– Кол, передай, пожалуйста, графин, – услышав в ответ насмешливое фырканье, Финн лишь слабо улыбнулся, после чего, перегнувшись через весь стол, достал рукой то, чего ему так не хватало, и вылил содержимое в свой пустой бокал, – а вы все ничуть не изменились. Даже сквозь шелк видно твое жалкое отвращение к себе, генерал, – Элайджа взглянул на говорившего с неподдельной брезгливостью – так он обычно смотрит на мелких букашек, мешающихся под ногами. – А Николаус, несмотря на высокомерный вид, остался все тем же мальчиком-параноиком, полным ненависти и страха, – с этими словами говоривший вонзил вилку в оставшийся на тарелке кусок. – И, наконец, ты, Колемон. Самый буйный из Ланнистеров. Безжалостный убийца и насильник.
– Я тоже рад тебя видеть, – язвительно выплюнул Кол, до побелевших костяшек сжимая угол настрадавшегося стола. Бурлившая в крови злость требовала радикальных действий. – Кстати, вы заметили, что про Клауса он сказал больше, чем про всех остальных? Стоит ли расценивать это как несправедливость по отношению к другим членам семейства?
– Какое ароматное вино, – поднеся бокал с колыхающейся жидкостью к носу, Финн сделал несколько непроизвольных затяжек с намерением насладиться въедливым запахом, приятно ласкающим ноздри. Под пристальные взгляды наблюдателей он ловким движением салютовал наполненным до краев сосудом, а затем осушил его.
– Было непросто найти что-то подходящее. С каким вином подают предательство? – поинтересовался Жестокий Лев перед тем, как разрезать жесткий кусок мяса на несколько маленьких. Таким образом он давал выход ярости, представляя, что на месте исколотого животного находится ухмылявшееся лицо трусливого оратора.
– Ну что ты злишься, Небесный Король? У нас же сегодня радостное событие. Хотя бы в честь такого знаменательного дня ты можешь не быть вспыльчивым ублюдком? – язвительный тон побуждал одним простым движением снести его обладателю половину черепа. К счастью, клинки были отданы на сохранение впечатлительным слугам, чтобы избежать кровопролития раньше времени.
– А что именно мы празднуем? – поинтересовался Элайджа, испытывая завидное спокойствие рядом с давним врагом. Казалось, его ничто не могло вынудить совершить необдуманный поступок. Он просто осознавал, что сейчас они втроем, увы, пребывают во власти этого никчемного шакала.
– Наше воссоединение, конечно же, – произнес третий сын Майкла с таким видом, будто это дата входила в круглогодичные церковные праздники наравне с Рождеством, – Вы бросили меня в столице, вместе с этим умалишенным зверем, не забыли? Впрочем, я очень рад побывать на воле, если так можно выразиться. У меня появилась возможность прогуляться по местам, которые находятся под вашей протекцией. Расскажите же мне, братья Ланнистеры, первородные, бесславные ублюдки нового поколения, что я пропустил? Порадуйте. Чем вы одарили общество? Медицина? Философия? Искусство? Или в истории после вас остался только длинный кровавый след? – хищная усмешка исказила непроницаемое лицо говорившего. – Перемены, друзья мои, неизбежны. Вас пора уничтожить, как чуму.
– Осмелишься пойти против нас, будучи совершенно один? В таком случае неизбежной будет только твоя смерть, – острейший нож с громким свистом пролетел мимо сидящих, вонзившись концом в мягкую обивку кресла, почти рядом с головой онемевшего Финна. Элайджа вскочил с места от неожиданности, в то время как жертва неудавшейся расправы подняла руки кверху от наигранной обиды, а потом и вовсе извлекла холодное оружие из кресла. – Хочешь знать, почему мы оставили тебя там? Все достаточно просто – ты был жеманным подхалимом. Отец решил взять тебя с собой, чтобы ты стирал его нижнее белье?
– Он взял меня с собой, потому что со мной обошлись несправедливо! – исступленно завопил Лев, чем несказанно обрадовал старшего брата. Им удалось получить месть, такую желанную, хотя бы в виде простого багрового оттенка кожи на опротивевшем лице того, кого они когда-то любили, – у меня украли почти все шансы на хорошую жизнь! Элайджа, - неожиданное обращение к доселе молчавшему генералу вызвало всеобщий интерес у остальных присутствующих. – Я могу понять его жестокость, но вот тебя я помню жалостливым человеком. Что я такого сделал, что ты отвернулся от меня? Ты боялся Никлауса? До сих пор боишься? Или ты держался в стороне из поганой зависти? Ты ведь всегда хотел подражать старшему братцу, тебе не нужна была конкуренция. Ты жаждал быть похожим на него и у тебя было множество лет, чтобы исправиться, но ты, наоборот, породил множество лет провалов!
