Я вернул его к мысли о подпольной деятельности, вспомнив о нетрадиционных методах, на которые намекал мэр.
- Ну, про слухи я уже упоминал, - сказал Маргулис. - Мы их, бывает, через газеты запускаем. Или вверяем ветру. Чиж - знаете ее? С нами сотрудничает под другим псевдонимом - Уж. Чрезвычайно талантлива и резва. Вся медиа, магия и медицина держится на том, что человек внушаем.
- А еще?
- Идолы. Вы, вероятно, видели следы нашего творчества в общественных местах.
- Идолы?
- Ну да. Бюсты, статуи, куклы, памятники. Чучела...
Памятники! Я вдруг вспомнил, что как-то в поздний период проживания моего на воле, объезжая город, был поражен обилием истуканов, попадавшихся в самых неожиданных местах. Почти все они, появившись утром, к обеду, как правило, исчезали усилиями расторопной городской администрации, но успев, тем не менее, внести смятение, а то и панику в умы обывателей.
- Идол гнездится в душе. Идола можно сокрушить только идолом. Моя мысль, - похвалился Маргулис.
Ползали слухи, словно мухи по газетным столбцам, что нашествие идолов предшествует еще большей беде, чуме или концу света. В сплетении сплетен и слухов не одному автору современных романов удалось бы начерпать тем для своих триллеров и боевиков.
Памятники поражали неожиданностью воплощенных в них тем. Была, например, Русалочка (копия копенгагенской), Местный Всадник (вариант Медного), Медный Дворник (слепок с Местного), рабочий со своей колхозницей - в обнимку и без орудий труда. Разумеется, Ржевский - множество их.
Но в основном это были бюсты и статуи представителей местной администрации, как правило, голые, запечатленные за обыденными занятиями или в несвойственных им качествах, в виде лингама, к примеру, или врача. Преобладала ироническая эротика. Мэру больше всего доставалось. Его статуи, с пенисами и без, возникали ежедневно дюжинами в самых разных местах и ракурсах.
Материалы использовались различные - от стойкого к условиям среды металла или бетона до скоропреходящих и быстропортящихся. Так, скульптуру из брынзы, двуглавый лингам, съели собаки. Соломенного Соломона скинхеды сожгли. Пирамида из тухлых куриных яиц простояла дольше.
При всем том истуканы могли достигать небывалой степени правдоподобия. Я помню Памятник Женщине, отличавшийся таким жизнеподобием, что вводил в соблазн. Этот памятник, чья фигура, отличалась линией, был установлен в парке. Я видел, как некто мотыгинский все ходил мимо да около, пытаясь обратить на себя ее внимание, и даже два раза задел за нее, возбуждая ответное чувство. Но памятницу собой не прельстил, а к вечеру ее убрали.
Детям же нравились деревянные куклы, особенно Буратино.
- Да, но какой во всем этом смысл? - спросил я.
- На памятник можно смотреть, как на чудо или как на чучело, от точки зренья зависит. Смысл? Я вам говорил уже о сокрушении идолов. А сумятица в умах? А путаница для тупиц? Кроме того, эротическое содержание подавляющего большинства скульптур наводит на мысль о сексуальной революции. Эволюция в умах. Сочетание революционного и эволюционного подходов. И еще тоже существенно: замена административных лиц их искусственными фигурами с последующей анимацией. В том случае, если наша революция потерпит поражение на первых порах, мы, вертя вертепом, все равно будем руководить. Через мэра команды подавать, попутно дискредитируя и разоблачая. Принудительно нудировав их. Только так нам удастся выбить идолов из их голов. Наши умники и умельцы и над другим проектами непрерывно работают. Бог нашими руками творит. Да и вы бы, маркиз, не сидели б без дела. Уж скорее определили бы для себя: быть как все или взять на себя повышенные обязательства? Вам, титулованным, вечно раскачка нужна. А между тем, как человек чистых кровей и при наличии величья, вы нам очень бы пригодились. Вашей прозе свойственно будоражить умы. Но заметьте: только будучи маргиналом можно написать нечто достойное. Написали б, 'Что делать?' нам, - сказал он, когда мы уже пробирались к выходу.
