Но я знаю, что делал Михаил Непорочный. Вернее, я видел, что однажды ночью, никем не замеченный, он тайком пробрался в келью Прекрасного. И я знаю, о чем они говорили и что Михаил там увидел, хотя я и не был там. А было так, его устами сказанное, моей рукой записанное:

III

1. А когда Михаил вошел, Прекрасный проснулся и спросил: «Зачем ты здесь? Кто звал тебя прийти?»

2. А Михаил сказал: «Меня позвала душа твоя, а она есть душа слов, ибо ты мой учитель, а не Евфимий. Я не понял, в чем ты меня упрекнул. Почему я сочиняю слова неистинные?»

3. А Прекрасный сказал: «Каким ты пером пишешь? И кто тебе наказал так делать?»

4. Тогда Михаил сказал: «Я пишу каламом, и так наказал мне Евфимий, ибо перо стальное острить не нужно, и времени уходит меньше, им быстрее пишется».

5. А Прекрасный открыл свой ларец, и Михаил заглянул в него и увидел, что в ларце не было ничего, кроме одного пера, похожего на перо белого лебедя, и еще белого яйца.

6. Тогда Прекрасный подал ему перо и сказал: «Вот тебе перо, которое, как дерево, стремится к небесам ветвями своими, а корнями к земле; пусть оно свяжет тебя с небом и землей, и с тем, что под ней, ибо есть у тебя душа для всех миров.

7. Я заключаю союз между тобой и мной, и вот, в знак союза я даю тебе это перо, которое, как самое крепкое дерево, что топор не сечет, ибо, когда ты возьмешь его в руки, ты будешь писать не пальцами, но душой.

8. И оно будет напоминать о союзе, который я заключил с тобой.

9. Посади его в пустом поле; и увидишь, какой урожай даст, а из тебя оно сделает человека чтимого и славного».

10. И Михаил взял перо, а из кармана вытащил стальной калам. И сказал: «Объясни мне, в чем между ними разница».

11. А Прекрасный подал ему чистый лист и сказал: «Напиши аз и напиши буки», — и тот написал каламом, точно так:

.

12. И тогда Прекрасный дал ему перо лебединое и сказал: «Напиши аз и напиши буки», и сердце у того забилось в перстах, и он написал вот так:

.

13. И сильно испугался, потому что буквы были иного письма, которого он не знал, а все же написал.

14. Но ему показалось, что когда-то он их знал, но потом совсем забыл.

15. Тогда Михаил поднял глаза к небу и сказал: «Господи, прости меня за этот грех!»

16. А Прекрасный сказал: «Ты просишь у Господа прощения за грех, а хочешь сказать: учитель, прости меня за этот грех; потому что ты послушен был строгому и его боишься, а не Господа, который строгости не показывает».

17. И взял перо из его руки, и написал аз и буки, вот так: 

. И потом спросил: «Какие буквы из всех самые истинные, а какие неистинные?»

18. А Михаил ответил: «Последние ближе к тому, что они обозначают, а первые дальше; а между ними те, что в середине, твоим пером, но моей рукой писаные».

19. А Прекрасный сказал: «Не бойся души своей, ибо она помнит то, что знала, а забыла это страха ради перед тем, кто властвует над ней;

20. и знай, что буквы, которыми ты пользуешься, блюдя закон отца Евфимия, разрушились от скорости, с которой вы их пишете;

21. и ничто быстрое не истинно, ибо нет ничего быстрее времени, и нет ничего медленнее быстрого, ибо в быстроте ошибка.

22. И не бойся, когда пишешь, но допусти душу спуститься тебе в пальцы; тогда явятся тебе истинные образы, ибо истинные буквы — это изображения, и так было с незапамятных времен.

23. Но лень и спешка людская их разрушили, и они сегодня не похожи на то, что должны представлять;

24. как и все остальное, что Бог дал человеку, а он порушил ленью и подлостью».

25. А Михаил, с пером в руке, пал перед Прекрасным и начал целовать ему ноги.

26. Тогда Прекрасный сказал: «Иди теперь с душой своей. Иди и составь слова медленные, истинные, а не быстрые и лживые».

