Как ни странно, но готовка, да и сам ужин, прошли в приятной и веселой обстановке. Хидан старался больше не нарушать личное пространство омеги, да и мешать ему на кухне не стал, просто присев на стул и рассказывая какие-то нелепые анекдоты, которые, впрочем, были все-таки смешными. Инудзука и не заметил, как пролетело время, и вот уже запеченная рыба с овощами в лимонном соку была готова и усердно поглощалась за оживленным разговором. Может, Киба и упрекнул бы себя в беспечности, столь открыто и непринужденно общаясь фактически с незнакомым человеком, но он не стал этого делать, потому что ему было хорошо и комфортно. Впервые за три года он не чувствовал себя одиноким в этой квартире, более того, шатен ощущал себя живым и полноценным человеком, будто и не было никакой ущербности, будто он не пережил боль предательства клана и семьи, будто и не было встречи с Пейном, будто так было всегда – он и этот слегка нагловатый, порой беспардонный, грубоватый в выражениях, но такой заботливый и внимательный альфа.
- Хидан-сан, скажите, - они уже пили чай с вкусным овсяным печеньем, но, несмотря на свободность разговора, Киба так и не решился обращаться к мужчине на «ты», - а кем вы работаете?
- Администратором в ресторане, - поспешно ответил пепельноволосый, делая большой и шумный глоток чая
- Да? – шатен в знак недоверия и неверия приподнял брови. – Честно, не ожидал
- Ну, а что же ты ожидал, мелкий? – Хагоромо слегка прищурился и именно в такие моменты мужчина казался омеге похожим на какого-то хищника, но Инудзука уже понял, что ему не стоит бояться этого прищура, потому что, скорее всего, это было профессиональное, и избавиться от этой привычки, то есть смотреть на людей пронзительно и испытующе, бывший корпусник так и не смог
- Думал, вы охранник там, или телохранитель, - воспользовавшись удачным моментом, Киба скользнул взглядом по плечам и груди мужчины, не переставая мысленно восхищаться столь красиво натренированным телом альфы
- Был, - Хагоромо кивнул, - телохранителем. Четыре года, а после мои жизненные приоритеты резко изменились, - альфа хмыкнул. – Да уж, слишком резко, наверное. Просто в один миг захотелось иметь семью, мужа рядом, детишек полон дом, а, оглянувшись, я понял, что у меня нет ничего, кроме нервной работы, съемной квартиры и пистолетов, вот я и решил, что пора менять свою жизнь, чтобы, так сказать, была основа для создания полноценной семьи
- Понятно, - Киба сник, хотя и пытался не показывать смену своего настроения, но как ему, ущербному, можно было что-то скрыть от сильного альфы? Никак, вот пепельноволосый сразу же и взволновался
- Опять я сказал что-то не то, - Хидан не спрашивал, он констатировал и укорял, но не шатена, а себя, а омегу он попытался приободрить, положив свою руку поверх его и слегка сжав – невинный жест, а приятно
- Нет-нет, что вы, - Инудзука сразу же подобрался, подумав, что негоже ему раскисать в присутствие альфы и показывать свои страхи, поэтому он сразу же сменил тему разговора. – А почему вы ушли из Корпуса? Поняли, что это не ваше?
- Ну, как тебе сказать, мелкий, - альфа убрал руку, отставил полупустую чашку и посмотрел в окно, за которым уже было темно. – Много было причин, но если хочешь знать суть, я, так уж и быть, расскажу
- Хочу, - Киба видел, что он определенно затронул не самую приятную тему, так как лицо альфы помрачнело, а его биополе стало нестабильным, вихревым, рваным, но при этом самому парню дискомфорта это не причиняло, да и дело было не в интересе, просто шатену хотелось узнать все об этом человеке, приятное и неприятное в том числе
- Выпить есть? – совершенно серьезно спросил пепельноволосый, резко взглянув на собеседника
- Есть, - чуть поразмыслив, ответил Инудзука
- Неси, - бросил Хагоромо и вновь уставился в окно
Киба помедлил, но после все-таки смотался в основную комнату и принес ещё запакованную в подарочную коробку бутылку заграничного коньяка, которую вот уже пять лет хранил в шкафу
- Ого, Hennessy! – альфа аж присвистнул, когда шатен достал бутылку. – Да ещё и с такой выдержкой, - на этикетке было четыре звезды, каждая звезда – пять лет, так что не удивительно, что мужчина оценил крепость и достойность напитка
- Друзья подарили на 18-летие, - слегка смутившись, ответил омега, доставая широкий стакан и ставя его на стол
- Тогда сюда можно смело дорисовать ещё одну звезду, - Хидан открыл бутылку и, вдохнув аромат выдержанного коньяка, причмокнул, а после, наполнив свой стакан на палец, кивнул шатену. – А ты?
