— Изгоним всех неверных из Бухары! — радовались они, деля имущество ограбленных.

По улицам даже днем было опасно ходить. Любой встречный всадник мог ни за что огреть прохожего плетью. Женщин не выпускали из дому одних.

Люди разговаривали шепотом, кругом бродили шпионы. И все же служба в диване у Абдаллаха продолжалась.

— Мы стали самыми нужными людьми, — говорил дома отец. — Наместник объявил о новых налогах. Но кто их будет платить? Люди покидают свои земли и убегают в спокойные места. Скоро участки станут раздавать задаром, их никто не возьмет.

В Бухаре правил наместник Насра.

Занятия Хусайна в библиотеке, к которым он так привык, оборвались в один день. Книги сгорели. Он не получал теперь жалованья, потому что у наместника были свои лекари.

Ученые люди — поэты, математики, философы и архитекторы — исчезли из города. Никто не приходил в гости к Абдаллаху. В гости вовсе перестали ходить.

— Если знакомые люди боятся свободно разговаривать друг с другом, значит, стране их грозит гибель, — сказал однажды Абдаллах.

Зато город заполнили разные прорицатели, гадатели, суфии. Они сидели у мечетей, бродили по площадям, корчились в молениях.

Однажды в дом к Хусайну пришел человек с их улицы. Он был богат, но Хусайн мало знал его. Хусайн только здоровался с ним при встречах. Абдаллаха не было дома, но человек не уходил, и Хусайн пытался догадаться, зачем же гость пришел в дом.

Они поговорили о разных мелочах, о погоде, о будущем урожае.

Гость как бы между прочим передал слух о том, что младший брат эмира сбежал из плена, переодевшись в женское платье. Он назвал себя Мунтасиром — Непобедимым и сейчас собирает войска, чтобы идти на Бухару.

Гость рассказывал это так, что было не ясно — радуется ли он, ждет ли прихода Мунтасира или, наоборот, горюет.

Хусайн осторожно поддакивал.

И наконец гость заговорил о деле:

— Тебе, наверное, трудно жить. Ведь ты лишился жалованья при дворе эмира.

— Все в руках аллаха, — сказал Хусайн.

— Да-да, и столько книг сгорело в библиотеке эмира. Говорят, вторая в мире была эта библиотека. Это верно, что эмир позволил тебе однажды посетить ее?

— Верно, — отвечал Хусайн, — я занимался науками в библиотеке два года.

— Да-да, такое богатство сгорело. И ты многое успел узнать, занимаясь в этой библиотеке?

— Много, — сказал Хусайн уклончиво, — но недостаточно.

— Так не сможешь ли ты составить для меня книгу, в которой будет рассказано обо всех знаниях. Я понимаю, что не в силах заплатить за это с такой щедростью, на какую способны лишь цари, но и моя благодарность будет полезна в такое время.

— Это невозможно. Чтобы рассказать, что содержится в тысяче книг, надо написать новую тысячу книг. Я, конечно, помню все наизусть и мог бы все восстановить, но для этого нужна жизнь.

— Я прошу коротко. Очень подробно не надо. Ведь об одном дне жизни можно рассказывать день, а можно и минуту.

Хусайн согласился. Все-таки это был заработок.

Он писал днем и ночью. И написал довольно быстро. Получилась толстая книга. В ней было рассказано обо всех науках, кроме математических. Иногда Хусайн не удерживался и вместо пересказа начинал спорить с древними авторами. Споры тоже были записаны в сборник. Книга так и называлось «Собранное». Сосед был счастлив. На всю жизнь он теперь обеспечен ученостью. Ученость хранилась у него дома — он мог почерпнуть ее в любую минуту.

Хусайн еще не успел кончить первую книгу, как пришел другой сосед, ал-Барки. Родом он был из Хорезма, о чем говорила его высокая шапка. Он был законоведом, знал комментарий к корану — тафсир, изучал историю мусульманских сект. Раньше Хусайн часто видел его на книжном базаре.

Ал-Барки не мялся, не запинался, а говорил важно и требовательно. Он хотел, чтобы Хусайн написал книгу разъяснений по законоведению — фикху. Еще он хотел, чтобы Хусайн написал книгу по этике, о правилах поведения людей на земле. Он, конечно, хорошо заплатит.

