– Я понятия не имею, о чем вы говорите, – высокомерно проговорила Ирина, при этом кладя замерзшую руку на кованую розу, чтобы открыть дверь в свои покои. Резкий хлопок по дереву испугал, но осознание того факта, что ей не позволяют войти в комнату, в ее же доме, вызвал раздражение. – Будьте осторожнее. Одному человеку это может не понравиться.
– Разрешите узнать, какому именно? Это ведь так удобно. Муж умер, а потеря весьма легко восполнилась старым другом, – пожав плечами, старый лорд кинул в сторону собеседницы насмешливый взгляд карих глаз. Их сходство с братом сразу же бросалось в глаза. – В любом случае, меня ваша личная жизнь не волнует, в отличие от половины обитателей сего поместья. Просто скажите мне, где скрывается Гордон и я вас больше не побеспокою.
– Бездарно тратишь драгоценные мгновения жизни, приятель, – властный тон человека, привыкшего к безаговорочному подчинению со стороны всем окружающих. В самых бархатных нотках отчетливо слышался едкий металлический оттенок. – Я провел с ней за одним столом больше шести часов и все равно не получил желаемого. К слову, зачем тебе Гордон? Хочешь лишиться второго глаза?
Сантагар промолчал. Презрение читалось на плотно сжатых губах, однако Хавьер не решился вступать в конфликт с одним из самых опасных убийц Беленора, просто вежливо поклонился и ретировался. Волк не обратил на это никакого внимания. Он продолжал неподвижно стоять, с заложенными за спину руками, с нескрываемым интересом наблюдая за волнением сильной и независимой южанки. Ее дрожащие пальцы с трудом нащупали кованую ручку в виде распустившейся розы. Гэбриэль не стал вмешиваться, просто облокотился о дверной косяк, скрестив руки на груди. Его мало волновало обещание не переступать порог этих апартаментов. Нарушать данные друг другу клятвы им далеко не впервой. В этом был определенный шарм.
– А ведь он, собственно говоря, прав. Я потратил половину дня на душевную беседу с тобой. Не сочти за жалобу, все было прекрасно. Но вот самого главного так и не узнал. Твой сынок мне не так давно поведал о том, что здесь были еще и другие так называемые гости. Хромой калека и чья-то дочь меня интересуют меньше всего, а вот такие легендарные ветераны, как Кокшо и Редвин заслуживают некоторый интерес.
– В неведении – блаженство, Гэбриэль, – ответом на столь смелые слова было приглушенное рычание. Сын Тибальта стремительно сократил разделяющие их пространство и, схватив пленницу за плечи, посмотрел на нее в упор. Горячее дыхание опаляло кожу. Она с трудом выносила близость бесчувственного монстра.
– Я борюсь с непреодолимым желанием вырвать тебе язык. Ты не представляешь, сколько раз меня посещала подобная мысль. Но, к сожалению или к счастью, мне станет скучно без твоих жалких попыток казаться сильнее, чем ты есть на самом деле. Ты не устаешь? – вопрошал Лжепророк, при этом касаясь ледяными пальцами хрупкого изгиба шеи, – Впрочем, не так важно. Ты как-то спрашивала меня о целях и мотивах всего этого. Так вот, я готов тебе рассказать и даже показать, – он аккуратно извлек два листа бумаги, сложенных вдвое, исписанные вдоль и поперек красивым почерком. – Они все здесь. Имена тех, кто повинен в произошедшем. На протяжении двух десятков лет я повторял их. Как заклинание, как молитву. Получив доступ к чернилам, я воссоздал этот черный список. Кстати, твое имя тут тоже было, но я его вычеркнул.
– Благородно с твоей стороны, – не отрываясь от истерзанного чернильными пятнами листа бумаги, прошептала Ирина. Здесь были все: от самых мелких вассалов до знатных вельмож. Но сам список возглавлял не кто иной, как Майкл Ланнистер. За ним следовали приближенные ко двору, а дальше – по ниспадающей. – Мой отец тоже здесь, как я вижу. Что же, допустим, ты убьешь большую часть людей отсюда. Или всех – не столь важно. А дальше что? Думаешь, от этого станет легче? Семью ты не вернешь. Власти не получишь. Пустая месть, не более.
