разума и ощущениями или эмоциями души. Чистые идеи разума ясны и отчетливы, но трудно сделать их себе ощутимыми. Обратно, ощущения и эмоции души весьма ощутимы, но невозможно познать их ясно и отчетливо. Числа, протяженность и их свойства познаются ясно; но не сделав их наглядными посредством каких-нибудь начертаний, обозначающих их, трудно представить их себе, ибо все абстрактное не затрагивает. Обратно, ощущения и эмоции души легко представляются разуму, хотя мы познаем их весьма смутным и весьма несовершенным образом, и все, вызывающее их, сильно поражает душу и делает ее внимательною. Вот почему бывает, что часто мы воображаем, что прекрасно понимаем речи безусловно непонятные;

и когда читаем известные описания душевных чувств и страстей, то мы убеждены, что в совершенстве понимаем их, потому что живо затрагиваемся ими, и потому что все слова, поражающие зрение, волнуют душу. Как только при нас произносят слова «стыд», «отчаяние», «бесстыдство» и т. д., тотчас в нашем уме возникает известная смутная идея и известное смутное чувство, которое нас сильно занимает; и так как это чувство нам весьма привычно и представляется нам без труда и усилия ума, мы убеждаем себя, что оно ясно и отчетливо. Между тем эти слова суть названия сложных страстей, а следовательно, сокращенные выражения, установленные народным обычаем, для многих смутных и неясных идей.

Так как мы принуждены пользоваться терминами, принятыми . обычаем, то читатель не должен удивляться, если встретит неясность, а иногда своего рода противоречие в наших словах. И если он примет во внимание, что чувства и эмоции души, соответствующие употребляемым в подобных случаях терминам, не будут совершенно одними и теми же во всех людях, по причине их различного душевного настроения, то он не осудит с легкостью нас, если не разделит наших мнений. Я говорю это не столько для того, чтобы защитить себя от возражений, которые могли бы мне быть сделаны, сколько для того, чтобы хорошо объяснить природу страстей и то, что должно думать о трактатах, сочиняемых по этому предмету.

После всех этих предупреждений, я думаю, я могу сказать, что все страсти могут быть сведены к трем первоначальным, именно:

желанию, радости и грусти, — и что страсти, которые относятся к одной и той же первоначальной страсти и между тем разнятся между собою, различаются, главным образом, по различным суждениям, составляемым душою о благе и зле.

Я могу сказать, что надежда, страх и нерешительность, занимающая средину между ними, суть виды желания; что смелость, мужество, соревнование и т. п. относятся скорее к надежде, чем к другим страстям, и что боязнь, низость, ревность и т. д. суть виды страха.

449

Я могу сказать, что веселое и торжественное настроение, милость и признательность суть виды радостей, причиняемых созерцанием блага, которое мы познаем в себе или в тех, с кем мы связаны;

как смех или насмешка есть вид радости, обыкновенно возникающей в нас при созерцании зла, случившегося с теми, к кому мы далеки;

наконец, отвращение, скука, сожаление, жалость и негодование суть виды грусти, причиняемой созерцанием какой-нибудь вещи, нам не нравящейся.

Но помимо этих страстей и многих других, которых я не называю и которые относятся исключительно к какой-нибудь из первоначальных страстей, есть еще много таких, в которых эмоция почти одинаково составлена из желания и радости, как бесстыдство, гнев и ненависть; или из желания и грусти, как стыд, сожаление и досада;

или из всех трех вместе, когда соединяются мотивы к радости и к грусти. Но хотя эти последние страсти не имеют, насколько мне известно, особых названий, они, однако, наиболее распространенные, потому что в этой жизни мы почти никогда не испытываем блага без некоторого зла и почти никогда не страдаем от зла без некоторой надежды избавиться от него и обладать каким-нибудь благом. И хотя радость вполне противоположна грусти, она терпит ее тем не менее, и даже она разделяет с этой страстью способность души к желанию, когда вид блага и вид зла раздвояют способность души к созерцанию.

Итак, все страсти суть виды желаний, радостей и грусти. И главное различие, существующее между страстями одного вида, вытекает из различных представлений и различных суждений, вызывающих и сопровождающих их. И это различие обусловливается суждениями настолько, что для того, чтобы изучить страсти и сделать самое точное, какое только возможно, перечисление их, необходимо исследовать различные суждения, которые можно составить о благе и зле. Но так как мы исследуем здесь главным образом причины наших заблуждений, то мы должны не столько останавливаться на рассмотрении суждений, предшествующих страстям и их причиняющих, сколько на рассмотрении суждений, следующих за ними, которые душа составляет о вещах, когда какая-нибудь страсть волнует ее; ибо именно эти последние суждения и подвержены наиболее заблуждению.

Суждения, предшествующие страстям и причиняющие их, почти всегда ложны в чем-нибудь, ибо почти всегда они опираются на представления души, рассматривающей предметы по отношению к себе, а не сообразно тому, что они суть сами по себе. Суждения же, следующие за страстями, бывают всецело ложны; ибо суждения, которые составляются только страстями, опираются единственно на представления души о предметах по отношению к ней, или, вернее, по отношению к ее настоящей эмоции.

157
{"b":"599374","o":1}