Отчего-то было невыносимо тоскливо.

— Почему ты дотерпела? — спросила она нерождённую дочь. — Зачем сделала этот выбор?

Но как бы там ни было, она любила своего ребёнка и ничего не могла сделать ему.

Ближе к ночи накатила первая волна боли. Точно открылись первые врата, и Саманта встала на пороге, всматриваясь в темноту. Она чувствовала себя в двух местах одновременно. Прекрасная и одетая в белое, она стояла по другую сторону врат с ребёнком на руках. По эту же металась по дому, поддерживая несуразно огромный живот, не находила места, как порой бывает у кошек, которые никак не могут окотиться.

Вторая волна заставила её сесть, прижавшись спиной к стене. Она почему-то уже не спешила звать на помощь или звонить куда-нибудь. То, что с ней происходило, ни капли не касалось других человеческих существ, они не могли ей помочь, не сумели бы защитить, а только сами бы погибли.

Саманта верила, что погибнет.

Обнимая живот, она не знала, что делать, и потому зажмурилась, ни к кому не обращаясь, никого не умоляя. Где-то там, за стенами, танцевал самайновый праздник. Здесь готовилась прийти в мир её дочь.

— Роза. Ты будешь Роза, — сказала Саманта, пытаясь отыскать спокойствие в звучании своего голоса.

— Слишком человечье имя, — раскатился по дому другой. — Я нареку её сам.

Саманта подняла голову, и на миг её захлестнула чистая радость воспоминания. Это был он, отец её ребёнка, тот, что казался ей лучше всех мужчин в мире, потому что никогда и не был мужчиной, потому что…

Он опустился перед ней на колени и всмотрелся в лицо.

— Я вижу страх, — произнёс он. — Раньше ты не боялась, моя Бригитта.

— Сегодня я умру, а тогда собиралась жить, — ответила она, и всё её тело выгнулось от боли.

— Дыши, дыши со мной, — он обнял её, и она прислушалась к его размеренному дыханию, попытавшись вдыхать и выдыхать в том же ритме.

Когда она вновь открыла глаза, они уже были не в доме, а в озере. Озеро было полным-полно рассветного пламени, и в этих волнах ей не было больно. Покачиваясь в его руках, она видела своё нагое тело, которое разучилось любить, и удивлялась тому, что сейчас живот не кажется уродливым, а будто светится изнутри.

Схватки прокатились не болью и ужасом, а напомнили волну океана, которая движется потому, что должна. Не сопротивляясь ей, но помогая, она закрыла глаза и сосредоточилась, всё ещё чувствуя спиной его прикосновения, всё ещё ощущая его дыхание.

Она видела, как медленно раздвигаются створки врат, стоящих на границе между жизнью и смертью, и снова рассмотрела себя с ребёнком на руках по ту сторону. Вскрикнув, она опять содрогнулась от набежавшей волны и снова вскрикнула, отдавая всю себя ей, её силе, вплетаясь в неё…

Наверное, она теряла сознание, а может быть, теряла саму себя, или время скрылось в глубине полного света водоёма. Но раздался пронзительный вопль, тонким клинком распоровший мир.

Первый крик её дочери.

Она протянула руки вперёд, вслепую, боясь раскрыть глаза. Кто принял ребёнка, кто перерезал и перевязал пуповину, кто отделил их друг от друга?

Она лежала на собственной постели, на чистейших простынях, оранжевых, как тыквы под окном. Над нею возвышался он, рогатый и тёмный. На руках его лежала успокоившаяся малютка.

— Ты не умрёшь, — объяснил он. — Расти её. Она моя.

— Роза! — Саманта наконец взяла ребёнка в руки. Девочка спала. — Я не отдам…

— Всему своё время. Она выберет сама, — и кем бы он ни был, он истаял с рассветом, сияние которого как раз озарило небеса.

Саманта же поклялась перед собой — никто не узнает, что Роза пришла в этот мир в ночь Самайна.

========== Йоль ==========

Они вошли в город с рассветом, и Роза, почти утратившая память об этом имени, огляделась, чуть щурясь.

— Зачем мы здесь сегодня, отец?

— Ты должна постичь себя, — он качнул рогатой головой. — Твоё место среди нас, так смотри же.

Она послушно огляделась. На первый взгляд тут было столько людей, но Роза теперь умела отличать живую плоть от восставшего духа, который вышел на прогулку в один из тех немногих дней, когда это позволялось. Заметила она и Йоль. Тот, столь же высокий и рогатый, как её отец, стоял у костра, высоко подняв рог с элем.

