Лишь один человек внимательно прислушивался к каждой фразе Мартелла и наблюдал за каждым непроизвольным жестом. Дагон Манвуди, печально знаменитая фигура в трехлетней войне между Львом и Драконом, когда-то давно предал своего сюзерена, написав Майклу Ланнистеру письмо с просьбой выдать свою единственную дочь, Ирину, замуж за одного из братьев Тиреллов. Этот выгодный союз создал огромный перевес на стороне Роз, а затем привел к оглушительной победе около захваченных Висячих Садов, где Дагон разгромил вражескую армию. После победы он вернулся на Родину, чтобы продолжать жить во вновь отремонтированном на деньги короля замке, с мыслью, что когда-нибудь он достанется одному из внуков. Речь Нолана была произнесена с поразительным бесстрастием, что сразу же навело на мысли о том, что планы мести постепенно зарождаются в голове принца.
– Нужно написать дочери, – Дагон запустил крючковатые пальцы в собственную длинную, с проседью, бороду и слега потянул вниз. Стараясь сохранять спокойствие, он осторожно обошел толпящихся людей и прошествовал к своим рыцарям, сопровождавшим лорда от самого замка. Его уход не должен быть замечен раньше времени. В Дорне многие знали о том, кого он поддержал в войне алых и черных, что делало его возвращение домой менее безопасным, чем планировалось изначально.
Запах горящей плоти въелся в ноздри, заставляя морщиться. Глаза машинально закрывались от обилия дыма и копоти. С каждой минутой людей становилось все меньше. Скорбь еще долго будет присутствовать в плотно закрытых окнах и на угрюмых лицах крестьян, однако это будет завтра, после желанного сна. Верные вассалы предложили новому сюзерену возвращаться в замок сейчас, чтобы не ехать в кромешной тьме и не попасть в зыбучие пески, коих в округе достаточно. Карилл без промедлений помог сыну Мартина сесть в седло, а затем медленно поехал за ним. Только тогда Дагон рискнул обойти всю процессию и двинуться на запад, к родовому замку. Положение было тяжелым. Новая война угрожала и без того хрупкому перемирию, держащемуся на двух кирпичах, один из которых явно дает трещину.
Если не предупредить короля, то это приведет к очередному театру военных действий, после чего мир обратится в пепел. Очень много домов в ходе конфликта между Таргариенами и Ланнистерами было вырезано и уничтожено, множество старых родов, ведущих свое начало с момента заселения Беленора, – стерты с лица земли, словно их никогда не было. Путешествуя по пережившему кровавый потоп миру, можно было заметить на своем пути не один десяток заброшенных, полуразрушенных или вовсе бесследно испепеленных замков, над которыми развевались разорванные и обагренные кровью стяги. Драконы обратились в пепел, унеся с собой жизни миллионов людей. Как всегда, впрочем.
========== Проблеск человечности ==========
Hurts – Illuminated
Bruce Springsteen – Streets of Philadelphia
Майкл не сводил глаз с бушующего неба, разрывающегося от бесконечного дождя. Молнии терзали ночной мрак, а их спутник – гром – мешал ему спокойно завладеть теми недолгими часами, которые остались до рассвета. Первые капли оставляли на каменной кладке едва заметные черные пятнышки; постепенно изморось превратилась в ливень. Беспощадные порывы холодного ветра заставляли бархатные шторы в покоях короля бешено трепыхаться. Казалось, вся комната, погруженная в непроглядную тьму, давно пустовала. Настежь открытые окна пропускали внутрь сквозняки, сносившие все на своем пути.
Многочисленные картины, бумаги, подсвечники, ткани – большинство из этих вещей теперь валялись на полу в хаотичном порядке. Рубиновое море безуспешно пыталось бороться с нарастающим шквалом; волны наваливались на корабли, терзали паруса, пугали несчастных матросов, вынужденных бросить все силы на спасение судна. Дождь проникал в самые труднодоступные места между линиями плотно сомкнутых домов, вымывая всю грязь и копоть. По улицам струились нескончаемые потоки воды, мешавшие кучерам подъезжать к домам без происшествий. Испуганные лошади в королевской конюшне дрожали всем телом, прижимаясь друг к другу.
