- Ясно, - ответил я, хотя на самом деле понял лишь, что развесёлый вечер отменяется. Я ни разу не ездил за соляркой. Я, вообще, дальше, чем на пятьсот шагов от Посёлка не отходил. Я не умею жить в лесу, и не хочу в лес! Какая лесникам от меня польза? А хлопот с новичком, точно, не оберёшься. Но ничего этого я Степану не сказал. Какой смысл, если всё решено?
День второй
Маленький, корявый и заросший рыжим волосом человечек по имени Лёша, подбоченившись, стрельнул в меня взглядом жёлтых прищуренных глаз, в дебрях неопрятной бороды обозначилась кривая ухмылка.
- Парни, гляньте, как вырядился. Кажись, думал, что его по бабам зовут, - глумливо проговорил Алексей. Не зря его кличут Лешим. В точку попало прозвище, приклеилось, не отдерёшь. Савелий охотно заржал над шуткой, не постеснявшись выставить напоказ коричневые пеньки зубов. Антон улыбнулся без ехидства, и почти дружелюбно.
- Ты вот что, - сказал он. - Ты на этих сморчков не обращай внимания. Ну их! Как есть - бомжи, смотреть тошно. А к нам цепляются, потому что завидуют. Мы-то с тобой хоть куда!
- Хоть туда, а хоть сюда! - захихикал Леший. - Пятый десяток, а хорохоришься, как пацан. Смотри, не надорвись. Инфаркт не дремлет.
- Завидуй, завидуй, - сказал Антон. - У самого, небось, в штанах всё отсохло. Потому ты и злой.
Савелий опять заржал, а мне подумалось, что лесники - люди с причудами. Оно и понятно: если человек дружит с головой, его за Ограду и пинками не выгонишь, а эти сами в лес ходят.
На лесниках залатанные штормовки, нахлобученные до бровей вязаные шапочки, обвисшие на коленях портки, на плечах болтаются тощие рюкзачки. Я в этой компании, действительно, выгляжу чужаком, хотя и нацепил старьё, которое не очень-то и жалко.
- Ну, что, туристы, все собрались? Айда с Яшкой ругаться, - сказал Леший и закосолапил к оружейному складу.
- Здесь вот, и ещё здесь, - дрожащей ладонью Яков придвинул ко мне лист бумаги. Кривой, с обломанным и почерневшим ногтем, палец указал, где я должен расписаться. В комнатке с затенёнными разросшейся сиренью окнами, мрачно даже в ясный день, а ранним утром, когда на улице ещё как следует не рассвело - и вовсе темно. От кривой свечки, чадящей рядом с чернильницей, толку немного, и, чтобы разобрать написанное, пришлось поднести серый и шершавый на ощупь лист бумаги к глазам.
"Я, Олег Первов, получил во временное пользование автомат модели АК-74 и 60 патронов к нему в придачу в рожках. Принимаю на себя полную ответственность за сохранность вверенного мне общественного имущества и обязуюсь возвратить в полной сохранности"
- Что, и патроны во временное пользование? - удивился я. - А вдруг потрачу?
- Лучше бы не надо, - печально сказал Яков. - Сам не обрадуешься, когда будешь объясниловку писать. Да ты не тяни, подписывай, так положено. Число нынешнее, месяц и год пиши. Ещё фамилию поставь. Имя с отчеством не забудь. Как, нет отчества? Ах, да, что-то я подзабыл. Да... ну, ладно, если нет, тогда ничего не пиши, оставь пустое место.
Макнул я перо в чернильницу, пока царапал нужные слова, на лбу от усердия выступила испарина. Как ни старался, строка плясала, будто пьяная - то вверх убежит, то вниз. А в конце, для красоты, на бумажку шлёпнулась клякса. Яков близоруко поднёс расписку к глазам, лицо стало недовольным, губы сжались в ниточку. Кладовщик молча ушёл в соседнюю комнату; послышалось, как звякнул дверцей металлический шкаф, и вскоре я держал в руках видавший виды "калаш".
- Можешь пересчитать, - Яков положил на стол два примотанных друг к другу рожка. - У нас всё точно, как в аптеке.
- Верю, - я прищёлкнул магазин.
- Это правильно, людям нужно верить, - заявил Антон, - Ты бы, Яша, ещё гранат одолжил, хоть парочку. Во временное, так сказать, пользование.
- Нету, - Яков упёрся взглядом в пол.
- Как это нет? Всегда были, а сейчас - нет?
