- Я сожалею по поводу Ричарда, я знаю как…

- Нет, - я убрала руку, - Нет, это не так. Тебе не обязательно приходить сюда и представлять себя так, что ты здесь, чтобы помочь мне, в то время как ты тот, кто причиняет мне больше всего боли. Я не буду больше говорить с тобой, - я знала, что мой голос звучал плоско – я слышала его звучание, ведь изнутри я чувствовала себя также пусто и неубедительно, - Уходи.

Мое горло заболело, я говорила слишком много. Я просто хочу, чтобы он ушел, я просто хочу остаться в одиночестве. Я снова начала пялиться на стену, не позволяя моим мыслям колоть меня изображениями мертвого тела отца. Я скорбела сразу о двух смертях, и это уничтожало меня, кусочек за кусочком.

Боль даже удаленно не милосердна в таких случаях: боль хочет забрать всю плоть, кусочек за кусочком. Она не сдастся, пока вы не останетесь ни с чем, даже без малейшей тени понимания того, кто вы. Ни боль предательства, ни боль отказа, ничто не сравнится с той болью, когда вы чувствуете абсолютную пустоту.

Ничего не ранит сильнее, чем отсутствие чувств, и это отсутствие смысла и чувств похоже на то, что вы, черт возьми, собираетесь сойти с ума.

Но у меня с этим все хорошо.

- Ты хочешь, чтобы я принес тебе что-нибудь поесть?

Он что, не слышал меня?! Неужели он не понимает, что я не хочу, чтобы он находился здесь? Невозможно думать, что он не понял, какой хаос творился у меня в голове.

- Тесса, - он ждал моего ответа. Мне нужно было, чтобы он ушел подальше от меня. Я не хочу смотреть в эти глаза, я не хочу слышать больше никаких обещаний, которые он нарушит, как только он вновь даст волю своей самовлюбленности.

Мое горло болит. Мне ужасно больно, но я закричать имя человека, которому действительно не плевать на меня.

- Ноа!

Как только я это сделала, он вошел в дверь спальни, с определенным видом, который говорил о том, что он – сила, которая сможет, наконец, увести Гарри, которого невозможно было сдвинуть с места, из моей комнаты, из моей жизни. Ноа остановился напротив меня и посмотрел на Гарри, которого я, наконец, тоже удостоила взглядом.

- Я говорил, что если она будет звать меня, я приду.

Настроение Гарри резко сменилось. Из спокойного, он стал нервным и направил свои колкости на Ноя, и я знала, что он пытался нарушить его умиротворенность. Его рука… Это гипс? Я взглянула еще раз, достаточно, чтобы быть уверенной в том, что черный гипс покрывает его ладонь и запястье.

- Давай кое-что проясним, - сказав это, Гарри встает и смотрит вниз на Ноа, - Я пытаюсь не расстраивать ее, и это единственная причина, по которой я все еще не свернул тебе шею.

В моих хаотичных, бессмысленных и поврежденных мыслях я вижу голову моего отца: она запрокинута, челюсти открыты. Я просто хочу тишины. Тишины в ушах, тишины в мыслях.

Я начала сжиматься по мере того, как голоса становились громче, злее, и мое тело умоляло меня выпустить все это, просто выпустить из моего желудка. Проблема была в том, что во мне ничего не было, кроме воды, поэтому кислота сжигала мое горло, пока меня рвало на старое одеяло.

- Блять! – воскликнул Гарри, - Съебись отсюда, черт побери! – он толкнул Ноа с одной стороны, и тот налетел на дверь.

- Это ты должен убираться отсюда! Тебя даже не ждали здесь! – Ноа бросился вперед, толкая Гарри.

Никто из них не заметил, как я встала с кровати и вытерла рвоту одним рукавом. Потому что все, что они могли заметить – бесконечную преданность друг друга ко мне. Я спокойно вышла из комнаты, спустилась в холл и вышла через переднюю дверь, и ни один из них не заметил этого.

POV Гарри

- Пошел ты! – мой кулак встречается с челюстью Ноа, и он наклоняется, выплевывая кровь. Он не останавливается, однако же. Он снова меня обвиняет и бросает на пол.

- Ты сукин сын! – кричит он. Я перевернулся на него сверху. Если я сейчас не остановлюсь, Тесса возненавидит меня еще сильнее, чем сейчас. Я не выношу этого придурка, но он ей не безразличен, и если я причиню ему реальный ущерб, она никогда меня не простит.

