Убаюкивающая тишина, нарушаемая лишь шипением пенящейся реки, внезапно была прервана грубыми криками. Гэбриэль заметил неподалеку от себя эскорт из шестерых всадников. Знамена с черным волком позволяли судить их, как друзей. Впрочем, долгий спор начинал действовать на взбудораженные нервы. Их лидер, человек неприятной наружности, усердно жестикулировал, при этом используя с полдюжины бранных слов. Темные волосы, растрепанные на затылке, были весьма аккуратно зализаны, что не могло не раздражать.

Не отличающийся особым умом солдат искренне верил в собственное могущество, отчего считал, что ему позволено вычитывать того, кто не носит звание лорда. Усы над верхней губой разрослись до несимметричных пределов, а скошенные глаза почти всегда блуждали от одной точки к другой с каким-то внутренним колебанием, заметным при разговоре. Из всех бесполезных трусов в армии он, пожалуй, находился на одной ступени с теми, кто при первой же удачной возможности станет на сторону победителя. Их всегда следует ставить в авангард, иначе они перебьют весь тыл, если в этом будет выгода. Длинная шея с треугольным лицом выглядела нелепо, что отталкивало еще больше.

Болезненный вид исхудалого тела нагонял тоску. Тяжелый серебряный панцирь клонил несчастного вниз, а синий кружок в центре грудной клетки больше походил на мишень, нежели на герб дома Пулей. Венедикт, так звали предателя, сбежавшего во время прибытия войск под командованием Майкла Ланнистера и Мозера Тирелла. Он первый бросил оружие, чем подал дурной пример всем остальным никчемным и ничего не стоящим ублюдкам.

Тем не менее, польза от него все же была: три тысячи хорошо экипированных пеших солдат. Это стоило прощения, однако не стоило его жизни. Возможно, Волк сам убьет его когда-нибудь, незаметно, в битве, а затем позволит всем идиотам воспевать несуществующую храбрость столь славного воина, чье героическое самопожертвование следует занести в исторические летописи. Группа рыцарей остановилась, предварительно сбросив на землю груз в виде безжизненных, окровавленных тел.

Интересная находка, учитывая тот факт, что их послали в лес для отыскания следа сбежавшего Талли. Окончательно разгромив устои морального общества, Пуль наконец-то заметил Великого Лидера, коего восхвалял дольше и громче всех остальных. Слова – ничто, в особенности в устах подобного сброда. Тронув приунывшего от бездействия скакуна, Гэбриэль таким образом сократил незначительное расстояние между собой и трепетавшими приспешникам. Их одновременно восхищал и пугал вид Лжепророка. Спешившись, он подошел поближе, дабы рассмотреть искалеченные трупы без опознавательных знаков. Неизвестно, к какому отряду они принадлежали, однако на северян похожи не были.

– У нас серьезная проблема, милорд, – без позволения заговорил Венедикт, принимая неуместную позу второго предводителя в повстанческом легионе. Голодный Волк все же соизволил приподнять голову в ожидании продолжения столь пафосной речи. – Чертовы партизаны. Они напали на нас в лесу и убили нескольких моих ребят. Разумеется, мы ответили достойно. Даже хотели взять некоторых в плен, но большинство сбежало, а остальные погибли. Тогда мы взяли с собой несколько тел, чтобы подвесить их над воротами замка, но потом мне в голову пришла удачная мысль, подсказанная одним из ваших людей. Я бы прибил их к самодельному кресту и поставил в этом месте. Символично, верно?

– Партизаны? Так быстро? – задумчиво произнес Старк, не придавая значения дальнейшим словам напыщенного дурака. Все его внимание было приковано к шестнадцатилетнему на вид мальчишке с раскроенным черепом. Удивительное сходство. – Они, судя по всему, узнали, что мы захватили Коготь и его лорда. Что же, иного я не ожидал от таких людей. Усиль оборону замка и немедленно выставь ночной гарнизон. Это самое удачное время суток для нападений. А свои нездоровые фантазии держи при себе. Я простил подобное надругательство над религией лишь одному человеку. К тому же, устроив такое представление, ты поднимешь в них дух сопротивления и добавишь мне хлопот. А я не люблю лишние хлопоты. Понимаешь?