Вот так было, ибо по-другому не было.

Вау: ветвь, птица

Разрушение буквы Вау:

1 — Иероглиф:

2 — Семитское Вау;

3 — Современное.

* * *

На следующее утро, совершенно случайно, отец Евфимий проснулся рано, первым пришел в семинарию и удивился, увидев Михаила Непорочного, спящего за столом для переписывания. Он тихо подошел к его столу; первый свет пробивался через высокое окно, и сноп солнечных лучей божественным светом ложился на ангельскую голову, обрамленную крупными черными кудрями. Михаил крепко спал; на лице у него застыла невинная улыбка, ангельское удовольствие; ему снились новые буквы, истинней, чем те, что писал отец Евфимий. Осторожно, чтобы не разбудить его, отец Евфимий вытащил лист у него из-под локтя и стал внимательно разглядывать.

Что с тобой, отец Евфимий, почему душа твоя покрылась пеплом, как бывает, когда молния попадает в гнилой орех, когда дрова превращаются в пепел, когда тихо, медленно и долго умирает огонь в очаге? Что ты увидел в книге своего непорочного ученика, что вывело тебя из себя, отчего ты в ярости, будто сошел с ума, почему кровь бросилась тебе в лицо? Увидел ли ты слова, написанные душой, и захотел погубить душу того, чья рука сотворила эти буквы, изобразила, а не написала, буквы, о которых ты тайно мечтаешь и ненавидишь только потому, что не из-под твоей руки они вышли?

А вот что увидел Евфимий: увидел аз, увидел буки, увидел веди; увидел и глаголь, и добро, и есть, и живете, и зело, и земля, и иже, и како, и люди, и мыслете, и наши, он, покой, рцы, слово, твердо и так далее, все по порядку увидел, как в азбуке, с которой списывали он и одиннадцать послушных; и понял, что впервые видит эти буквы, и все же знает их, и узнает; и увидел, что он их понимает, хотя никогда не учил, и увидел, что они хороши, лучше, может быть, чем буквы отца Кирилла, другие, но все-таки те же самые. Но ничего не сказал. Стал листать пергаменты один за другим, как будто хотел их порвать, и увидел, что Непорочный Михаил приложил много усилий, что не спал всю ночь, чтобы переписать то, что он залил ему чернилами в тот день. Кровь лилась у него из носа, капала на черные кудри спящего юноши и текла по виску. А потом, белый как смерть, как лучший тончайший пергамент из кожи ягненка, насильственно извлеченного из утробы, он дрожащими руками положил листы обратно под голову юноши. И тут увидел зажатое в руке спящего какое-то странное перо и вытащил его.

Узнаёшь ли ты это перо, отец Евфимий, помнит ли его душа твоя, и не отвратна ли она сама себе из-за того, что у тебя за спиной, потому ли ты сначала топчешь это ногами, а потом растоптанное, разорванное пополам скрываешь у себя под ризой, а если бы ты мог, то скрыл бы под кожей, проглотил бы? Так ли безопасней всего, отец Евфимий, ведь оказалось, что закопанное не скрыто и тайно, оно может вернуться, как вернулись быки, как вернулся топор? Но ты знаешь, отец Евфимий, хорошо знаешь: Господь и то, что в утробе, видит, а уж черная риза для него — воздух прозрачный; знаешь, но тебя это уже не волнует, ибо ты не любишь никого и ничего уже не хочешь в этом мире, кроме спасения своего.

О, заблудший! Разве на этом свете спасения ищут? Но ты знаешь: тебе приходится спасать себя самому, ибо Бог не спасает тех, кто себя считают сильными и его силой пренебрегают!

И, сломав перо Михаила посередине и его расщепив, вышел Евфимий в ярости наружу, а юноша по имени Михаил, благослови, Боже, душу его непорочную, остался спать над своими трудами. А когда он проснулся, то стал искать перо, и не нашел его, и заплакал. Потом он заметил у ног своих несколько красных капель, коснулся своих волос и виска и увидел, что они были липкие от крови, и понял, кто стоял у него над головой и что сотворил, пока он спал.