– Ты до сих пор не поняла одной простой вещи. Власть – это иллюзия. Месть – это иллюзия. То, что ты держишь в руках – обычное желание освободиться, – пожав плечами, Старк бережно сжал символ своего заточения. – Свобода, милая моя, в том, чтобы не пришлось о чем-то сожалеть. Чувство вины – это все равно что мешок тяжелых кирпичей. Я слишком долго таскал их на себе. Пора избавиться от этого.
– И это твое оправдания всем зверствам? Убийства во имя эфемерных надежд на то, что перед тем, как попасть в Ад, ты сбросишь тяжелый груз с сердца?
– Ты не способна мыслить глобально. Вот сценарий: ты можешь исцелить мир от всех болезней. Чума, проказа и прочая чушь. Но вот для этого тебе нужно убить всего лишь одного невинного ребенка. Ты убьешь его? – получив в ответ презрительный взгляд, Предводитель дико рассмеялся. – Ты меня разочаровываешь. Это же великое благо!
– А если таких детей будет десять?
– Вот теперь ты начала мыслить шире. А если сотня? Тысяча? Не спасти мир, но сохранить его подобие. Возможно, ты спросишь, какое отношение все это имеет к черному списку и рассуждениям о мести? Самое прямое. Сейчас, на твоих обворожительных глазах, вершится история. Смена приоритетов и парадигм. Мы идем в светлое будущее, лишенное таких слабовольных дурачков с севера-востока, каковыми изобилует весь список. И ради подобной цели погибнет множество невинных.
– Никто не вправе принимать такие решения! Ты ничем не лучше тех, кто убил твою семью. – запротестовала леди Манвуди, отдаленно понимая, что ходит по краю отвесного склона. Либо он посыпется, либо останется в таком положении до следующего раза.
– Нет, ошибаешься, Ира, – ее заметно передернуло от такого обращения. Последний раз она слышала его больше двадцати лет назад. Их тайная, незримая связь до сих пор держится на жалких ниточках человечности и безумства. – Тысячи умирают каждый день, безо всякой причины. Где же твое хваленое сочувствие к ним? Думаешь, раз в месяц проедешься по убогим кварталам города – и изменишь мир? Какая сволочь захочет оставаться у власти, если поймет, что существует реальная сила, способная ее покарать, вроде меня? Теперь я могу убивать людей толпами, не испытывая особого чувства жалости. Черт, если сожгу целое поселение, то даже сердце не екнет.
– А как же любовь? – в нем должно было остаться что-то от прежних чувств. Пусть к ней, это можно пережить. Но остановить эту льющеюся через край силу еще можно, если он сам того захочет.
– Ее слишком переоценили. Теоретически, можно и собаку любить. Она хотя бы не нарушает старых клятв, – на этих словах Волк развернулся и направился прямо к открытой двери. Тем не менее, на половине пути он остановился и, развернувшись всем корпусом, произнес:
– Знаешь, мне искренне жаль. Мы с тобой могли бы создать величайшую историю любви. Но твой отец все уничтожил. Именно поэтому он на пятом месте в списке. Ирония, скажи?
Комментарий к Проснуться с монстром
Данная глава не несет в себе никакой сюжетной подоплеки, однако она посвящается одной моей доброй знакомой. Наслаждайся. )
========== Убежище ==========
Mikko Tarmia – Theme For Unknown (OST Amnesia: The Dark Descent)
Hollywood Undead – Pain.
Настойчивый стук в дверь вывел женщину из задумчивости. Темно-каштановые волосы упали на красивое лицо с благородными чертами. Коричневые глаза, иногда приобретающие угольный оттенок, изучали вошедшего без приглашения мужчину. Слабая улыбка проявилась на алых губах. Морщинистая рука легла на вытянутую морду рычащего зверя. Нахмуренные брови выражали недовольство последующими действиями непрошеного гостя. Он пытался найти одну интересующую его вещь, не гнушаясь при этом нарушением обычных правил приличия.
За несколько секунды содержимое многочисленных полок оказалось на полу. Флаконы с подозрительной жидкостью разбивались после соприкосновения с холодным камнем. Раздражение лежащей в ногах твари усиливалось. Впрочем, владелица хижины предпочитала не выдавать истинных эмоций. Безмолвие, повисшие в комнате, нарушалось лишь слабым потрескиванием дров. Пламя охватывало дерево, позволяя воде в чугунном котле быстрее закипеть.
