- Только гору уже проскочили, наверное, - сказал Дёма.

- Есть место удобное с левого краю, - сказал Аркадий. - Мы хамов оттуда на землю сбрасываем. Может, и тебя как-нибудь десантируем. Тут ленивой ходьбы не более получаса. А бегом - в десять минут уложимся.

- Успеть бы.

- Он еще разгон не набрал. Да и ветер-норд ему в морду. Шибко-то против норда он не попрет.

Положенное время спустя они были у края. Землю еще скрывал туман, но не такой густой, как в день взлета. Николина гора высовывалась из него своей плешивой макушкой, но, к сожалению, дракон ее уже миновал.

Сзади послышался многоголосый вой, сглаженный расстоянием. Видно, зал залился слезами. Эти несостоявшиеся кровососы чрезмерно эмоциональны. Если и дальше они с такой страстью будут отдаваться вымыслу, то и сами окажутся частью зрелища, с головой уйдя в виртуал, подумал Дёма, но даже не оглянулся на вой. Голова его лихорадочно работала в поисках выхода. Подобраться к самому краю, свесить голову вниз, оценить ситуацию... Он уже собрался, несмотря на протесты Аркадия, исполнить намерение, но тут из под брюха дракона вынырнула Памела.

- Прыгай, солдат! - закричала она. - Прыгай скорей! Не могу я чертово помело удержать, дракона боится!

Расстояние до помела было как раз в один хороший прыжок. Дёма прыгнул, уцепившись за помело. Обернулся к удалявшемуся краю дракона:

- Прощай, Аркадий!

- Прощай! - махнул ему рукой Прометей.

Теперь, когда было не столь туманно, Деме, задрав голову, удалось рассмотреть, что брюхо дракона ничего страшного или мерзкого собой не представляло. Гладкое и, вероятно, теплое. Нежно-серое, отливающее голубизной. На небе таких оттенков никогда не бывает. Хвоста, как ни вертел башкой, Дёма не обнаружил. Видно далеко на юге был хвост. Однако на севере вдруг возникло некое подобие голубого озера, зависшего над землей, причем с неправдоподобным, невероятным креном. Дёма догадался, что это дракон на мгновенье пробудился от грез, приоткрыв один глаз, любопытный и донельзя глупый. Дёма, конечно понимал, что до глаза дракона, равно до пасти его - дня три-четыре пути, если поверху, по спине, пеши. Но все равно на секунду ему стало страшно. Ведь запросто может иль смертным дыханьем обдать, или съесть, не задумываясь о моральных последствиях. А может, решил попрощаться с ним?

- А я регулярно здесь патрулирую, тебя жду, - прокричала, обернувшись к Дёме, Памела. - А тут гляжу - разворачивается дракон. Да трогается, да на север поплыл. Ну, думаю, и Дёмка скоро объявится. Надо его с дракона снимать. Ты вниз-то глянь, хватит по сторонам пялиться.

Дёма глянул, и новое зрелище открылось ему, еще более дико искажая действительность, чем предыдущие драконовы сновидения. Видение по мере снижения перерастало в действительность, но настолько жуткую, что Дёма чуть было не дал Памеле команду возвращаться наверх. Грибы росли друг на друге, подминая под себя окрестности: поля и селения, пашни, дороги, городские кварталы, самих себя. Горы их, громоздясь друг на друга, вырастали с пятиэтажный дом. Можно было и впрямь десантироваться прямо на них без парашюта, без большого урона для ребер, но как потом выбраться из этой грибной массы живым?

Впрочем, не всё были грибы. Приглядевшись, Дёма различил городские крыши, покрытые серо-зеленой слизью, которые запросто можно было принять за грибные шляпы. К одной из них, подходящей для приземления, и устремились всадники помела.

* * *

Брюхо, что было нам вместо неба, уже к вечеру заметно сдвинулось. Оба неба - реальное и драконье - еще двое суток продолжали параллельно существовать. Серое все заметнее уступало голубому пространство небес - и вот уже солнце выглянуло, и разгулялось по синему. Кому Бог дал, у того черт не отымет. Если, конечно, к этому черту меры принять. Однако полностью небо разоблачилось лишь неделю спустя.

Но это еще не конец нашей истории.