— Почему ты не оставил меня среди них? — Роза перенеслась на кладбище, и он не отстал от неё даже на полшага. Она же застыла напротив двух одинаковых надгробий.

Её и матери.

— Вам там было не место.

— Я увижу её? — Роза уже почти не помнила лица. Мать умерла на Белтайн, когда Розе было пятнадцать.

— Если она пожелает прийти, — он, дух Самайна, её отец, коснулся холодных камней. — Тут лишь оболочка. Мне же нужна суть. Суть — это ты.

Роза вздохнула и пошла за ним следом. С того мига, как она рассекла себе горло и поднялась из листвы и пыли, пока кровь сочилась в землю, её чувства притупились, она ничего не желала.

Но отца это не устраивало.

— Ты должна обрести себя, — сказал он снова. Роза кивнула. Её имя было другим, а она не могла его разгадать.

Они шли сквозь город, рассматривая людей, а те их не видели. День мерк, уступая время ночи, и вскоре Роза поняла, что стала свободнее.

— Танцуй, — предложил ей отец.

Йоль уже плясал. Он держал за руку одну из девчонок, и Роза хмыкнула, вдруг понимая, что та готова поддаться, а значит… Нет, не стоило додумывать это. Она вбежала в круг и рванулась прямиком к Йолю.

Не потому, что ей хотелось кого-то защитить. Её вело иное желание — отразиться у того в глазах, будто это всё решило бы.

Он поймал её в объятия и сказал:

— Дочь моя.

— Нет, — усмехнулась она.

Они были разными и едиными, и она одна различала их. Йоль засмеялся, смех прокатился ветром, снегом, падающими звёздами.

— Танцевать! — воскликнул Йоль и закружил её, позабыв о человеческих девушках. В Розе ещё столько было от них, но уже так много пришло от иного.

***

Дух Самайна склонил рогатую голову. Он видел воочию, как с каждым кругом Роза теряла прежнюю свою сущность, наслоившуюся и приставшую к истине так плотно, как скорлупа пристаёт к ореху. Йоль очищал её, Йоль давал ей сил.

Вот они промчались над огнём, забыв, что должны отталкиваться от земли, но кто сейчас мог бы увидеть это, когда вокруг тёк и искрил праздник?

Роза поймала его взгляд и кивнула. В ней просыпались новые желания. Она пробуждалась для новой жизни.

***

Пока танец нёс её над городом, дух Самайна вернулся на кладбище, и тут же рядом с ним появилась Саманта.

— Ты всё же забрал её и не дал пожить своей жизнью, — она прикрыла глаза. — Зачем?

— Таков круг колеса, — он коснулся её щеки. — Моя Бригитта. Твой круг тоже почти пройден до конца.

— Моё тело обернулось прахом, а ты говоришь, что круг почти пройден? Почти?!

— Она должна замкнуть, не ты, не я, — он запрокинул голову и вдали послышался смех той, кого звали Роза.

— Так зачем же она танцует сейчас?

— Чтобы отыскать среди звёзд имя, которое я ей дал. — И он усмехнулся. — Ты Бригитта, а она?

— Роза! — Саманта закрыла лицо руками. — Моя Роза.

— Умерла.

Люди тоже смеялись, тоже танцевали, а Саманта оплакивала что-то внутри себя, последнее, что не давало уйти или взлететь.

***

— Как моё имя? — спросила она Йоль, когда он закружил её на такой высоте, что они задели звёзды.

— А что слышишь ты?

— Ничего.

По небу катнулось эхо: «Ничего, ничего, ничего». Она рассмеялась в ответ.

— Слушай лучше, — Йоль смеялся. Ему бы сейчас кружить голову людям, но он так увлёкся, что не мог отпустить.

— Эо… Эо… — она закрыла глаза, стараясь выплеснуть из себя, пропеть имя. — Эо…

Йоль слушал её, а вместе с ним слушал и весь мир, и всё это вместе прокатывалось мурашками, хотя она не имела тела, чтобы ощущать нечто подобное. В воздухе зато дрожал запах сосновых ветвей и глинтвейна, апельсиновой цедры и корицы. Мёда и печёных яблок.

Вырвавшись из рук Йоля, она упала в снег и тут же подскочила, затерявшись в толпе, понеслась по городу, где всюду вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли огни. Кто-то кричал, кто-то смеялся, кто-то звал её, имя потерянной нотой отражалось огнями фейерверков в стёклах домов.