Челюсть Пуля медленно поползла вниз. Он ожидал чего угодно: страшного гнева, похвалы, равнодушия, воодушевляющих речей. Но не бесполезного, на его взгляд, милосердия по отношению к врагам, которых следовало уничтожать в большом количестве. В рядах малочисленного эскорта поднялся заметный рокот. Юноши, отчаянно желавшие быть похожими на Голодного Волка, внимали каждому его слову. Пробужденная религиозность восстала против кощунственного унижения чести и достоинства павших. Человечность не была чужда этим мальчишкам. Вскоре они привыкнут к жестокостям и зверствам старшего поколения, дабы перенести все полученные знания в свой век и продолжать таким образом извечную кровавую цепь.

– Сир Пуль, что же нам делать с ними? – кивком головы один из сердобольных участников побоища в лесу указал на лежащего с краю мужчину, с отсеченной рукой. – Может, следует похоронить их? Несмотря на то, что они были в меньшинстве, это не мешало им достойно сражаться и пасть смертью храбрых.

Рассвирепевший командир авангарда прожигал заговорившего ненавистным взглядом униженной собаки, которую только что побил собственный хозяин. Резким движением он схватил одного из убитых за ногу и, подтащив к краю обрыва, остановился. Вопрошающие взоры молодых были устремлены исключительно на выжившего из ума лорда. Подождав немного, он совершил рывок и избавился от бренной оболочки раз и навсегда. Ошеломленные наблюдатели подбежали ближе, дабы лицезреть падение врага, бьющегося о камни. Последний оглушительный удар. Все затихло.

– Вы, идиоты, их еще и восхваляете?! – взревел Венедикт, вновь уничтожая следы своего страшного преступления против религии и человечности. – Запомните этот урок! Если победил, то за тобой и правда, а если проиграл, то ты мятежник!

Гэбриэль замер, прислушиваясь к звукам падения. Вена на шее пульсировала, руки начали дрожать, а мозг – рисовать картины прошлого. Все решилось тогда, двадцать лет назад. Судьба этих людей в точности повторяла его собственную. Память о тех днях вызвала где-то внутри животный страх, сковавший все тело. Ему казалось, что он слышит крики невинных жертв, падающих с обрыва. Его выкинули точно также, ведь он проиграл. Значит, он – мятежник.

Значит, на стороне Майкла была правда. Развернувшись всем корпусом в сторону бесчинствующего ублюдка, он прошептал его имя, ставшее отныне ненавистным. Пуль замер в нерешительности, понимая, что от него чего-то хотят. Самодовольная улыбка блуждала на приоткрытых губах, наслаждаясь произведенным эффектом. Он думал, что сумел заинтересовать Предводителя.

– Да, господин? – гордость заставляла дыхание участиться в ожидании лестных слов, коеми Старк одаривал немногих. Пуль так отчаянно жаждал оказаться в узком кругу приближенных, что готов был ради этого убить родного отца и все семейство, если того потребует жадность.

– Не “да”, а “я”, – Венедикт не успел вовремя отреагировать на грозившую ему опасность. Пальцы, словно тиски, сдавливали уродливую шею, лишая возможности дышать. Он пытался высвободиться, но тщетно. Ноги оторвались от земли, окаменевшие руки сжимали локти палача до тех пор, пока бессознательность не начала медленно подкрадываться к трепыхавшемуся телу. Только тогда Гэбриэль, приложив максимум усилий, под шокированные взгляды молчаливых зрителей, швырнул ненавистного мучителя своего пошатнувшего сознания вниз. Душераздирающий крик на секунду донесся до окаменевших от испуга мальчишек, а затем и вовсе затих в водных пучинах. – Похороните всех убитых с честью. А потом выловите эту тварь, если она еще жива.

Закинув край плаща на дрожащее плечо, он снова взобрался на молчаливого коня, не издающего, как правило, ни единого звука. В этом они были похожи. Он мог подолгу будоражить воображение алчных сладострастников при помощи многообещающих ораторских способностей, но глубоко в черной душе давно зрело презрение ко всему мирскому и сущему. Гэбриэль научился всему: терпению, учтивости, гневу, жестокости. Светлые качества перемешивались с темными, превращая его в истинного безумца.