Ему за всю свою сорокалетнюю жизнь не единожды доводилось оказываться в самых патовых ситуациях, из которых, казалось, нет никакого иного выхода, кроме как отступление. Но разве когда-нибудь он подчинялся кому-либо или чему-либо? Если бы такое действительно происходило, то труп относительно молодого мужчины достаточно давно покоился в сыром фамильном склепе. Возможно, следует предпринять новую попытку, найти решение проблемы, прийти к общему мнению, в конце концов. Нет. Дрожащие ладони опускались сами собой, снова заставляя ощущать во рту горький привкус сокрушительного поражения. Старший брат, скорее всего, не сдался бы так быстро. В этом весь Лэнс: он будет стоять до конца, до победы или неминуемой смерти. Третьего не дано. Как бы там ни было, а бывший лорд могущественного региона мертв.
У него есть наследники, есть жена и бесполезный родственник в виде не расстающегося с бокалом падшего рыцаря. Коротко остриженные волосы, ранее привлекавшие всех своей несвойственной для мужского пола длиной, покрывали морщинистый лоб. Полузакрытые глаза поражали окружающих своей голубизной, а приятное лицо никогда не оставляло его без женского внимания. Впрочем, так ли это важно, если его сердце давно принадлежит другой? Сколько бы он не старался потешить собственное самолюбие мимолетными увлечениями, они не могли восполнить ту пустоту, что образовалась внутри. Ни дурманящие винные пары, ни продолжительные ночные похождения – ничего из этого не могло снова вернуть эту извечную циничную усмешку.
Если Мозер потерял бодрость духа, то можно считать битву проигранной. Этот ветеран будет последним, кто утратит боевой дух, но так произошло именно в самый неподходящий момент, требующий полной отдачи. Тяжелая дубовая дверь, ведущая в покои аристократа, отворилась с легким скрипом. Гвардеец, облаченный в сверкающие доспехи, остался снаружи, по приказу самой леди Висячих Садов. Она, как всегда, вальяжно прошествовала мимо гнездящихся под ногами кувшинов, карт и книг. Ее не удивляло состояние, в котором пребывал вечно безнравственный деверь. Подойдя как можно ближе к столу, Ирина взяла в руку полупустой бокал, при этом поднося его к лицу. Горький вкус обжег горло, вынуждая поморщиться.
– Знаешь, я бы не рекомендовала тебе подходить к огню, – подражая его типичной издевательской манере вести разговор, дочь Дагона намеревалась пробудить хоть какие-то эмоции. Неважно – гнев, радость или разочарование. Больше нельзя было терпеть столь угнетающее настроение. – Не знаю, сколько этой гадости ты в себя влил, но, если так будет продолжаться и дальше, то при контакте с огнем твое тело превратится в хорошо прожаренный кусок мяса. Не скажу, что это меня сильно огорчит, но, сам понимаешь, удержать такое количество вассалов одной будет непосильной ношей, хотя я избавлюсь от твоих извечных неуместных комментариев, что само по себе уже великое благо. И я настоятельно рекомендую тебе отреагировать, поскольку все еще думаю над тем, стоит ли позволять тебе пить дальше, наслаждаясь спокойствием и тишиной.
– Ты впустую тратишь свое драгоценное время, – не поднимая поникшей на ладонях головы, произнес Мозер. Ему давно надоела вся эта наигранная чушь, надоело вечно скрываться под маской сильного, независимого воина. Хотелось просто напиться до состояния непонимания окружающего мира. Непроницаемый туман заволочет глаза с присущей ему въедливостью. Все остальное неважно. – Можешь спокойно идти и получать удовольствие от медленно разрушающегося мира. Забавно, я ведь всегда ненавидел эту фразу в исполнении твоего проклятого мужа, наблюдающего за нами оттуда. А ведь он был прав. После смерти Безумного Короля мы действительно лишились цели. Интересно, правда?
– Тебе явно не хватает собеседника. Я бы составила компанию, но ты пьешь слишком противное вино, оно не из наших погребов, – равнодушным тоном заявила женщина, не желая потакать прихотям постепенно спивающегося рыцаря. После случившегося в столице он внезапно начал угасать. Вся эта ситуация подломила его физически и, что гораздо серьезнее – морально. Не самое приятное зрелище. – Полагаю, на этой веселой ноте разговор можно считать оконченным, но меня заинтересовал рассказ о целях нашего существования. Пожалуйста, удиви меня чем-то новым, чего я еще не слышала или не читала. Что ты там говорил?
