— Как это скрутило? — сочувственно спросил Кавай.

— Так, бах — трах! — энергично помахал рукой Пинтов.

— И вы… — осмелился спросить Кавай.

— Да, и я упокоился, — сказал с неудовольствием археолог, который хвастался, что разработал способ, как долго жить после выхода на пенсию. — И скажу вам, в этом ничего страшного нет.

— Вы то же самое говорили и про пенсию… — напомнил Кавай.

— А знаете, как тут здорово! — сказал, будто не расслышав, Одиссей Пинтов. — Прекрасный климат, интересная компания, хотя иногда мне хочется побыть одному. Чтобы весь день копать и отдыхать. Сяду на тот мой знаменитый камень с иллирийской надписью и параллельным латинским текстом, которую, как всем известно, я нашел и перевел, и сижу на нем несколько часов с большим удовольствием, пока не почувствую, что надпись уже впечаталась мне, извините, в мягкое место…

— Так значит… — все так же взволнованно сказал Климент Кавай, — и вы стали призраком…

— Нет худа без добра, коллега, — бодро сказал Пинтов. — Благодаря этой перемене я понял, что вы были правы. Что под Охридом действительно есть подземный ход…

— И что вы ошибались, когда суетно отрицали это, — добавил Кавай, которому вся эта болтовня уже начала надоедать.

— Кроме того, что я вам сказал?! Что мою душу вы найдете именно здесь, в этом монастыре. Разве я был неправ?

— …потому что вы знали Охрид как собственный двор, — тут же добавил профессор Кавай.

— Это крайне непристойный вывод, — обиженно сказал Одиссей Пинтов, положил мотыгу на плечо и прервал разговор с Каваем.

— А Нушича вы все еще считаете темной лошадкой в науке, как ваша покойная бабушка Марица..?

— Еще один… — услышал Кавай новый голос позади себя.

Когда он обернулся, то узнал того, кого уже встречал в подземном переходе. Это был молодой Нушич.

— Поэтому он и не разговаривает со мной, — с улыбкой обратился довоенный комедиограф к послевоенному профессору аналитической семиологии. — Ему стыдно за свою недооценку нас, писателей. По его мнению, мы просто обыкновенные скоморохи…

— Да, я уже это заметил, — сказал Кавай.

— …а вас я хочу поблагодарить за доверие, которое вы проявили к моим запискам, — сказал Нушич.

— Пожалуйста, — сказал скромно Кавай, хотя он выслушал эти лестные для него слова с большим удовольствием.

— Люди не понимают, что литература — это ответственная работа, — сказал Нушич. — И что писатели крайне серьезно к ней подходят, даже когда пишут комедии. Шутки, кстати, потому и смешны, что они верны…

— Интересно, как вы с вашим живым духом сносите все эти тени и привидения здесь.

— Привык, — сказал Нушич, — впрочем, здесь все то же самое, как и там.

— Я, знаете, питал иллюзии, что здесь есть некий источник блага, кем-то перекрытый, который не может, как раньше, течь и достичь нашей стороны… Туда к нам приходят только покойники, страшные призраки, опасные привидения…

— Позвольте мне объяснить вам, профессор. Если вы считаете, что это мертвые люди, то вы ошибаетесь. Это мертвые идеи, которые находят каналы, лабиринты, катакомбы, подземные проходы и туннели и приходят на землю из другого мира. Они просто принимают облик людей, — сказал Нушич и пристально посмотрел в глаза Кавая. — Не бойтесь призраков и привидений в человеческом облике; у них нет никакой силы. Бойтесь, однако, мертвых идей… Они сегодня правят миром.

Кавай внимательно слушал слова великого комедиографа.

— А я еще верил в магическую силу камня ΑΓΑΘΗ ΤΥΧΗ ΛΥΧΝΕΙΔΙΩΝ, который вы описали, — произнес Кавай упавшим голосом.

