— Бог мой, ты посмотри, что я с тобой сделала! — я практически продырявила его губу. И кровь текла по его подбородку.

— Со мной все хорошо. Как ты? — он осматривал мое лицо. — Открой рот.

— Ничего не произошло. Если бы часть меня превратилась в камень, я бы знала.

Он смотрел мне в рот, будто пациенту, у которого болело горло.

— Не понимаю, — сказал он. — Когда ты укусила меня, мои эмоции зашкаливали. У тебя во рту были моя кровь и слюна. Я не могу понять, как это не превратило тебя в камень.

— Может, у меня иммунитет, как у сирен, — я сложила губки и прикрыла глаза. — Поцелуй меня, и мы все поймем.

Он провел большими пальцами по моим щекам.

— Не шути на эту тему.

Но это все, что я могла сделать. Не говорить ему правду, повредить его губу и вынуждать его беспокоиться — все это будило во мне чувство вины.

— Нам следует поработать с воспоминаниями.

— Так и сделаем, — он убрал руки с моего лица.

Такие простые действия всегда жалят. Мне осталось лишь несколько прекрасных дней с ним. Каждый раз, когда он перестает меня касаться, отворачивается или выходит из комнаты, я вижу набросок будущего, в котором мы, возможно, не будем вместе. Что если нелепый план Ллойда провалился. Я должна выяснить, как Трейган относится к привидениям, но это еще нужно было правильно выразить.

— Пообещай мне кое-что, — попросила я.

— Если смогу.

— Пообещай, что если этот сумасшедший план убьет тебя, ты вернешься и будешь являться мне. Никаких «идти к свету» или «продолжай жить» даже если ты считаешь, что это мне во благо. Это чушь. Ты нужен мне навсегда. Даже если это только твой призрак.

— Это не жизнь, Яра, — он вытер кровь с лица кухонным полотенцем.

— А если бы ты был на моем месте? Ты бы хотел, чтобы я осталась здесь с тобой?

— Это бессмысленный разговор. Я буду горгоной. Я не умру.

Он не заглатывал наживку. Придется спросить в лоб.

— Что если я умру? Ты бы хотел, чтобы я являлась тебе?

— Не думаю, что в этом случае мы можем выбирать.

Я хотела рассказать ему о его матери и дяде Ллойде, и о водопаде, но я обещала им этого не делать.

— Я верю, что это возможно, но, пожалуйста, будь добр и ответь.

— А о чем ты спрашивала?

Я толкнула его в плечо.

— Ты бы хотел, чтобы я являлась тебе?

Он посадил меня на свои колени, зарылся пальцами в мои волосы, посылая мне волны тепла.

— Хочу ли я, чтобы ты была со мной? Думаю, это твой настоящий вопрос. Да, хочу. Будь у меня возможность все это изменить, чтобы мы могли быть вместе, я бы ею воспользовался. Но если ты умрешь, не знаю, чего бы я хотел. Сейчас, зная, какого это быть рядом с тобой, жизнь без тебя будет лишь существованием, — его рука скользила по моему плечу, опускаясь к по вырезу на платье. — С призраком такое не прокатит.

Его прикосновения пустили по моей коже пламя удовольствия, от которого терялись мысли. И я не хотела, чтобы он останавливался.

— Ты моя Ямабуки, — прошептал он. — Ты сильная. Ты это переживешь.

Сильная, волевая, не принимающая отказа. Дядя Ллойд сказал, что я, разумеется, обладаю этими качествами, и поэтому он верил, что наш секретный план сработает. Если он был так уверен, то почему я не могу сказать Трейгану? Почему я должна прятать от него такую важную информацию? Я согнула руку подобно культуристу.

— Да, я сильная. То же самое сказал и дядя Ллойд.

Трейган поцеловал мои руки.

— Ты должна слушать его. Он знает, о чем говорит.

Всем сердцем и душой я надеялась, что это так и есть.

ДЕНЬ 17

Последние несколько ночей я провел в закрытом подвале бара. Отсутствие лунного света плохо сказывалось, но Джека это не волновало. С каждым днем пытки становились хуже.

Стальная дверь распахнулась, разбудив меня от воображаемого кошмара, откидывая в реальный.

— Ты уже готов говорить? — спросил Джек.

