— В чем же тогда, по-вашему, состоит культурно-просветительская миссия телевидения и какие жанры, телеискусства вы считаете наиболее перспективными?
Нагибин. Думаю, само по себе ТВ не является носителем заряда культуры, оно играет роль катализатора, то есть может усилить тягу к познанию нового, чтению хороших книг, пробудить тягу к поэзии, привлечь к интересным, но недостаточно известным литературным явлениям, взрастить то, что хотя бы в микроскопических дозах заложено в каждой здоровой душе — стремление к красоте.
— Каким же образом телевидение может привлечь к чтению, натолкнуть на автора, заставить зрителя искать его произведения, знакомиться с ними в подлиннике?
Нагибин. Я уже говорил о своем пристрастии к учебно-образовательным программам. Если же обратиться к жанрам художественного телевидения, то наиболее перспективными и, кстати, органичными на телеэкране мне представляются фильмы-исследования. В качестве примера приведу знаменитый сериал итальянского режиссера Р. Кастелани о Леонардо да Винчи. Найден блестящий прием: автор фильма постоянно привлекает телезрителя как бы к соучастию в судьбе художника, пытается захватить его загадкой Леонардо. И это самое важное: мы не только видим разыгранные актерами сцены, но все время участвуем в процессе размышлений над жизнью и творчеством великого художника и мыслителя.
По-моему, ТВ выигрывает именно тогда, когда развивает свои оригинальные формы, которые возникают на стыке игрового кино и публицистики. Такого рода гибридные формы можно использовать не только в телекино, но и в телепередачах, в частности в учебных программах. Здесь мне, хоть иногда, хотелось бы перейти к настоящим постановочным передачам. Мечтаю, например, создать такую передачу о Тредиаковском. О нем выпускнику школы мало что известно, кроме того что он насадил классицизм в русской литературе, некоторые прибавят, что он создал силлаботоническое стихосложение вместо прежнего силлабического. Но Василий Кириллович Тредиаковский, прежде всего, великий просветитель, предшественник Ломоносова, достойный стоять рядом с ним. Немало было им сделано для усовершенствования русского языка, его грамматики и синтаксиса, сочинено великое множество стихов, песен, торжественных од, хвалебных гимнов, я уже не говорю о переложениях и переводах с французского и немецкого. Конечно, Тредиаковский уступал в поэтическом даровании и просто в умении слагать стихи и Ломоносову, и Сумарокову, но в нем одном из всех его современников звучала щемящая лирическая нота. И эта нота прорывалась сквозь всю нескладицу тяжеловесных виршей, чистая, грудная, задушевная, — то в стихах о родине, то в воспоминании о кораблике, уходящем в плавание. Он учился во Франции и первый внес легкую поэтическую струю в тяжеловесную письменную речь XVIII века. И хотя на родине Василий Кириллович быстро излечился от французского легкомыслия, он все же не был весь съеден дидактикой, и в нем под всеми слоями назидательности и педантизма сохранялся живой родничок. Поэзия Василия Тредиаковского протачивала ходы к душам людей даже при азиатском дворе Анны Иоанновны. Он первый подготовил почву для расцвета русской поэзии: именно при нем люди привыкали к стихам и начали чувствовать истинную в них потребность. Его судьба поучительна для юношества и потому, что Василий Кириллович был великим тружеником. Недаром же царь Петр при посещении Славяно-греко-латинской академии выделил среди представлявшихся ему учеников скромного обликом астраханского поповича Тредиаковского. Заломив юноше русый чуб на темя, Петр долго вглядывался ему в глаза и, оттолкнув прочь, сказал задумчиво и будто жалеючи: «Вечный труженик!»