- Как что делать? Да неужто нечего? Да вы и без меня ...
- Кстати, я вспомнил седьмой симптом, - перебил меня он. - Обратите внимание на эту генитальную деталь. - И указал на божка.
Мудила смотрел по-прежнему вдаль, но деталь, действительно, со времени нашего первого посещения заметно выросла.
Позже мы навестили ателье Девятого. Тот самый подвал, в который вы мельком и другими глазами уже заглядывали. Только сейчас он был густо уставлен скульптурами. Сей Пракситель нашим посещением был раздражен, ибо ваял Ваала, поэтому мы не стали долго задерживаться, лишь мельком осмотрев помещение. Здесь были сатирические статуи представителей администрации, которые в несколько ином исполнении я уже видел в пригороде. Были и другие: огородные пугала; Каменная Баба и Командор; надменный медный идол, смутно напоминавший постаревшего Пушкина. Был скульптурный портрет Президента - статуя в этом статусе требовала бы отдельного рассмотрения, кабы на рассматривание нам не были отпущены несколько жалких минут.
Было несколько деревянных корыт с глиной, замешанной на крови.
- Обратите внимание: эти резиновые, - указал мне Маргулис на группу кукол в человеческий рост, занимавших юго-восточный угол. - Если с ними заговорить - испускают вонь. Эти надувные бздуны нами еще не применялись. Однако пойдемте, маркиз, а то он на нас злится. Сейчас он наращивает интенсивность, не будем мешать. - Мы поднялись наверх. - Пигмалион настолько искусно изобразил одну женщину, что влюбился в нее и оживил. А другой дурака ваял и сам стал ему подобен. Боюсь, как бы этот человек сам не стал чучелом.
Мы еще постояли у решетки, отделявшей нас от белых. Маргулис задумчиво тронул ее рукой, потряс. И обернувшись ко мне, сказал:
- Это ж не Бастилия, взять можно.
Глава 15
Если кто-то из нас, небрежные книгочеи, забыл про вдову, то только не я. Отношение конечно к ней изменилось. Не было той певучести, восторженности, потребности преклониться, припасть. Чувство мое стало конкретным, ясным, прямым. Безо всякой примеси романтизма и сентиментальности, что в триллерах мне претит.
Я обнаружил ее фотографию у себя под подушкой, изрядно измятую, что существенно сказалось на качестве ее черт. И надпись на обороте была. - 'На памят о мине'.
Я обомлел: и это бывшая интеллегентша? Учившая миня читат? Говорят: интеллегент - это тот, кто правильно напишет это слово. Не претендую.
В моих глазах правильная орфография добавляет женщине шарму. Неправильная - наоборот. А тут еще черты смяты. Я приуныл.
Погода была под стать: сыро, серо. В вестибюле пахло дождями от мокрых плащей. На этот раз меня загодя вытолкали в приемный зал.
- Сюда, сударыня. Позвольте, я ухвачу.
Она вошла, преследуемая санитаром, волочащим ее багаж. По-прежнему в черном, с красным бантом - сурьма и сурик, огонь и мрак. Бирюза глаз.
Санитар, отдуваясь, поставил тяжелую сумку у ее ног.
- Пошел вон, - сквозь зубы процедил я, дабы не дать догадаться о том, что я не так уж недужен.
Я учтиво склонил перед ней голову, решив на этот раз по возможности быть джентльменом, так чтоб успехи в моем воспитании бросались в глаза. Однако в вежливости не переигрывать. И может быть, выяснить, в конце концов, что за цель она преследует своими визитами. Что движет ей: соседская вежливость? Любопытство? Поручение мэра? Иная корысть?
- Присаживайтесь, - сказал я и плюхнулся на диванчик, опередив ее минуты на полторы. Она помедлила, но последовала приглашению, выполнив приседание со всем изяществом.
Я подумал, что будет выгодно, если я первый начну разговор.
- Ну-с, какие у вас новости? - спросил я, сцепив пальцы и охватив ими колено.
- А вам какие желательны?
Я сделал вид, что встречный вопрос поставил меня в тупик.
