- Удачи тебе, Айша, - смеется Сиреникс.
Молчит фея морфикса, ничего не говорит. Ибо помнит: хотел заставить ее спрыгнуть с высоких скал. Она меньше всего пострадала от паразита, но и на ней отыгрался Сиреникс, водил по душе когтями, вновь и вновь воскрешал во всех подробностях в голове Лейлы смерть жениха. Каждый день, каждую секунду. И ходила Лейла по ножам, но не плакала Лейла, боролась. И жизнь свою отыграла. А Сиреникс схлынул волной, и ее уже зализывает Блумикс.
Со Стеллой не прощается Сиреникс, ибо разум ее слишком туп. Долго змей пытался до нее достучаться, долго искал путь-подход, но не было, не нашел. Стелла оказалась самой податливой для Беливикса, всю съел ее паразит, оставив уровень развития в зачаточном состоянии. Временами взрослая девушка, но чаще - ребенок, за которым нужно следить. Бился-бился Сиреникс, но не смог ничего исправить. Только перед Блум возник и попросил: следи. Следи мудрой матерью за несмышленным ребенком. Блум и следит, как бы Стелла не нашалила, как бы много с магией не намудрила. Следит и вздыхает, ибо лучшая подруга все льнет к ней, но уже не так, как раньше.
Былью быль поросла, когда Стелла была просто эмоциональной девушкой, веселой девушкой. Говорила прежде, чем думала, но взрослой была, а теперь лишь ребенок.
Потрудись-ка здесь, кардинал. Может, у тебя чего и получится.
И вновь двойная волна.
- Видишь, милая Текна: твоя взяла. Как ты думала, так и случилось. Новое превращение тебя спасло, новое превращение от меня избавило, - шепчет Сиреникс фее технологий, которая облегченно вздыхает, когда слышит песню Блумикса. Когда уже в переходном состоянии находится.
- Но уж Блумикс точно не будет изводить нас, как ты. Блум предусмотрела и это, - напряженно отвечает Текна, молясь про себя, что змей наконец ушел из головы.
- Будь по-твоему, - Текна ликует, когда больше не слышит голоса водяной трансформации, с надеждой впитывает Блумикс. Делай свою работу, кардинал, принимай своих носительниц.
А Сиреникс смеется, потому что Блумикс живее всех живых и дышит огнем. И слащавыми речами туманит напоследок голову Музы, которая в страхе шарахается от него. Для этой он придумал спектакль. Сценарист, режиссер и главный актер. Сломил ее гордость, опустил, унизил и бросил подыхать на пляже. Зато смог достучаться, смог образумить. И позже фея будет ему благодарна. Но сейчас шарахается, сейчас машет перед собой руками, уйди, мол, уйди, гад ползучий. И Сиреникс уходит, ибо пора.
Последней змей кидает кардиналу Аватару Дракона.
Над Блум Сиреникс работал, в Блум Сиреникс входил, Блум он имел чаще и больнее остальных, ибо мечтал совершить святотатство - войти в Дракона, подчинить Его пламя. И Блум раскрывалась, Блум шла навстречу.
На Домино, в тот миг, когда ослабла фея, когда уже на земле лежала, Сиреникс сказал ей:
- Да пробуди ты уже своего дракона! Воззови к нему вновь!
И воззвала Блум, пробудила. Вспомнила о силах своих изначальных, вернулась к ним.
Уверенная в себе теперь, сильная, она стоит перед Сирениксом и обнимает его за шею, прощаясь. И шепчет: “Спасибо”. Целует соленые глаза и уносится прочь с Блумиксом, которого сама же и создала.
Флоре первой довелось познать песню - Блум же была последней.
Кардиналь, кардинал, кардиналь быстрее, беги быстрее, танцуй стремительнее. Зализывай огненными языками соленые раны. Зализывай и жги, жги так, как только умеешь. Слушает Блумикс, качает хорошенькой птичьей головкой и улетает с феями прочь, берет их под свои крылья. Сделает фей снова феями.
Сиреникс еще помнит эти моменты, еще помнит. Былью быль поросла, а сейчас они вместе с Блумиксом лежат на Пиросе и смотрят на диких драконов. Безлюден Пирос, Островом кличут, а не планетой.
Блумикс уже завершен, лежит себе с бледной кожей, перетянутой грязными бинтами. Туго член перевязан, туго соски стянуты. И только волосы горят красные, горят и ползут по сухой траве.