— Признаюсь, и мне нравится мысль о честном и чистом счастье жителей Охрида… Думаю, эта формула работала в то время, когда она была написана, — сказал комедиограф и добавил, — как и всякое доброе пожелание в общении между людьми. К примеру, пожелания в день рождения. И даже политическая реклама… Но эта надпись не может стать философским камнем мудрости и доброты алхимиков. К сожалению. Волшебных камней не существует, профессор. Магия слов и пожеланий поднимает людям настроение. Вот поглядите, сотни людей прочитали мою книгу, но только вы обратили внимание на эту надпись, приписав ей значение благотворного талисмана.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Кавай, нахмурившись.

— Две вещи, дорогой профессор, — улыбнулся Нушич. — Во-первых, что, к счастью, есть еще добрые люди вроде вас, которым важен смысл этого послания; во-вторых, что большинство людей сегодня не ощущают смысла сообщений, связанных с такого рода идеалами. Сегодня их занимают другие явления, которые они считают важными. Доброту как идею, и доброту как ценность надо будет сначала еще возвратить человечеству… Доброта — это стремление к слиянию с другим человеком. Это не религия, а образ жизни. Без нее все умирает, по-разному — от эгоизма, одиночества, воинственности, алчности или ненависти, все равно. Она не просто средство, но и цель человеческой жизни…

— Как вы думаете, — сказал, наконец, Кавай, — могу я вернуться и рассказать обо всем этом? Эта новая точка зрения придаст силу моей теории непобежденного оптимизма.

— Конечно, — весело сказал Нушич. — Сделайте это как можно скорее. Придет день, и вы станете частью этого общества счастливых призраков. Лучший способ борьбы с мертвыми идеями — это их живая критика… ΑΓΑΘΗ ΤΥΧΗ, профессор!

93

В интернете появился сайт, посвященный Парамарибо в Суринаме. Слышится веселая и фривольная музыка касеко, про которую тут же можно прочитать, что ее название происходит от французского выражения casser le corps, что означает «ломать тело», и что ее играют на барабанах и трубах, соблюдая креольскую манеру, когда музыкальные фразы похожи на экзотические вопросы и яркие, темпераментные ответы. На фоне музыки одна за другой сменяются фотографии об этом далеком месте. Вот — пожилой Димитр Миладинов что-то живо объясняет даме в летнем платье старомодного фасона с соломенной шляпкой на голове. Учительница из 1960-х годов! Далее на фото — Кирилл и Майя, с интересом рассматривающая большие деревянные дома, стоящие вокруг. Они попали в объектив камеры государственной туристической организации, и на сайте размещено видео, снятое в первые минуты их встречи. Видно, что сначала они ведут себя сдержанно, а потом разговаривают тепло, по-дружески.

Вдруг Кирилл заметил сына, который прохаживался, одетый в камуфляжные штаны и майку без рукавов, курил сигару и выглядел, как карибский партизан.

— Привет, куколка, — бросил Мето вызывающим тоном Майе. — Я гляжу, и ты тут ошиваешься, а? Что ты здесь делаешь?

Она притворилась, что не слышит его, а когда он подошел к ней поближе, постаралась не отстать от учительницы и Миладинова, которые шли мимо красивого здания Неве Шалом, местной еврейской синагоги в Парамарибо, построенной из белого дерева в стиле американского колониального неоклассицизма с тимпанами и четырьмя колоннами у главного входа.

— Парамарибо — это столица Суринама, бывшей голландской Гвианы, — авторитетно объяснял Димитр крошечной македонской группе. — Это маленькая республика на северо-западном побережье Южной Америки, так сказать, рай на земле. Я имею в виду, что так кажется сегодня. Город Парамарибо основан в семнадцатом веке, в нем смешались черты голландской, французской, испанской и британской колониальных архитектур. Доминируют здания с фасадами из дерева и кирпича, но встречаются и небольшие уютные деревянные домики. Высокие пальмы и деревья манго растут на улицах города и нависают над берегом тихой реки. Церкви, мечети и синагоги стоят бок о бок друг с другом, а продавцы яванцы и креолы, говорящие по-голландски, сидят в соседних кафе, наливают пиво, разговаривают с посетителями и готовят экзотические напитки и легкие тропические коктейли. Очень мило…

— Очень! — сказал Мето, глядя на Майю, в то время как Кирилл с шутливым упреком качал головой.

— Учитель, — крикнул Кирилл поэту, — нам как будто суждено покорить весь мир…