- Нет, я же лечусь, - вообще-то была ещё одна причина, по которой Киба отказался, но озвучивать её он не стал, боясь обидеть гостя, просто ему было страшновато пить столь крепкий напиток в обществе практически незнакомого альфы
- Правильно, - Хидан одобрительно кивнул. – Омежкам нужно пить что-то сладкое и некрепкое, например, ликер. Точно, - пепельноволосый, будто его только что осенило, щелкнул пальцами, - в следующий раз я привезу тебе ликер, сливовый, голландский
- Вы обещали рассказать, - напомнил Киба, потому что не знал, то ли благодарить мужчину за обещанный подарок, то ли отказываться от него
- Ну, да, - Хидан снова нахмурился и, сделав небольшой глоток коньяка, слегка приглушенным голосом начал. – Я уже говорил, что после пробуждения, как альфа, я пошел в Корпус. Тогда мне это казалось самым оптимальным решением, ведь какое ещё лучшее будущее могло ожидать бесклановика, тем более альфу, и, честно скажу, мне понравилось. Да, было трудно. Да, тренировали нас жестко, а порой и жестоко. Да, получил много травм, которые и до сих пор дают о себе знать, но мне нравилось. Казалось, пыл сражения бурлил в моей крови, оружие, будто само, привычно ложилось мне в руку, а в рукопашном бою мне в моем наборе не было равных. Так к 28 годам я дослужился до звания капитана и возглавил 17 отряд ІІ Азиатского Корпуса, вот только через два года случилось то, что отвернуло меня от излюбленного дела, я разочаровался в руководстве и Корпусе в целом и подал в отставку. Знаешь, - альфа с горечью и грустью взглянул на Кибу, - никому об этом не говорил раньше, а тебе расскажу, что бы ты после обо мне не подумал, просто надоело держать в себе.
Флэшбэк. Семь лет назад
Дым застилал глаза, едкий запах пороха опалял и без того чувствительное обоняние, некогда прекрасные, мраморные колонны и покрытые искусными барельефами стены были испещрены дырами от пуль, под ногами хрустели обломки мебели и витражное, переливистое стекло, величие гобеленов и дорогих картин было изуродовано, изодрано в клочья, - в общем, типичная обстановка при захвате объекта. У 17 отряда ІІ Азиатского Корпуса было четкое указание – оказать посильную военную помощь в свержении диктаторского режима в одной из стран Старого Света – которое корпусники-альфы выполнили точно и без промахов.
Душераздирающие крики неприятно резали слух, заставляя внутренне содрогаться и не только от услышанного, но и от увиденного. Шла зачистка резиденции диктатора, и в этом случае у корпусников тоже было четкое указание – никого не оставлять в живых, но кто же знал, что у обрюзгшего от беспечной жизни альфы будет столь объемный гарем. Хотя, руководство, пожалуй, знало, вот только 17 отряду никто об этом не сообщил. Альфы бесчинствовали, насилуя омежек прямо там, где поймали, и не видя смысла останавливаться, ведь все равно заочно все они были уже мертвы, а так хоть удовольствие «освободителям» доставят.
Хидан, как командир отряда, ничего не мог с этим поделать: корпусник-альфа – это голодный альфа, гон которого подавлялся специальными препаратами, а завалить омежку или женщину-альфу можно было только в короткий отпуск, который бывал очень не часто, а тут полным-полно ухоженных, никому не нужных омег, вот корпусники себе и не отказывали в удовольствии. Да, Хидан мог бы попробовать прекратить все это, ведь ему и самому было противно смотреть, как несчастных, отчаянно цепляющихся за жизнь, омежек пускают по кругу, а после пристреливают, как дворовых собак, но в этом не было смысла. Гарем был пропитан сладкими омежьими запахами, и они снесли альфам крышу, да и выступать одному против целого отряда было безумством и самоубийством, толку все равно не будет, только ребят хороших потеряет, да под трибунал попадет. Нет, Хидан не был трусом, но в данной ситуации он мог помочь несчастным только тем, что пристреливал их на месте, пока до них не добрались его подчиненные. Приходилось, сжимая зубы, методично нажимать на курок, а наложников-омег, как назло, у уже мертвого диктатора было не менее сотни, и все они были милыми мальчиками не старше лет 20. Фактически это было детоубийство, и Хагоромо поклялся себе, что поднимет этот вопрос перед руководством, ведь одно дело пустить пулю в лоб жестокому тирану и совсем другое игнорировать мольбы и просьбы омег, а после спешно отворачиваться, чтобы не видеть их постепенно тускнеющих глаз.
