Блондин стоял посреди спальни, ещё слегка влажный после душа, в одних пижамных штанах, и в дрожащей ладони сжимал таблетку. Дейдара понимал, что, как только супруг вернется с работы и учует его запах, им обоим будет определенно не до разговоров, и уж, тем более, ему самому будет не до безопасного секса. Останется только запах альфы и вожделение, которое уже сейчас было настолько неконтролируемым, что блондин уже мысленно просил извинения у мужа за то, что собирался справиться с ним самостоятельно, поскольку терпеть дальше это обжигающий изнутри жар у парня просто не было сил.

Дейдара понимал, что сейчас ему надо выпить эту таблетку, что для этого нужно сделать ещё хотя бы пару шагов до ванной и просто запить её водой из-под крана, но, вопреки командам мозга, ноги отказывались двигаться, и, в итоге, блондин вот уже несколько минут пялился на эту самую злосчастную таблетку, понимая, что проглотить её он не в силах, испытывая отвращение одновременно и к противозачаточным, и к себе самому. Блондин вдохнул-выдохнул и, воспользовавшись легким просветлением, решился, уже поднося ладонь ко рту, прикрывая глаза, морщась, но настойчиво пытаясь завершить начатое, и он бы завершил, если бы за секунду до последнего движения не учуял полностью лишивший его рассудка запах мужа.

Омеге хватило секунды, чтобы обернуться и в тот же миг замереть, увидев на пороге спальни взъерошенного, запыхавшегося и раскрасневшегося супруга. Возможно, не самый обворожительный вид был у альфы, но Дейдаре было все равно: он чуял все сгущающийся в своей концентрации запах альфы, ощущал на себе его ласкающие ментальные прикосновения, растворялся во взгляде темных глаз и падал в какое-то сладостное забвение, будто все и понимая и, в тот же миг, действуя инстинктивно, поддавшись порывам сущности.

Итачи не медлил, в два шага оказавшись возле мужа, и властно, ухватив за руку, дернул его на себя. Омега прижался к своему альфе, уткнувшись лицом ему в плечо, переполняясь восхитительным ароматом супруга, и безвольно опустив руки, от чего таблетка, скользнув между ослабевших пальцев, упала на пол, закатившись куда-то под кровать. Брюнет точным движением откинул волосы мужа и, чуть наклонившись, провел носом по изгибу его шеи, вдыхая дурманящий запах течки. Колкая волна мурашек возбуждения пробежала по телу омеги, от чего тот выгнулся и рвано выдохнул, ощущая, как до боли напрягается его член и жадно пульсирует дырочка, от чего пижамные штаны вмиг пропитались смазкой. Альфа, учуяв и почувствовав желание партнера, не медля, провел рукой по его спине, забираясь ладонью под резинку штанов, опускаясь на, будто нарочито созданную для ласк, попку омеги и властно её сжимая. Дейдара всхлипнул, прогнувшись в пояснице, и только сильные руки альфы, обнимающие его, не позволили омеге сейчас же стать на четвереньки перед мужем, которого он желал до безумия, сходя с ума от запаха брюнета, позволяя энергетике альфы слиться с его и даже сквозь одежду ощущая жар тела супруга. Итачи, поддавшись порыву, провел пальцами по скользкой ложбинке и, бегло огладив края приоткрытой дырочки, ввел в супруга палец на одну фалангу, чувствуя жар готовности тела омеги и ощущая его покорность и податливость на ментальном уровне, упиваясь рваным стоном блондина, который непроизвольно сорвался с его губ.

И вновь, как и в тот, первый, раз, альфа терял над собой контроль, позволив сущности руководить, а желанию завладеть телом. Итачи резко отстранил супруга, а потом легонько толкнул ещё и ещё, пока тот не рухнул поперек кровати, погрузившись в её мягкость и вновь несдержанно выдохнув от прикосновения прохладных простыней к разгоряченной коже. Учихе хватило нескольких секунд, чтобы стянуть с блондина штаны и теперь наслаждаться великолепным видом своего обнаженного супруга. Дейдара, нарочито соблазняя, приподнялся на локтях, затуманенным от желания взглядом смотря на супруга, и чуть согнул и развел в стороны ноги, будто и приглашая, и искушая, и провоцируя одновременно. Такая откровенность должна была напрочь снести самоконтроль альфы, тело которого, казалось, пульсировало в такт его биополю, и жаждало только одного – разрядки, но естественные порывы внезапно сменились каким-то странным ощущением, которого брюнет не испытывал ранее и которое мог описать как интуитивность. Это тоже было желание, тоже вожделение, тоже ненасытность и собственничество, но вот природа всего этого, казалось, была иной, схожей на что-то забытое, утраченное, спящее до этого момента внутри альфы и освободившееся только сейчас, в результате какого-то толчка, как итог близости со своей Парой.

