— Читай… — попросила Аврора, ссыпая сахар со стола обратно в сахарницу.

— «Очень интересная страна, Альбус, магглы очень приветливые, но в то же время слегка сумасшедшие. Один торговец пытался всучить мне механическую кофемолку за… на магические деньги — тринадцать сиклей и два кната, представляешь? Грабеж средь бела дня», — с выражением читал Дамблдор. — «А ещё, дорогой Альбус, хочу рассказать тебе об интересном маггловском спорте — корриде. Я побывал на этом удивительном зрелище в Мадриде на Лас Вентос. Ах, Альбус, до чего это волнительно! Истинный гимн человеческого духа, благородства и красоты! Обязательно посети на досуге. Высылаю тебе буклет, там расписание и картинки — жаль, недвижущиеся, но всё равно они дают некое представление об этом замечательном действе! В конверте ты найдешь уменьшенную пластинку с бравурными мелодиями, сопровождающими этот чудесный спорт» — вопреки угнетающим мыслям о памяти Авроры, Альбус искренне улыбнулся приключениям друга. — «Завтра я аппарирую в Венецию, надеюсь прикупить себе несколько безделушек из венецианского стекла. Как твоя внучатая племянница, Альбус? Спасибо за фотографию, она действительно очень похожа на Моргану», — Дож намеренно опустил потрясающее сходство с Арианой из этических соображений. — «Надеюсь, что к весне я вернусь на родину и, наконец, смогу с ней познакомиться»

Далее следовало несколько интересных историй, в которые он попадал по незнанию маггловской культуры. Аврора в это время с интересом разглядывала брошюру об испанской корриде, написанную на английском языке специально для туристов. Развернув буклет, сложенный гармошкой на столе, она стала читать о правилах проведения корриды, иногда издавая удивленные звуки. Фотографии быков с бандерильями не двигались, но казалось, что копытное вот-вот выпрыгнет за пределы снимка прямо на стол.

— Какой жестокий спорт, это же убийство! — возмутилась Аврора искренне.

— Не нам судить, дорогая, это традиции.

— Сжигать ведьм на костре в средние века — тоже было традицией.

— Ты путаешь инквизицию и традиции, — опроверг Альбус. — Тут другое…

— Но ничего хорошего я в этом не вижу, — она одним движением собрала гармошку из листков и отшвырнула подальше от себя. — Живодеры… — но тут, её взгляд упал на заднюю сторону буклета, где в полный рост, в традиционном костюме был нарисован главный участник корриды — матадор. Аврора, несколько секунд не моргая, разглядывала мужчину в странном костюме: встав в стойку перед быком, он держал красную тряпку справа, словно готовился к нападению быка. Яркое одеяние и странная шляпа на голове, на ногах — черные туфли и яркие розовые гольфы, а сама одежда представляла собой нечто пестрое, карнавальное, украшенное золотыми нитями. Аврора вновь, якобы нехотя придвинула к себе буклет, её глаза загорелись огнем — а это означало, что можно ожидать чего угодно.

— Я зайду попозже… — как в тумане произнесла она, поднимаясь с кресла, не отрывая взгляда от матадора. — Верну потом, ладно? — тем же голосом попросила она, вытаскивая из конверта уменьшенную пластинку. — Мне нужно найти Септимуса. И, дедушка, можно я возьму граммофон из класса трансфигурации?

Аврора едва не вышла в закрытую дверь, но в последний момент распахнула её и скрылась в коридоре. Альбус так и остался сидеть на месте с чашкой чая в одной руке и с письмом — в другой. Аврора явно что-то задумала, стоит проследить за ней, но у него, к сожалению, на вторую половину дня был запланирован визит в аптеку в Косом переулке, и он искренне надеялся, что до ужина в его отсутствие ничего не случится.

Никто не заметил, как в Большой зал вошла Аврора Уинтер, левитируя за собой граммофон с огромным рупором, а затем заняла место за обеденным столом Хаффлпаффа между Элоис и Абрахасом. Том поймал на себе её осуждающий взгляд, конечно, вряд ли Авроре пришлось по душе, что вместо того чтобы подарить «Северное сияние» Джоконде, он ночь напролет жадно рассматривал его сам. Цветы в небольшом количестве не имели такого эффекта, как целая поляна, но всё равно заставляли собой любоваться. Они завяли с первым лучом солнца, превратившись в вялое, полусгнившее растение.

— Зачем ты притащила граммофон из кабинета трансфигурации? — полушепотом спросила Джоконда.

Хитро дернув бровями, Аврора улыбнулась и хмыкнула:

— Сейчас увидите, — она взглянула на преподавательский стол, зачем-то кивнула улыбающемуся Дамблдору, вернувшемуся после посещения Косого переулка, и поднялась с места.