Я смог подняться на ноги, и оставить расстояние между этим чертовым новоиспеченным полузащитником и мной.

- Тесса… - начал я и повернулся к кровати, но мой желудок закрутило, когда я понял, что она пуста.

Мокрое пятно от ее рвоты, было единственным доказательством, что она там была. Не взглянув на Ноа, я последовал вниз по коридору, зовя ее по имени. Как я мог быть таким дураком? Когда я перестану быть таким ублюдком?

- Где она? – спрашивает Ноа у меня за спиной, преследуя меня как внезапно потерянный щенок.

Кэрол до сих пор спит на диване. Она не сдвигалась с места, с тех пор как я уложил ее, после того, как она уснула у меня на руках, прошлой ночью. Эта женщина может ненавидеть меня за мой чертов характер, но я не могу отказать ей в поддержке, особенно когда она в нем нуждается.

К моему ужасу, парадная дверь открыта, и болтаясь на петлях, открывается и закрывается сильным ветром. Две машины припаркованы у дороги: Ноа и Кэрол. По крайней мере, Тесса не попыталась уехать куда-нибудь.

- Ее обувь здесь, - Ноа берет одну из непрочной обуви Тессы, и отбрасывает назад ее на пол. Его подбородок измазан кровью, а его голубые глаза заполнены беспокойством. Тесса ходит где-то одна, посреди сильного шторма, потому что я позволил своему чертову эго завладеть мной.

Ноа исчезает на мгновение, в то время как я просматриваю пейзаж снаружи, пытаясь мельком увидеть мою девочку. Когда он возвращается после осмотра ее комнаты снова, ее кошелек находится в его руке. На ней нет обуви, нет денег и телефона. Она, возможно, не ушла далеко — мы только дрались в течение минуты. Как я мог позволить своему взрывному характеру отвлечь меня от нее?

- Я сяду в свой автомобиль и объеду все вокруг, - говорит Ноа, вытаскивая ключи из кармана своих джинс, и выходит из дома.

Здесь он имеет преимущество. Он рос на этой улице; он знает это место, а я нет. Я осматриваю гостиную и затем иду на кухню. Я выглядываю из окна и понимаю, что у меня есть преимущество, а не у него. Я удивлен, что он не подумал об этом сам. Он может знать город, но я знаю свою Тессу, и я знаю точно, где она.

Дождь все еще не стихает, когда я спускаюсь на заднее крыльцо и одним шагом пересекаю траву в небольшой парник в углу, скрывающийся между качающимися деревьями. Металлическая дверь открыта, доказывая правоту моих инстинктов.

Я нахожу Тессу лежащей на полу, грязь, покрывает ее джинсы, и ее босые ноги все в земле. Ее колени притянуты к ее груди, а хрупкие руки закрывают ее уши. Это - душераздирающий вид, видя, как у моей сильной девочки потрескалась оболочка.

Я ничего не говорю, потому что не хочу напугать ее, и я надеюсь, что она слышит хлюпание моих ботинок по грязи, покрывающей пол. Когда я смотрю вниз снова, я вижу, что нет никакого пола. Это объясняет, почему здесь так грязно. Убирая ее руки от ушей, я склоняюсь, чтобы она посмотрела на меня. Она отдернулась как загнанное в угол животное, и я вздрагиваю при ее реакции, но все еще держу свои руки на ее руках. Она зарывает руки в грязь и использует ноги, чтобы пнуть по мне. Когда я отпускаю ее запястья, она снова закрывает уши, ужасное хныканье исходит из ее полных губ.

- Я должна успокоиться, - говорит она, медленно раскачиваясь назад и вперед.

Если она захочет тишины, то я дам ей это. Черт, в таком случае, я дам ей что-либо и все, что она захочет, до тех пор, пока она не попросит меня уехать.

Я должен сказать ей столько вещей, столько слов для нее, в надежде, что она услышит меня и перестанет копаться в себе, но один взгляд в ее отчаянные глаза, и я все забываю.

И все же, я придвигаюсь поближе к ней, и мы сидим на грязном полу старой оранжереи. Оранжереи, в которой она раньше скрывалась от своего отца; оранжереи, которую она теперь использует, чтобы скрыться от мира, скрыться от меня. Пока мы сидим здесь, ее хныканье переходит в тихое рыдание, и она смотрит в пустое место перед собой. Мы сидим в тишине, мои руки лежат на ее маленьких пальчиках, закрывающих ее уши, блокируя ее от шума вокруг нас, давая ей тишину, в которой она нуждается.