Я наклонил голову, ибо был слишком слаб, чтобы ее держать. Он дернул меня за ноги и потащил вниз по коридору, через темноту, пустой бар и наверх. Джек пинком открыл дверь и вытолкнул меня на крышу. Под палящее солнце. Все как вчера.

Я уже знал, что ждет меня. Наручники свисали с цепи, закрытой на замок на толстой трубе, соединяя электрический провод с остальными частями. Мое пальто валялось на металлической коробке в нескольких шагах от меня.

Джек мог даже не говорить мне сесть. Я сам рухнул на колени. Он натянул цепь и защелкнул на моих запястьях наручники. Стояла изнуряющая жара. Моя жажда с каждой минутой становилась сильнее, но Джек не стал бы убивать меня, по крайней мере, я на это надеялся, так что приходилось терпеть.

Он закурил и наклонился, выдохнув мне в лицо холодное облако дыма. Я старался вдохнуть все, что мог, но мои легкие будто растаяли в груди.

— Ровнан, это самое глупое из всего, что ты когда-либо делал. Просто скажи мне, где они.

Я перестал отвечать на его вопросы еще со вчерашнего дня, когда солнце поджаривало мой мозг, превратив в омлет все мысли. И больше не начинал.

— Ты предатель. Ты готов умереть, чтобы твой брат-полукровка смог спрятаться и поиграть в семью с этой гарпией?

Полукровка. Должно быть, у него вылетело из головы, что я такой же.

— Я думал, что обучил тебя лучше, — он сплюнул. — Думал, что ты верен нашему виду.

Я верен. Черт возьми, верен.

Дина подошла с охлажденной кружкой крови и присела на корточки рядом со мной.

— Скажи ему, где они, и ты сможешь это выпить. Я ненавижу, что должна это делать.

Я прислонил голову к горячему металлическому корпусу кондиционера и закрыл глаза. В первый день у меня так текли слюни, что на сегодня у меня ничего не осталось. Мой рот стал суше, чем пустыня Мохаве.

— Поставь ее здесь, — приказал Джек, будто Дина не повторяла это вчера несколько раз. Она понимала, что кружку надо поставить так, чтобы я не дотянулся, и мы оба знали, что будет дальше. — Пей из него.

— Джек, он белый, как моллюск. Не думаю…

— Сделай это!

Она взяла мою руку в свои ладони. Я не открывал глаз.

— Ровнан, мне жаль.

Ее клыки, рвущие мою кожу, не причиняли боли. Моя душа была разделена с кем-то, кроме Виенны, и эта часть находилась в агонии. Я не знаю, как долго она пила из меня. Я пытался подавить все: боль, жару, жажду. Еще один день. Мне нужно пережить еще один день.

Джек выкрикивал угрозы и приказы, но в моем полусознательном состоянии все теряло смысл. Дина держала передо мной свою истекающую кровью руку, касаясь теплой жидкостью моих губ. Часть меня хотела открыть рот, вцепиться в нее и высосать до конца, но я вспомнил ангельскую улыбку Виенны и заставил себя крепче сжать зубы и губы.

В итоге Джек что-то пробормотал, и они вышли. Я перевернулся вниз лицом на горячий бетон. Металл кусал запястья, но уже не так сильно как вчера. Шум крутящихся то включающихся, то выключающихся блоков переменного тока, грохот стального корпуса и визг ремней вентилятора — все это сливалось в колыбельную ада. Вентиляторы гнали вокруг теплый воздух, чем и душили меня, сжигая легкие.

Я отказывался смотреть на свое пальто. Мысли о ледяной воде, прохладном и волнующем поцелуе Виенны и наше будущее вместе в Роте не утихали в моем затуманенном разуме. Я сосредоточился на солнце, пока оно не стало жечь мне глаза. Наконец, оно из ярко-оранжевого стало черным, прямо как кончик зажженной сигареты.

Я проснулся и из тумана ужаса попал к трепещущим крыльям и подумал, что, возможно, я уже умер. Надо мной стоял ангел, чьи крылья тянулись по бокам выше его роста. Свет создавал сияние вокруг всего его тела.

— Упрямый выродок.

А нет, не ангел. Просто Никси, стоящая в свете солнца и смотрящая на меня, как на беспомощное создание у ее ног. Коим я и был.