Аврора достала из-за уха волшебную палочку и направила её на граммофон, который с интересом рассматривали первокурсники Хаффлпаффа. Они отпрянули в испуге, когда пластинка с нарисованным в центре быком внезапно задвигалась, а из рупора донесся оглушающий рёв труб.

Под первые звуки «Марша тореадора» двери зала распахнулись и ударились о стены. Головы всех присутствующих как по команде обернулись на странную фигуру, появившуюся в проходе. Пивз завис в воздухе, напрочь забыв про подготовленные к метанию боеприпасы. Установившееся в зале безмолвие только подчёркивало торжественность бравурной мелодии, которая придавала моменту особый оттенок вселенского безумия. Аврора захлопала в ладоши, радуясь исполнению собственной идеи.

Размахивая алым гриффиндорским знаменем, в зал гордо прошествовал Септимус Уизли, позволяя рассмотреть себя во всей красе. А посмотреть было на что — юноша, должно быть, тщательно изучил материал, прежде чем заняться изготовлением костюма. Его голову вместо монтеры украшала увеличенная магией коробка из-под шоколадных лягушек, заботливо украшенная разноцветной конфетной фольгой. Так же фольгой был обильно украшен довольно криво трансфигурированный в чакетилью пиджак, надетый на праздничную рубашку с пышным кружевным жабо.

Из-под штанов, превращенных в облегающие бриджи, выглядывали оранжевые гольфы, одолженные у Авроры. На гольфах можно было рассмотреть рисунок, состоящий из диковинных фигурок, более всего напоминающих беременных слизней, оснащённых оленьими рогами и свиными рыльцами (Аврора утверждала, что это подкустовые выползни, но ей, как обычно, никто не верил). Подходящей обуви не нашлось, потому матадор выступал босиком, к некоторому неудовольствию хозяйки гольфов.

Оказавшись на середине зала, Уизли эффектно взмахнул импровизированной мулетой, топнул ногой и крикнул «Оле!».

Пивз от неожиданности выронил гнилопомидоровую бомбу аккурат на голову Корнелиусу Фаджу. Бомба растеклась по его прилизанным волосам мерзким красным пятном, но парень, кажется, даже не заметил этого, во все глаза глядя на выступление сокурсника.

Уизли вопросительно посмотрел на Аврору, ожидая подсказки по сюжету. Та, стряхнув потрясение собственной гениальностью, сложным пассом волшебной палочки трансфигурировала директорскую кафедру в быка. Нужно было в этот момент видеть лица преподавателей, слава Мерлину, что господин директор отсутствовал на ужине, в его-то годы стать свидетелем акта вандализма над его любимой кафедрой…

Бык вышел совсем угловатым, на его шкуре явственно проступала текстура полированного дерева. Также, он имел три рога, на кончиках которых дрожали огоньки пламени — это было творческое переосмысление Авророй подсвечника, стоявшего на кафедре. Уизли уронил челюсть, подобрал её и, побледнев, снова взмахнул тряпкой.

Бык издал боевое мычание и заскрёб копытом каменный пол. Присутствующие повскакивали с мест и стали озираться в поисках пути к отступлению, но взмахом волшебной палочки, Аврора запечатала двери Большого зала. Студенты забыли как дышать, разглядывая импровизированную арену: Уизли на всякий случай сгруппировался, когда бык в три прыжка оказался возле него. Септимус понял, что ему пришёл конец и зажмурился.

Бык, к всеобщему удивлению, не стал бодать, а ласково, по-кошачьи ткнулся носом в его щёку и радостно завилял хвостом. Потрясённый Уизли рухнул в обморок. Бык, потеряв к нему интерес, повернулся в поисках новой «жертвы». К его вящему огорчению, дружить с ним никто не захотел — ученики с визгом разбегались. Фадж с красными разводами на голове, попавшись ему на пути, завизжал дурным голосом, чем напугал несчастное животное до того, что оно отпрянуло в сторону, опрокинув рэйвенкловский стол. Кто-то из девушек визжал от страха, гриффиндорцы же, в основной своей массе держались за животы, пытаясь унять истерические приступы хохота. Прюэтт тыкал пальцем в сторону очнувшегося Септимуса и копировал его бравый обморок. Смеялась даже МакГонагалл. Слизеринцы очень медленно пришли к выводу, что происходящее не представляет опасности, и тоже начали хохотать. Том в ужасе смотрел на Аврору: она, взяв себя в руки, вновь взмахнула волшебной палочкой в попытке транфигурировать бесчинствующую кафедру, облизывающую попадающихся на пути студентов, обратно. Вместо того чтобы стать степенным предметом мебели, бык резко уменьшился в размере, огляделся и тоненько обиженно замычал.