Дик и могуч Пирос. Буйствует здесь природа. Вулканы горят огненные, извергают лаву. Драконы дерутся, изрыгая из пастей своих пламя. Слышны раскаты грома - где-то собирается гроза. Уже ползут по небу лиловые тучи. По небу оранжевому, золотистому. Дикие здесь кустарники, много папоротников. Много камней, пустынь и огнедышащих гор. Пирос - остров дикости, буйства и первородства. Сирениксу здесь хорошо, потому что Пирос напоминает мир Древних. А Блумикс здесь рыба в воде: огонь вокруг, много огня, волосы его потому огнем и налиты.
Хорошо кардиналу на Пиросе. Хорошо, ибо питают горячие источники.
- Я поселюсь здесь, когда все закончится. Когда все забудут меня, - говорит Блумикс, а Сиреникс потягивается. Он тоже в человеческом образе: ради нового друга, ради Дафны. Но маска Торена сброшена - только истинное обличие. Крепкий мужчина и худощавый юноша.
Сиреникс смеется, ибо Блумикс ему нравится. Огонь и вода.
- А я остаюсь с ней.
- Ты любишь ее… А вот что такое любовь, змей? И все ли трансформации любят? - интересуется Блумикс.
Над ними летят драконы. Огромные драконы, дикие, яростные, изрыгают пламя, но трансформациям все нипочем. Они не боятся. А им ли, всесильным? Это их драконы обходят стороной, обходят, потому что знают, что здесь к чему. Сиреникс улыбается - аловолосый ему нравится, нравится до дрожи в животе. Его хочется научить, ему хочется показать. Блумикс отвечает лукавым взглядом рубиновых глаз, и Сиреникс с усмешкой наваливается на кардинала.
Хороший ты мой, хороший.
Их губы сплетаются в странной страсти. Сиреникс - ошпаренный-обожженный, Блумикс - облитый ледяной водой. Они шипят и пузырятся, но тем слаще прикосновения. Губы касаются, трансформации играются, руками лаская сути друг друга. Блумикс согревает холодную воду, а та тушит вечный пожар.
Сиреникс зубами сгрызает бинты, зубами рвет все, освобождает стесненную грудь, а Блумикс дышит ему в плечо, позже - в спину, кусает, кусает, кусает. И целует губами, осторожно втягивая холодную кожу, оставляет засосы. На шее, спине, плечах. Кричит на все птичьи лады, когда Сиреникс входит в него грубо, с животной страстью. Здесь нет места нежности, только похоть и интерес.
Блумикс раздвигает ноги, Блумикс представляет себя опытной шлюхой, Блумикс урчит, словно голодная кошка. И набрасывается на Сиреникс, рвет его волосы и целует в губы, а змей душит его в своих стальных тисках.
Катаются на камнях трансформации, катаются под грозой, что на них движется, катаются под рев драконов и раскаты грома - лучший оркестр для этого секса. Кусаются, рвут друг другу волосы. Сиреникс прижимает к себе кардинала: не отпущу тебя никуда, не отпущу. А Блумикс мурлычет: не уйду никуда, не уйду.
Так и милуются вдвоем, ибо нет ничего прекраснее, когда две трансформации понимают друг друга.
Это не любовь. Это даже не страсть. Это забота со стороны одного и интерес со стороны другого. У Древних все заканчивается соитием.
- Любовь - это когда больше нет тебя, а есть вы, - поучает Сиреникс.
- Ах! - Блумикс смеется, когда змей снова входит в него. - И ты любишь ее. А остальные?
- Не все. Энчантикс никогда не любил, - крик сотен птиц, и на секунду этот голос сильнее раската грома. Дует порывистый ветер, дует настоящий ураган, рвет алую шевелюру кардинала. Ах, совсем ты раскардиналился, огненный.
- А ты любил. Омегу любил.
- Паршивец…
- Валтор нравился. И Дафну ты любишь. Ты многих имел. И меня имеешь, - Блумикс говорит с человечьими интонациями, но голосом Древнего. Ему не разрешал считывать себя змей, но кардинал своим зрением видит больше остальных. Даже больше Энчантикса. - Может, и у меня будет…
- Может, и будет…
И снова они молчат, снова катаются по земле, вгрызаясь друг в друга, желая познать. В страсти катаются, по камням острым катаются, раня спины, которые тут же заживают. А на скале под деревьями прячется Майя. За грозой пришла наблюдать жрица Пироса - секс трансформаций увидела. Благодать на нее снизошла. Молится Майя Дракону, а внизу вершится то, к чему и шло изначально все.