Жалобный вой не прекращался с начала дождя – крики разгневанных псарей не могли заставить собак умолкнуть. Небо плакало, небо скорбело по невосполнимой утрате. За всем, что происходило в городе, следили два помутневших глаза. Стальной оттенок преобладал над искрящимся золотым. Майкл, не отрываясь, смотрел в сторону раскрытых окон, ведущих на небольшую террасу, откуда можно было наблюдать за жизнью столицы. Он запретил закрывать их, несмотря на страшнейший ураган. Чувство опустошённости давно приковало его неподвижное тело к огромному стулу, больше походившему на трон.
Он стоял в самом центре покоев, неподалеку от кровати с высоким балдахином. Кулаки судорожно сжимали подлокотники в виде гривастых львиных голов, а лицо освещалось лишь в моменты неожиданных ударов молний. Он не замечал того, что происходило вокруг, в комнате, в мире. Безучастный взгляд редко фокусировался на чем-то одном. Мускулы на лице нервно подергивались с каждым ударом грома, а сердце бешено колотилось, невзирая на внешнюю невозмутимость хозяина.
Сил терпеть больше не было. Надежда умерла достаточно давно, и он больше не питал иллюзий насчет возрождения. Резко вскочив с кресла, Майкл бросился к небольшому столу, на котором лежали чудом уцелевшие карты и книги, и со всей силы ударил по нему плотно сжатым кулаком. Гнетущий страх и отчаянный гнев наконец возобладали и позволили всей боли прорваться наружу. С диким криком он сбросил все содержимое со стола, а затем схватился за край и перевернул его. Многочисленные картины с лицами предков были сорваны с гвоздей и выброшены с террасы на улицу. Дождь хлестал по изможденному лицу, намокшая одежда неприятно прилипала к телу, а зубы стучали от внезапного ощущения холода.
В конечном итоге он всё же почувствовал что-то, кроме тупого равнодушия ко всему происходящему.
Даже чувство несоизмеримой боли, пожиравшей изнутри, было гораздо приятнее безучастия и безразличия. Задрожав всем телом, король, не разбирая дороги, ощупью направился в сторону окна. Глаза подернулись дымкой, все погрузилось в несуществующий туман. За минуту в голове проносились сотни хаотичных мыслей. Они, подобно вновь блеснувшей молнии, появлялись неожиданно и также неожиданно исчезали.
Рука нащупала мокрый парапет, и пальцы судорожно ухватились за него, позволяя телу вскарабкаться обратно в покои, покинутые в полубреду. Вместе с непомерной жаждой жить проснулась жажда к вину. Нужно заглушить снедающую боль.
Нужно прекратить это безумие.
Глаза давно привыкли к темноте, и он без труда смог найти небольшой комод в другой части комнаты, где обычно стоял графин. Громкий стук в двери застал государя именно тогда, когда он дрожащими руками подносил стакан к губам.
– Убирайтесь отсюда! – рявкнул Майкл надломленным от горечи и боли голосом. От тона, каким были произнесены эти слова, он сразу же шарахнулся в сторону, выронив стакан. Звук бьющегося стекла заставил стучащего в дверь усилить давление. Ланнистер долго вглядывался в свои руки, обагренные кровью.
Кровью его сына.
– Майкл, прошу, там твоя жена, она хочет…– Орсон едва успел отпрянуть от слегка приоткрытой двери, как раздался оглушительный звон разбившейся посуды. Не в силах более сдерживать собственные эмоции, Лев со всей силы кинул в навязчивого десницу графин, из-за чего рубиновая жидкость растеклась по полу.
– Я сказал, убирайся!
Он сорвался. Он просто поддался гневу, позволил ему одержать верх над собой, пустил его внутрь себя. Сил бороться больше нет. Он побежден.
Каждое рваное движение сопровождалось тихим всхлипыванием. Скатившись по стене, Майкл просто упал на колени и закрыл лицо руками. На смену сильному, властному правителю огромной страны пришел мальчишка двадцати лет, узнавший о похищении собственной сестры. Но прежний пыл пропал, испарился, словно его не было. Грозного Льва больше не было. Плечи и грудь сотрясались от рыданий, глаза давно покраснели, маленькие сосудики полопались.