Первым на пол был брошен пиджак, от чего Дей слегка недоуменно приподнял бровь, сквозь дымку желания наблюдая за процессом обнажения супруга. После галстук, который брюнет стянул медленно, поиграв одним концом в руке и швырнув его двусмысленно близко возле кровати, будто намекая на что-то, чего раньше не допускал даже в мыслях, и на что омега отреагировал предвкушающим покусыванием губ и рваным выдохом. Рубашку Итачи снял плавно, расстегивая пуговицу за пуговицей, по сантиметру обнажая свое тело, искушая омегу и заставляя его слегка поскуливать, когда пальцы брюнета нарочно путались в манжетах и полах. Ремень был резко выдернут из шлеек и тоже брошен к кровати, от чего омега, коварно ухмыльнувшись, покосился на него и, в предвкушении, запрокинул голову, демонстрируя более чем соблазнительный изгиб тонкой шеи. С брюками и бельем Учиха не особо церемонился, стянув их вместе и переступив в два шага. Дейдара будто понял какой-то намек, хотя брюнет не сказал ни слова, он откинулся на постель, уже более широко раздвинув ноги и прикрыв глаза, позволив запаху альфы до отказа заполнить его легкие, погружая в сладостную дымку. Пожалуй, если бы супруги не были так заняты друг другом, то они бы заметили, что в комнате ощущалось не два биополя, а одно, которое было просто непередаваемо в великолепии своей энергетики, которая вилась, закручивалась, сжималась и разжималась, будто зависела от эмоций альфы и омеги, которые были едины и обоюдоостры в своей насыщенности.

Итачи плавно, испытывая наслаждение от одного только вида своего омеги, лаская взором каждый изгиб его тела, навис над блондином, с упоением рассматривая его лицо, любуясь кокетливо подвернутыми ресничками, слегка вздернутым носом и приоткрытыми губами, которые своим блеском и алостью манили в поцелуй, обещая головокружительные ласки спрятанного за ними язычка. И этот поцелуй не заставил себя ждать, в один миг став страстным, глубоким и чувственным одновременно. Жар течки будто отступил на второй план, уступая нежному напору альфы, оставаясь лишь откликом в теле, превратившись в томление и сладость, от которых у омеги кружилась голова, и которые подначивали сделать их полными и целостными. Дейдара отвечал пылко, в порыве, в надрыве, оглаживая язык любимого своим, заманивая его в глубину своего рта, позволяя исследовать каждый уголок и дразнить каждое чувствительное местечко. Его пальцы запутались в волосах супруга, притягивая к себе ещё ближе, тело выгнулось, соприкасаясь с альфой, кожа покалывала от каждого поглаживания, от каждого скольжения, от каждой, даже самой невинной, ласки, превращаясь в единую чувствительную точку, которая ощущала все и всецело.

Поцелуй разрывать никто не хотел, но запах разгоряченных тел побуждал к более настойчивым действиям, отклики на ласки становились все более откровенными, приглушенные стоны, то и дело, срывались с губ искушенного нежностями омеги, а альфа в такт ему изредка рычал, когда особенно остро чувствовал желание любимого, когда позволял себе поерзать на нем, дабы разжечь ещё более неистовый ураган страсти. Итачи ласкал языком шею любимого, скользил руками по его соблазнительному телу, слегка властно сжимая, подстраивая положение партнера под себя, наслаждаясь звучанием своего имени, которое все более чаще и чаще срывалось с губ блондина, погрузившегося в сладостное забвение.

- Итачи… Итачи… Итачи… - шептал омега, мотая головой из стороны в сторону, впиваясь ногтями в плечи брюнета, в порыве сжимая его бедра ногами и беспрерывно стоная под своим альфой, чувствуя, как желание превращается в непреодолимое, как соприкасается его плоть с плотью супруга, создавая просто невероятный контраст, как изнывающее нутро становится полностью раскрытым, готовым, влажным, подначивая требовать обладания и всецелой заполненности