Ответом на столь эмоциональную тираду был смех. Клаус и Кол недоумевающе переглянулись, стоило им увидеть своего всегда сдержанного рамками приличия брата искренне улыбающимся и оголяющим белые зубы. Даже от этого негромкого хохота, больше напоминающего приглушенное рычание, веяло благородством. Тем не менее, первородный все же сложил руки в нечто похожее на домик и сразу же прижал к покрытому легкой щетиной подбородку, пытаясь заглушить безумные порывы.
– Может, ты и являешься, вернее, паразитируешь на теле этой семьи, я хочу уверить тебя в том, что за столько лет твои скучные доводы остались все теми же. Видишь ли, Финн, как и наш отец, ты всегда презирал проявление силы духа. Конечно, отец убивал и поглощал то, что создавал, а вот ты стал таким же скучным и одутловатым, как это мясо, – вопреки всем ожиданиям, он последовал примеру остальных и вонзил нож, почти по самую рукоять, в обглоданное с разных сторон брюхо несчастного зверя, демонстрируя таким образом, что семейная идиллия подошла к концу. – Хватит. Мне все это надоело. Убирайся туда, откуда пришел и передай отцу, что мы, Три Небесных Короля, с нетерпением ожидаем встречи с ним.
Гулкие шаги еще долгое время затихали в кромешной тьме. Безысходность, мрачная, сулящая одни только страдания, окутывала непроницаемые лица. Клаус предпочел выдать собственное волнение оглушительным ударом по тарелке, в результате чего все присутствующие вздрогнули. Он потребовал немедленно созвать всех ветеранов, дабы обсудить с ними план дальнейших действий.
Несколько смельчаков дерзнули выйти на замковые стены для разведывания обстановки, за что сразу же были награждены градом стрел. Семьдесят человек в окружении двух сотен. Плачевно. В голове, полной хаотичных мыслей, стал вырабатываться план побега. Инстинкт самосохранения вступил в битву с суицидальными порывами. Тогда все стало на свои места. Лидер Церберов потребовал под свое командование двадцать хорошо вооруженных гвардейцев.
– Что ты делаешь? – вопросительно изогнув бровь, Элайджа попытался разгадать замысел кронпринца. Он и раньше видел этот нездоровый блеск в погасших глазах, но сегодня в нем происходили бешеные пляски. В таких случаях лучше просто стоять в стороне, ни во что не вмешиваясь.
– Разделяй и властвуй, братец, слышал такое выражение ? Разрушитель хочет убить нас всех, но больше всего он жаждет избавиться от меня. Уважим его, – крепкая рука оказалась на дрожащем плече с намерением задержать на полуобороте. Ланнистер с недоверием осматривал крепкие доспехи наследника престола, чья веселая ухмылка вселяла надежду. Благородный Лев и сам приготовился следовать за ним, однако его ошарашила грубая реальность. – Ты останешься здесь и выведешь всех остальных из этой ловушки. Я знаю, что могу положиться на тебя. Ты единственный, кто сможет это сделать.
– Ты явно ошибся. Доверь это Кракехоллу или Догетту. Да кому угодно, кроме меня, ибо я иду с вами, – Никлаус знал, что будет именно так, а не иначе. Только поэтому он извинился за причиненные собеседнику неудобства. Искренне недоумевая, Элайджа внезапно ощутил, как из-под ног у него выбили опору в виде меча, на который он опирался после полученных ран. Он просто рухнул на пол со сдавленным рычанием. – Как же низко, просто в твоем стиле.
– Позаботься о Ребекке и Лерии. Я передам отцу “привет” от тебя.
– Проклятый сукин сын! – в гневе прокричал поверженный воин, беспомощно катаясь по полу в безуспешной попытке вскочить на ноги. Слишком поздно – двадцать крепких солдат вместе с Колом последовали за предводителем. Их сопровождал отчаянный лай двух собак. В этот же момент к беззащитному генералу подбежали двое братьев с дикими вепрями на панцирях. Им удалось подхватить командира под руки и успокоить, несмотря на сопротивление. – Уберите от меня руки! Черт возьми, когда он вернется, я сам его прикончу!
