Мужчина издал протяжный и низкий стон, полный болезненного наслаждения. Он успел вытащить и кончил парню на ягодицы. Размазав рукой свою сперму по бедрам юноши, он вытер руку насухо об его лицо и одобрительно хлопнул Равиля по спине.

Все вроде обошлось. Сперма оказалась вперемешку с чем-то розовым, очевидно, слизью, но без фонтана крови, чего более всего он опасался. Равиль тихо поскуливал, судорожно сминая подушку руками.

— Встань и подай мне с комода спички и сигарету! — приказал ему Стефан.

====== 14. На грани жизни и смерти. ======

Менее всего сейчас Равилю хотелось прислуживать немцу, изнасиловавшего его, однако его просьба означала, что появилась возможность выбраться из ненавистной койки, поэтому парень безропотно подчинился и подал ему пачку сигарет и спички, а потом спросил, понимая, что терять, собственно, уже нечего:

— Господин офицер, можно, я схожу в туалет?

Вид у немца был такой довольный, словно тот сожрал горшок меда, и Равиль получил от него снисходительный кивок.

— Только недолго, — предупредил Стефан. — Разговор есть.

Итак, фашистская сволочь натрахалась, и её потянуло на разговоры.

Равиль подхватил свою одежду и скрылся в санузле. Там он присел на унитаз — просто ноги подкосились. Болела каждая клетка его тела, не говоря уже о заднем проходе. И что же? Теперь так и будет? И ничего не придумать, никак от него не спастись? Парень протянул руку и повернул кран, чтобы пустить струю воды в ванную, а потом залез ополоснуться, дрожа от холода и отвращения.

Он старался не задерживаться, чтобы немец не разозлился и не отправил его назад, в подвал. При воспоминании о той железной кровати, цепях и трупе, Равиль едва не разрыдался. Но должно же быть какое-то спасение! Что же сделать? Убить гада? И чего он этим мог добиться? Его тоже убьют, только и всего.

А что будет с Ребеккой? Хотя, раз она сейчас на хорошей работе, вряд ли кому-то будет интересно убирать ее оттуда. В лагере десятки тысяч узников. И не факт еще, что Стефан точно мог обеспечить ей защиту. Что, например, с ней сейчас? Где она? Никто не мог дать точный ответ на этот вопрос. Так, может, действительно убить фашиста, чем жить, вот так, в позоре?

Равиль выключил воду и взял одно из висевших здесь полотенец, быстро вытерся, надел на себя рубаху и штаны, а потом вышел и встал перед немцем. Тот сидел на кровати, разложив вокруг себя газеты, пытаясь что-то сложить из листа. Спасибо, что хоть надел трусы и не тряс больше своими отвратительными причиндалами.

— Черт! — сказал Стефан. — Слушай, Равиль, ты умеешь делать из бумаги прыгающую лягушку?

Равиль округлил глаза. Если бы немец спросил, умел ли парень сам превращаться в прыгающую лягушку, это бы его меньше удивило. Видимо, контуженный урод окончательно рехнулся и впал в детство.

— Я когда-то умел, да забыл, — пояснил офицер, продолжая сгибать и разгибать газетную страницу.

— Умею, — сдержанно отозвался Равиль.

— Давай-ка, сделай, — кивнул ему Стефан. — Я обещал нашему пацаненку.

Нашелся благодетель! Добрый дяденька, который любит детей! Равиль ни грамма не верил в его благие намерения относительно Данко. Небось, будет издеваться над ребенком так же, как над ним и над Сарой. Ему было невыносимо жалко девушку. Сволочной фашист обещал убить ее по семь раз на дню. Очевидно, садисту нравилось держать девушку в постоянном нервном напряжении, на грани жизни и смерти. Глаза бедняжки не просыхали от слез, она не могла даже есть и вскрикивала по ночам. Равиль слышал это через тонкую перегородку, разделяющую их комнаты.

К тому же, он отлично знал, что угрозы офицера небезосновательные. Достаточно вспомнить, как он лично убил двоих невинных людей, копавших траншею. Значит, запросто мог пристрелить и любого из находящихся в доме слуг.

Равиль приблизился и в два счета сложил из бумаги лягушку, нажал пальцем на ее корпус, и она достаточно далеко прыгнула.

— Чем бы ее раскрасить? — задумчиво произнес Стефан.