– Мы не воевали уже много лет, – продолжал бормотать полупьяный Тирелл, не до конца понимая всю суть собственных высказываний. – Нет, мы потеряли не цель, а идею. Это гораздо страшнее. Ибо сейчас у всех разные цели. Твой сын, например, отчаянно жаждет занять место лорда этого замка, не заботясь о благополучии своей дорогой и горячо любимой матери. Майкл желает спрятаться в огромной клетке с красными стенами, не обращая внимания на все мольбы близких друзей о помощи. Умилительно.
– А чего хочешь ты? – поинтересовалась Ирина, на что получила вполне короткий и достаточно многозначительный ответ: Мозер просто взял бокал с вином и поднес ко рту, получая нескрываемое удовольствие от такого тяжелого вкуса.
– Сколько мы не воевали? Пятнадцать лет? Быть может, все двадцать? Я потерял счет времени. Хотя меньше пяти лет назад произошла та заварушка с Греджоями, помнишь? Но она продлилась ровно неделю, разве это можно назвать битвой? Нет, раньше были битвы, а теперь… – продолжал аристократ, находящийся в каком-то странном умиротворении. Полузакрытые глаза плохо концентрировались на одной точке, ибо пары вожделенной жидкости дурманили разум. – У нас повсюду лишь предатели, интриганы, лакеи и стяжатели. Иной раз я задаюсь вполне оправданным вопросом: каким образом этот замок все еще стоит? Почему наш мир не рухнул? На чем все держится?
– На нас с тобой, – без колебаний парировала леди Манвуди, раздумывая над тем, как принудить своего дорогого родственника оставить глупые речи и проспаться после одиночного пира. Ответом на столь душещипательную реплику, к ее вящему неудовольствию, был продолжительный, безудержный, отрывистый смех, неприятно резанувший по уху. Снова ей приходилось приподнимать брови, демонстрируя таким образом свое недовольство, но тщетно, – ему было плевать или он просто не давал отчет о своих действиях. Первый вариант казался более правдоподобным. Тогда можно сказать, что у Тирелла в голове происходит баталия между привычным цинизмом и несвойственным ему порывам отчаянной злобы.
– Вот оно что. Значит это мы, ранее великий, прославленный Рыцарь Цветов, а ныне жалкий бражник, и великолепная жена Лэнса, а ныне вдова, объединяем страну все чертовы двадцать лет? Ты не устаешь, дорогая?
– Временами, – скупая фраза сорвалась с трясущихся от негодования губ. Вся это беседа начинала утомлять. Чем быстрее она избавится от общества проклятого любителя правды, тем быстрее освободит себя от обязанности ее выслушивать.
– Помнишь армию, состоящую из маленьких детей? Живущих так, будто им ничего и не надо? Мы были такими. При любых обстоятельствах готовы ринуться в битву, не взирая на число противников, превышающее наше собственное в четыре раза. У нас была идея мира во всем мире. Были средства к ее реализации. Был лидер, в конце концов. Где все это теперь? Где этот хваленый Майкл, победитель Драконов, освободитель городов? Мы не можем противостоять армии Мартеллов, поскольку у них есть свой Майкл, который, в отличие от нашего, никогда не бросает друзей в худшие времена! Разве ты не чувствуешь иронии? В сущности, у нас ничего не осталось, кроме приятных, греющих душу воспоминаний о давно ушедших днях. И сколько мы протянем на одних только воспоминаниях?
– Ну, двадцать лет мы протянули, – тяжелый груз печали лег на хрупкие плечи. Падший рыцарь просто материализовал ее мысли, сложил в единое целое и представил на всеобщее обозрение жадным до представлений зрителям. Ничего иного не оставалось, нужно уметь признавать свои поражения. Один лишь прах на ветру – вот все, что осталось от тех времен. Там, куда они, рука об руку, шествовали с великим целями, нет ни счастья, ни радости, ни жизни. Потому что там нет ни печали, ни несчастья, ни смерти.
