Маша. Это «Винстон». Хотите?
Холмогоров. С удовольствием! Но… я не курю.
Маша (гасит сигарету). Тогда и я не буду.
Холмогоров. Нет, мне очень нравится, когда женщина курит. Она становится совершенно загадочной.
Маша. Мало кто считает женщин загадочными.
Холмогоров. Не верьте этому. Так считают все, но стыдятся… Я не стыжусь. Пусть я наивен, смешон, в конце концов, но я не стыжусь этого.
Маша. Благодарю вас.
Пауза.
Холмогоров. Я шел по улице… и какое-то необыкновенное предчувствие появилось. Я запел. Это старая песня. С полусмешными, наивными словами… Я был смешон?
Маша. Что вы.
Холмогоров. Я растерялся. Вдруг здесь, в этой кухне, в этой тусклой, невыразительной кухне, которую я знаю с детства – вы. И ваше имя… Не будем ничего говорить друг другу! Вы ведь не исчезнете?
Маша. Нет. Я не исчезну.
Холмогоров (уходя). Не исчезайте, прошу вас…
Уходит.
Маша. На сытый желудок он, видимо, не так словоохотлив. А-ах… (зевает) какая скука… (собирается уходить).
Входит Михаил с яблоками в пакете и тарелкой. Начинает мыть яблоки под краном.
Маша. Вы любите яблоки?
Михаил моет одно и молча подает ей. Она молча берет и ест.
Маша. Затыкаете рот?
Михаил моет яблоки.
Маша. Вы поразительно грубы. И это самое привлекательное в вас.
Михаил. Есть одна старая притча. Жил бедный человек. Он был скромен и молчалив. И вдруг неожиданно разбогател. От радости он стал много говорить. И уже не мог остановиться. Он очень страдал из-за этого. И тогда один мудрец посоветовал ему – раздай богатство бедным. Он послушался и раздал. И сразу научился молчать. А вокруг стоял гвалт. Но только он был счастлив.
Маша. Вы – этот бедный человек?
Михаил. Я же сказал, что это притча.
Маша. Которую вы только что придумали… Вы, я вижу, не очень удивлены.
Михаил. Чем?
Маша жестом показывает, что ею.
Михаил. Ах, вами… Должен сказать, что вам, как актрисе, далеко до моей бывшей жены.
Маша. Она вас обманывала?
Михаил. У нее каждый день было восемнадцать разных настроений.
Маша. Но это прекрасно! Вы не скучали.
Михаил. Я не люблю разговорчивых людей.
Маша. Какая жалость.
Михаил. Но в чем-то вы пошли дальше. Она-то, при всем при том, еще находила время любить семью, а вас, похоже, хватает только на себя.
Маша. И на вас.
Михаил. Ладно, не будем.
Михаил берет тарелку яблок, собирается уходить.
Маша. Вы не можете мне ответить на один вопрос?
Михаил. Да?
Маша. Почему вы стали демографом?
Михаил. А кем я должен был стать?
Маша. Но ведь так много интересного: поэзия, музыка, философия, физика, в конце концов, а вы – демографом.
Михаил. Был такой человек, чешский еврей по национальности, жил в позапрошлом веке. Все вокруг занимались торговлей, войной, писали стихи, создавали философские школы, а он занялся горохом. Его тоже, видимо, спрашивали, зачем вам этот дурацкий горох? Ведь вокруг столько интересного…
Маша. Ну и…?
Михаил. А потом оказалось, что он опередил свое время на сто лет и создал генетику.
Маша. Ага. Значит, вы честолюбивы. Так и запишем.
Михаил собирается уходить.
Маша. Еще вопрос. Вы не любили свою жену?
Михаил. Вы не обижайтесь, Маша, но вы напоминаете мне жадного, прожорливого птенца, который клюет все подряд.
Маша. А вы мне напоминаете самодовольного надутого индюка, которому ничто на свете уже не интересно!
Михаил, улыбаясь, уходит.
Маша (шагая по кухне). Надо же! Прожорливого птенца! Действительно – индюк! (Останавливается.) Тихо. Еще тише… еще… (Закрывает глаза, расслабляется.) Я спокойна. Мне хорошо. (Улыбается.) Очень хорошо. Поразительно хорошо… Самодовольный индюк!!.. Тихо. Еще тише… (Закрывает глаза.)
Входит Анна Павловна.
Анна Павловна. Машенька, это ты кричала?
Маша вздрагивает, открывает глаза.
Маша. Тетя, я репетирую.
Анна Павловна (шепотом). А Зина говорит – вы ее не пропишете… А я вот схожу к юристу и узнаю, пропишу или не пропишу. Машенька, а как бы хорошо вдвоем, и маме спокойно…
Маша. Тетя, я очень беспокойная. Вы ошалеете от меня.
Анна Павловна. О-о, ты не видела меня в молодости!.. Меня звали воробышком, я так и скакала, так и скакала…
Маша. А у этого, разведенного, дети есть?
Анна Павловна. А кто его знает? Сейчас все скрытные стали… Это раньше – душа нараспашку и пошел скакать… (Шепотом.) А Зина бои-ится… что выдумала – тараканы… У самой отец в деревне живет, старик…
Маша. «Вы знаете, за что я люблю театр?» Вы знаете, тетя, за что я люблю театр?
Анна Павловна. А?
Маша. Я люблю его за то, что мне мало, мало, мало жизни! Мне мало случайных знакомств, мало разговоров, мало смертей и счастья! Я хочу умирать сотни раз, сотни раз любить и снова умирать!
Анна Павловна. Что ты говоришь. Машенька?!
Маша. Я репетирую. (Пауза.) Наглость – второе счастье. (Пауза.) Народная мудрость. Как вы считаете, я очень наглая?
Анна Павловна. Машенька…
Маша. Мне надо было родиться мужчиной. Я авантюристка до мозга костей.
Анна Павловна. О-о! Я в молодости…
Маша. С каким наслаждением я взбаламучу это болото!
Открываются двери, по коридору идет Колотилина с кастрюлькой и тарелками.
Маша. Идите, тетя, я сейчас.
Анна Павловна уходит.
Колотилина, войдя, оглядывает Машу, пожимает плечами. Начинает мыть посуду.
Колотилина. Красить губы было необязательно.
Маша. А я их не красила. Они у меня пунцовые от природы.
Колотилина. Ты так и дежурила на кухне?
Маша. Он приходил мыть руки.
Колотилина. Поэты тоже моют руки! И обедают. Они совсем как люди.
Маша. Он совсем обыкновенный!
Колотилина. Он обыкновенный, пока моет руки. (Открывается дверь, слышен романс Холмогорова «Гори, гори моя звезда…») А теперь иди, иди. Хватит.
Маша уходит. В дверях кухни встречается с Холмогоровым, он прекращает петь, видна его широкая улыбка.