И как этот человек, без которого нельзя и мыслить русскую культуру, был унижен И. Лажечниковым в «Ледяном доме», низведен до уровня жалкого шута. Этот роман до сих пор пользуется большой популярностью, и до сих пор его читатели получают искаженное представление о Василии Тредиаковском. А ведь его жизнь была по-настоящему драматична. Его, одного из образованнейших людей своего времени, истинного патриота, топтали вельможи и дворцовые холуи, язвительный монарший смех выдавал его на поругание злейшим врагам, он был силою принужден участвовать в страшном карнавале вокруг Ледяного дома, этого позорного памятника самодурству, поставленного русским самодержавием. И велико было порой мужество этого слабого и незащищенного человека. На его раны сыпали соль, и ни одна рука не протянулась утереть черный пот вечного труженика. Поистине, литература — это храм на крови. Просто рассказ о бурной несчастной и при этом высокоценной, отданной культуре, литературе и поэзии жизни Василия Тредиаковского кажется мне недостаточным. По-моему, для такой передачи нужно создать сценарий с элементами настоящей драматургии, чтобы мы воочию увидели, до чего же горька была участь этого замечательного человека.
Подобных драматичных судеб в нашей истории немало. И нет сомнения, что телевидение может помочь сближению зрителей с теми, кто создавал русскую культуру.
Понятно, что такого рода постановочные передачи потребуют и труда, и материальных затрат, но уверен, что моральные плоды их окупят все расходы.
Надо знать историю своей страны, надо знать, как создавалась ее культура. Не случайно среди мотивов творчества Пушкина Иннокентий Анненский выделяет мотив воспоминания: именно памятью об истории своей страны и культуры сильна душа каждого человека, а уж подавно великого национального поэта.
Должен сказать, что работа в этом направлении уже ведется нашим телевидением. И хорошо, что многие передачи о тех или иных деятелях искусства снимаются в их родных гнездах, в местах, где они жили, творили и которые были так милы их сердцу. Уже не раз ТВ переносило нас в Ленинград, Михайловское, Орел, Тарханы и десятки других городов, связанных с именами наших классиков. Плоды этой работы налицо: какой необычайный интерес вызывают сегодня литературные памятники!
— В одном из выпусков передачи «Русская речь» было показано, как целыми классами школьники отправляются в Михайловское и не просто на экскурсию, но и за тем, чтобы помочь сотрудникам музея привести в порядок территорию, потрудиться на земле, где жил Пушкин. А как широко сегодня развернулось движение энтузиастов, которые безвозмездно по выходным дням помогают работе реставраторов.
Нагибин. Думаю, телевидению стоило бы пропагандировать подобные начинания.
— Вы так заинтересованно говорили о постановочных передачах-исследованиях, что невольно создалось впечатление, будто, с вашей точки зрения, этот жанр телевидения самый перспективный.
Нагибин. Скорее один из самых перспективных, особенно если речь идет о творцах, чья жизнь была ярко эмоциональна и драматична. Например, когда тот же Кастелани попытался повторить опыт фильма о Леонардо и снял сходную ленту о Верди, то новая картина получилась довольно-таки бледной. Хотя стало расхожим выражение «Загадка Верди», но жизнь и образ Верди не таят никакой загадки. Тут все высвечено солнцем, прозрачно и ясно. Великий музыкант и великий патриот своей родины, боровшийся против империи Габсбургов, гений мелодии и добрый великодушный человек, Джузеппе Верди заслуживает любого внимания, но не как загадочная личность. Лучше всего о нем говорит его музыка, которой было так много. Прием следует соотносить с материалом, нельзя злоупотреблять раз найденным.
И в жизни Анненского внешне все было недраматично. Зато в передаче о нем интересным экспериментом может стать само чтение его стихов. Их мало знают, они не звучат с эстрады, не входят в концертные программы — зато нет и штампов их исполнения. Какой простор для раскрытия актерских индивидуальностей, тем более что поэзия Анненского крайне разнообразна по форме: есть и чистая, и философская — с тончайшими переливами чувств и мыслей. Есть и бытовые стихи с уличными интонациями, есть ирония, есть боль, есть гражданский пафос. Есть возможность для интересного комментария — не узкоспециального, литературоведческого, нет, тут можно повести широкий разговор о сущности культуры, образования, и об эстетическом воспитании человека, и о нравственных основах личности. Именно поэтому я пригласил принять участие в передаче Андрея Венедиктовича Федорова, автора большой монографии об Анненском, знатока его поэзии, замечательного переводчика и теоретика переводов, человека необыкновенно широкого культурного диапазона.