После Дёминго возвращения много чего пришлось пережить. И демикологизацию посредством червей, и последствия демикологизации. И три кулачных войны с грибоедами - так что нимбы для них стали сравнимы с терновым венцом. Хладнокровная хронология отмечает рецидивы грибной агрессии до самого октября, а зачистка и обезвраживание территории от отдельных экземпляров продолжалась до первого снега.

Черви, подобно внутренним противоречиям, раздирающим ОПГ, развалили единый грибной массив, превратив в труху. Червей же птицы склевали. Птицы в свою очередь, улетели на юг. Кувыркались в небе, курлыкали. Им-то что... Свирепая в текущем году зима выморозила грибницы. Мертвое море грибов, перепрев, возвратилось в гумус.

Дёма был представлен к орденмедали 'За заслуги перед Опчеством' - высшему знаку отличия нашего городка. Новопредставленный тут же перебрался к леди Памеле - с ее согласия, разумеется. Ни ее помело, ни очи чрезмерно черные не смутили его.

Прочие персонажи, задействованные в нашем повествовании, тоже занялись делами - каждый своим. Но это не значит, что город вступил в безмятежный период своей истории. Были еще потрясения, будут.

О драконе стало известно, что он облагораживает нелюдимый север. Поселился в высоких широтах на небесах, заняв собой полнеба. Бродячего парикмахера все же сбросили над тайгой, но поднялся, но отряхнулся и своим ходом дошел до Тюмени. Где скоро открыл салон, стал процветать и даже возглавил гильдию. От него дошли до нас слухи, что хамы и Прометеево племя опять в состояньи войны. Уж коль даже мне, сокрушался цирюльник, не удалось их развести, то пусть их судьба разводит. Хотя может быть, что все это парикмахерский вымысел, а правда запаздывает. Кривда, как часто бывает, раньше дошла.

Такова неполная летопись произошедшего. Ныне всё это за сроком давности уже и не помнит никто. А думали, что в веках останется. Что шекспиры с перьями налетят, обессмертят событие. Ан нет, приходится теперь догадываться да додумывать самому. А додумывая, нет-нет да приврешь. Так что это - плод подлинности? Вымысла? Даже я, Каспар Карлович Врааль, более известный в качестве Обдолбанного Голландца, и сам уже толком не знаю. Будучи на четырнадцатом десятке, памятью становлюсь слаб.

Однако грибоеды четвертого поколения искренне верят не только в дракона, но и во второе его пришествие. Ждут, что вернется сей Бегемот и накормит всех трюфелями. Сами верят и другим врут. Эти их чаяния в виде апокрифа 'Плеснь Плесней' переписываются от руки и распространяются среди аналогичных сирот.

Наша же эпопея, к сожалению, подходит к концу. Какой-нибудь эпописец, что совестью не стеснен, скромностию не скован, мог бы еще с три короба врать, нагнетая сюжет, пока совершенно не оторвался бы от действительности. Устроив в бесконечном итоге офигенный апофеоз. Да и у меня самого рука так и чешется продолжить это остросюжетное повествование. Но пора и честь знать. Разве что какой-нибудь анекдот на посошок. Нет, анекдот что-то не приходит в голову.

Можно, ни слову не веря, заявить: мол, всё это грёзы Голландца. Мол, ушел по грибы по уши и не вернулся еще. Можно взять под сомнение существованье самого Голландца, а можно усомниться в голландцах вообще. Во всяком случае, писарь таможенного департамента в своей фундаментальной работе 'О разнообразии иностранцев' о голландцах не упоминает. Правда, ходят слухи, что футбольный легионер от нашего городка, фаворит и форвард, на прошлогоднем чемпионате забил в Голландию гол. Но это слухи.

Нашлись и такие, что всерьез утверждали, что все случившееся - архетипическое драконово сновидение. Мир чистых фантазий, спроецированный на коллективные чаяния. Авиация как предчувствие, охватившее коллективное бессознательное, привлекло дракона в наши края, чтобы сделать эти предчувствия осознанными. Смутные образы по удалении пришельца на север постепенно проявились отчетливей, словно белые тени в зиянии тьмы. Как говорит трудолюбивый мексиканский народ: испанцы приходят и уходят, а пейот остается, и возможно, что именно эти остаточные фантомы способствовали наступлению аэроэры, навеяли идею аппаратов тяжелее воздуха и воплотили ее.