«Морду бы тебе раскрасить,» — подумал Равиль.

— Зеленка и йод, если есть, дадут зеленый и коричневый цвета, — подсказал он слабоумному фашисту.

— Подай тогда аптечку, она в тумбочке.

Все ему подай! Парень достал коробку с лекарствами, стал перебирать их и делать тампоны, накручивая катышки ваты на спички. Одновременно он размышлял, имелся ли в доме крысиный яд. В самый раз было бы отравить ублюдка! Равиль твердо решил прикончить немца, особенно если тот хоть пальцем дотронется до Сары. Вот сейчас кобура с его пистолетом висела на спинке стула совсем рядом…

Макая ватные палочки в пузырьки, он нарисовал лягушке зеленые глаза, а тело ее покрыл коричневыми кружочками.

— Она страшная, — заявил Стефан.

И в самом деле, подобная пупырчатая жаба выглядела зловеще и могла напугать любого ребенка.

— Если есть тетрадка, то можно использовать ее зеленую обложку, а глаза я нарисую ручкой, — устало отозвался Равиль. Более всего он хотел уйти отсюда в свою комнату.

— Хорошая идея, — оживился офицер. — Такая тетрадь имеется!

Одно время Стефан вел дневник, у него как раз была зеленая обложка, которой можно было пожертвовать ради ребенка. Через несколько минут они сделали более миловидную лягушку, которой Равиль пририсовал большие и печальные глаза с длинными ресницами и корону.

— Царевна-лягушка, — пояснил он.

— Правильно! — одобрил Стефан. — Пусть это будет как бы женщина, а у мальчика с детства формируется правильная ориентация.

Равиль понял, что немец полностью безумен. Если такого прибить, то великий Рейх много не потеряет. Ему еще и спасибо скажут, что избавил немецкую нацию от этого идиота. Ну и как игрушка женского пола могла повлиять на становление сексуальной ориентации у ребенка?

Интересно, какие игрушки были в детстве у этого чудовища? Наверно, трупы замученных слуг. Он рассаживал их на стульчики, поил из чашек и разговаривал с ними. Невозможно было поверить, что этот человек, хотя язык не поворачивался его так называть, когда-то был маленьким ребенком и невинно прижимался к женской груди. А если он и рыл песочек лопаткой, то, непременно, это были могилки для замученных им насекомых.

— Ты меня слушаешь?! — повысил голос Стефан.

Равиль вздрогнул. Он был настолько измучен, что уже ничего не слышал, его мозг отказывался что-либо воспринимать.

— Отнеси лягушку Данко и ложись спать. Ко мне в спальню ты переедешь завтра и будешь жить здесь постоянно. И еще. Ты не забыл, что я запретил тебе общаться с Сарой и оставаться с ней наедине?

— Я не забыл, господин офицер, — ответил Равиль, не веря своему счастью — ему разрешили уйти.

Он вышел из спальни хозяина и постучал в комнату к женщинам, отдал Эльзе поделку и спросил у нее:

— Эльза, представляешь, я сегодня видел крысу на крыльце дома. У нас есть какой-нибудь яд?

— Правда? — забеспокоилась женщина. — Надо сказать Карлу. Несомненно, он достанет отраву для крыс.

Отлично. И хорошо, если бы побольше, чтобы хватило убить одну большую, наглую, зажравшуюся крысу, которая жила за счет других, думала, что ей все можно, в том числе и истреблять невинных людей. А там и самому умереть не жалко. Все равно отсюда живым не выбраться.

Равиль тихонько прошел в темную комнату и залез под свое одеяло. Карл уже мирно похрапывал. Его сопение успокаивало Равиля, на душе становилось теплее от того, что рядом спал другой человек, который не был врагом. Он попытался кое-как пристроить поудобнее на койке свое избитое тело.

О сексе с фашистом он старался не вспоминать. Пусть пока получает свое, поганый извращенец. Равиль был уверен, что найдет способ, как отомстить своему насильнику и от него избавиться. Он плотно сомкнул ресницы, полагая, что никогда не уснет, но в голове у него все завертелось и провалилось в черную бездну.

Проснулся он от того, что Карл тряс его за плечо.

— Равиль, поднимайся. Уже почти обед, господин офицер в любой момент может прийти и будет не доволен, что ты до сих пор в постели.