- Не положено. На юг идёте. Если бы на север, тогда другое дело. А так - нету! Ни одной нету.
- Слышь, чернильница, - набычился Леший, - ты чего выпендриваешься? Ты меня знаешь...
- Подожди, Лёша, - оборвал друга на полуслове Антон, - Яков нормальный парень, он всё понимает. Давай так, Яша; мы тебе консервов, или табачка со шнапсом, так сказать, во временное пользование, а ты нам пару гранат одолжишь. Идёт?
Яков замотал головой, а сам на меня искоса поглядел. Дело понятное, деликатные вопросы при посторонних, тем более, при ментах, не решаются. Чтобы не смущать людей, я вышел на свежий воздух, без меня быстрее договорятся.
Утро зябкое. Звёзды на небе погасли, не видно ни одной завалящей тучки, а по земле потянулись языки тумана. Я покурил, и начал притопывать, чтобы немного согреться. Тут они и вышли - вооружённые, и, кажется, довольные. Лесники о чём-то пошептались, я, от нечего делать, сапогом грязь в сторонке поковырял.
- По местам, парни, - дал команду Леший, и мы пошли к трактору. Это раздолбанная гусеничная машина, корпус в разные цвета выкрашен; какую краску нашли, той и замазали ржавчину. Стекла нет, и дверей тоже нет, зато прицеплена большая, перепачканная соляркой, бочка на колёсах. Вся она в чешуйках жёлтой краски, а с одной стороны ещё можно разобрать надпись "молоко". Покрышки со стёртыми протекторами набиты резиновым уплотнителем. Выглядит это чудо техники празднично и нелепо, зато - ездит!
Савелий забрался в кабину. Мотор, как и положено, решил не заводиться: пару минут скрежетал, чихал и фыркал. Потом выхлопная труба выплюнула клуб чёрного дыма, железного монстра прошибла дрожь, внутри у него равномерно затрещало. Если в окрестных домах ещё спали, уж теперь, наверняка, проснулись.
Леший пристроился на краешке сиденья рядом с Савелием. А мы с Антоном забрались на крыло бочки. Дёрнуло, качнуло - поехали! На ухабах ощутимо кренило и трясло. Я, чтобы не свалиться, вцепился в дугу замка на горловине.
По переулкам мы притащились к железной дороге, и дальше потарахтели вдоль неё, мимо бараков, к Южному посту. Частокол проявился из тумана щербатым оскалом. Дружинники распахнули створки ворот, сонный дядька помахал нам на прощание, Антон небрежно козырнул в ответ.
По левую руку - кладбище. Много чего про это место говорят. Иногда по ночам там непонятные шевеления наблюдаются. Люди горазды приврать, но и совсем зря болтать не станут. Вокруг Посёлка, вообще, творится много всякого. Не всё, о чём рассказывают - правда. Наверное, не всё и брехня. Но лучше об этом не думать, и так на душе муторно.
Туман загустел, высунул из леса рваные щупальца, заслоился. Низины наполнились белёсым киселём. Я оглянулся, а ворота уже заперты. Кому довелось пожить до Катастрофы, знают, что мир большой, а для меня Посёлок - и есть весь мир. Я заворожено смотрел, как мой мир тает в тумане.
* * *
Лесники - народ любопытный, прочесали все окрестные селения. Посёлки в округе мертвы, но, бывает, улыбнётся человеку счастье, найдёт он что-то полезное: склад с запчастями на мехбазе лесозаготовительного предприятия или гараж, забитый галитом, из которого мы теперь делаем поваренную соль. Однажды в заброшенном железнодорожном тупичке обнаружили цистерны с дизельным топливом. Посёлок ликовал - теперь заживём! Будет у нас, как в раю, даже лучше: техника заработает, и снова появится электричество! В общем-то, как мечталось, так и вышло, только наперёд умникам пришлось поломать голову, как профильтровать старую солярку. Сейчас поездки за горючкой - обычное дело. Путь неблизкий, километров десять в один конец. Хоть южный лес - не северный, а всё равно, как сказал Леший, не по бабам сходить.
От трактора воняет отработанным топливом, в ушах рёв дизеля, по сторонам, сквозь текучий туман, чернеет плотная, без просветов, стена деревьев. Трактор прёт вдоль железки, иногда, если лес подбирается вплотную к путям, Савелию приходится заезжать на рельсы, и тогда бочку начинает немилосердно трясти на шпалах.