Хусайн принял и этот заказ.

Законов в то время было много, с ними была большая путаница. Разъяснения законов заняли около двадцати томов. Ал-Барки удивлялся. Он-то считал себя всезнающим законоведом. Зато теперь действительно он мог им быть. Книга по этике называлась «Книга благодеяния и греха».

В работе прошли осень, зима, лето, новая осень.

Хусайн редко выходил из дому.

По улицам ползли слухи. Иногда город заполняли всадники. Это возвращался в Бухару младший брат эмира, тот самый, который бежал из плена, переодевшись в женское платье. Тот самый, который назвал себя Мунтасиром — Непобедимым. Потом Мунтасира побеждали, и он убегал из Бухары. Потом снова побеждал он, и снова входил в Бухару. И опять побеждали его.

Горели дома. Дома врагов Мунтасира — когда побеждал он. Дома сторонников Мунтасира — когда побеждали его.

Любой дом могли поджечь в любой день. Стоило только крикнуть, что хозяин его враг чей-нибудь или, наоборот, друг. Сейчас же сбегались желающие позабавиться: воины, просто бродяги.

Однажды, еще в спокойное время, врач Камари принес Хусайну письмо.

— Это письмо от молодого Бируни, ученика Масихи. В письме есть такие вопросы, для ответа на которые знаний моих недостаточно. Может быть, ты ответишь ему. Он старше тебя лет на шесть-восемь.

Хусайн ответил. Он объяснил ученику Масихи, почему «если взять круглый, чистый и прозрачный стеклянный сосуд, наполненный чистой водой, то им можно пользоваться вместо хрустальной лупы для зажигания. Пустой же сосуд не будет ни зажигать, ни собирать лучи».

Хусайн объяснил также, каким образом и почему можно видеть то, что находится под водой; почему лед, сочетая качество холода и форму камней, все же всплывает над водой.

На все вопросы Бируни ответил Хусайн старательно. Но задал и несколько своих вопросов.

Бируни скоро прислал ответ. Теперь письмо принесли прямо Хусайну. Оказывается, Бируни и Масихи жили уже не в Хорезме. Оба они были теперь в далеком Джурджане на службе у эмира Кабуса.

Бируни не просто задавал свои вопросы. Он имел уже по ним собственное мнение. С некоторыми ответами Хусайна он был не согласен.

«Ты утверждаешь, что в природе не бывает пустоты. Почему же, если пососать горлышко стеклянного сосуда, а затем перевернуть его в воду, то вода будет входить в сосуд, постепенно поднимаясь?» — писал Бируни.

Во втором письме Бируни задавал такие вопросы, которые мучили и самого Хусайна, потому что на них никто не мог четко ответить.

«Кто из двух прав, тот ли, кто утверждает, что вода и земля движутся к центру вселенной, а воздух и огонь от центра, или тот, кто говорит, что все эти элементы стремятся к центру, но что более тяжелые из них опережают?» — спрашивал Бируни.

На другой день Хусайн уже отсылал подробное письмо.

Так началась их переписка. И оба не предполагали, что через несколько лет станут они друзьями и необходимость в письмах отпадет, потому что они будут ежедневно приходить друг к другу для того, чтобы и поспорить, и посоветоваться, и вместе повеселиться.

А пока Бируни стал присылать Хусайну отрывки из книги, которую писал. Книга называлась «Хронология древних народов».

Хусайн видел отца часто. И не замечал, как тот стареет.

Хусайн работал днем и нередко, вернувшись из мечети, ночью. Кроме заказанных книг, он составлял еще многотомный медицинский словарь.

А когда заметил он слабость отца, было уже поздно…

В тот день отец пытался сесть на коня и не смог — подкосились ноги. Он прошел в комнаты. Лег и лежал до вечера.

Вечером он подозвал к себе Хусайна, Махмуда. И Хусайн только тут увидел бледность отца, почувствовал слабость его руки.

— Заботьтесь о матери, берегите ее, — шептал Абдаллах. — А ты, Хусайн, отправляйся на службу к другому правителю, там, где мир и закон. В Бухаре уже не будет покоя. Уйди дальше от нее. Лучше всего в Хорезм. Устройся там на службу, вызови семью… Я верю в вашу судьбу, — говорил Абдаллах.