Сидни развернул салфетку.

— Странно, что ты упомянула Бланта. Несколько дней назад он ужинал в колледже.

— Но он же не здешний выпускник.

— Думаю, присутствовал в качестве гостя.

— Ты с ним говорил? Он сын викария.

— Я был немного расстроен.

— Чем-нибудь конкретным?

— Ничего особенного.

Аманда помолчала, пока официантка наливала в ее бокал вино.

— Что-то мне не верится, Сидни. Я еще раньше заметила, как ты выглядишь, и мне это не понравилось.

— Умер один из младших сотрудников колледжа. Печальное событие.

— Под словом «младший» надо понимать, что он был молодым?

— Несчастный случай.

— Судя по твоему тону, все не так.

— Запутанная история, — буркнул Сидни, глядя, как официантка ставит на стол заказ.

Аманда поднесла бокал к губам и пристально посмотрела на своего приятеля:

— Ты снова попал в неприятности?

— Не исключено.

— Могу я тебе чем-нибудь помочь?

— Да. — Сидни потыкал вилкой в поданное на закуску плохо сбитое яичное суфле. — Отвлеки. Расскажи о Лондоне. Какие твои планы?

— Ничего интересного. О вечеринках я тебе уже доложила. Твоя сестра по-прежнему встречается с Джонни Джонсоном.

— А что у тебя?

— Есть один малый, который проявляет ко мне особенное внимание, но пока рано судить, приличный он человек или нет. После фиаско с Гаем я стала очень осторожной.

Год назад жених Аманды опозорил себя несдержанной выходкой на обеде в Лондоне, и ей понадобилось несколько месяцев, чтобы избавиться от неловкости.

— На данном этапе с мужчинами я завязала. Очень много работы в галерее. И вообще, мы обсуждаем не моих обожателей, а твоих обожательниц. Если кому непонятно, я говорю об одной известной вдове.

Сидни отодвинул тарелку.

— Так и знал, что мы ее коснемся.

— Следовательно, ты подтверждаешь, что Хильдегарда — твоя обожательница? — улыбнулась Аманда. — Пожалуй, выпью еще вина.

— Мы добрые друзья.

Аманда молчала, ожидая продолжения.

Сидни вспомнил, как они шли по Тиргартену в джазовый клуб «Бадеванне», где окунулись в классические ритмы «холодного» джаза в исполнении квинтета Иоганна Редиске. Сидни с облегчением увидел, что Хильдегарда «воспринимает» джаз и понимает, почему ему нравится его непосредственность и свобода. Потом они возвращались по Кюрфюрстендамм мимо разрушенной бомбой церкви кайзера Вильгельма. Начался дождь, а у них был один зонтик на двоих — у Хильдегарды. Она взяла Сидни под руку, чтобы он тоже мог спрятаться под зонтом, и прижалась к нему. И это казалось самым естественным в мире.

— Ну, — поторопила Аманда, — ты мне что-нибудь расскажешь?

— Нечего рассказывать.

— Ни за что не поверю. Просто не хочешь говорить. Помнится, она как-то связана с музыкой?

— Дает уроки игры на фортепьяно. Каждый день играет Баха.

— Наверное, очень серьезная?

— Не всегда. Она большая поклонница Джимми Кэгни.

— Ты водил ее в кино?

— Это она меня водила. На «Дом 13 по улице Мадлен».

— Любопытно.

— Картина довольно забавная.

— Она красива?

Сидни не собирался позволить втянуть себя в какие-либо сравнения.

— На мой взгляд, да.

— Полагаю, не классической красотой. — Аманда смотрела на него, но он промолчал, а у нее хватило такта не настаивать. — Познакомишь меня с ней?

— В свое время.

— Хочешь сказать, что она приедет в Кембридж?

— Я пригласил ее.

— И когда же?

— Надеюсь, в этом году.

— Звучит неопределенно.

— Не хочу торопить события.

— Ты в нее влюблен?

— Слишком прямолинейный вопрос.

— Готов на него ответить? Или надо принимать твое молчание за согласие?

Официантка убрала их тарелки.

— Обдумай, что заказать за курицей в вине. Сочувствую, что суфле тебя разочаровало. Нужно было заказывать луковый суп.

— Я не знаю, Аманда, что у меня в голове. И в то же время не хочу разбираться. Приятное замешательство.

— Следовательно, я была права.

— Что я влюблен? Трудно сказать. Понимаю одно: с ней я чувствую себя самим собой.

— А я считала, что со мной.

— В тебе, если можно так выразиться, больше вызова.

— Так говорят большинство моих воздыхателей. Думаешь, это их отваживает?

— Многим мужчинам трудно общаться с умными женщинами, особенно если те умнее их.

— Среди них нет ни одного такого умного, как ты.

— Печально слышать.

Аманда улыбнулась:

— Ты лукавишь.

— Что ж, приятно сознавать, что ты в каком-то отношении на высоте. Хочешь еще вина?

— С удовольствием. Хотя я уже, похоже, не на высоте.

— Ничего подобного. Вы совершенно разные женщины.

Подошла официантка с двумя тарелками в руках.

— Кто заказывал тушеное мясо?

— Я. Никак не согреюсь, — ответила Аманда и, помолчав, спросила: — Думаешь жениться на ней?

Сидни колебался. С момента посвящения в духовный сан он свыкся с мыслью о безбрачии и не представлял, что мог бы соединить жизнь с вдовой-немкой или со своей потрясающей подругой, которая сейчас сидела напротив него. Не сомневался, что, даже женившись, будет плохим мужем — не чувствовал в себе способностей сосредоточиться на традиционно мужских сферах повседневной жизни. Мог переводить с древнегреческого Геродота, но не умел водить машину. Выслушивал рассказы прихожан об их самых жутких страхах и утешал в час горести, но не взялся бы починить электрические пробки. Был совершенно безнадежен в денежных вопросах — у него всегда находились более неотложные дела, если требовалось пойти в банк или заплатить по счетам. Нет, постоянно твердил себе Сидни, брак не для него. Он отслужит столько брачных месс, сколько потребуется прихожанам, и, выполняя долг пастырства, соединит сотни пар, но самому ему суждено остаться холостяком.

— Не забывай, Хильдегарда — вдова. Я не уверен, что она готова к замужеству.

— А ты готов к женитьбе?

Сидни представил, что сидит в своем кабинете, а в комнате через коридор Хильдегарда играет на пианино. Даже вообразил стоящего на пороге ребенка — скорее всего, дочь, которая просит, чтобы он починил ей воздушного змея.

— Ты собираешься мне отвечать? — воскликнула Аманда.

Снег лежал плотным покровом на черепичной крыше, башенках и парапетах колледжа Тела Господнего, подчеркивая контраст пятилистных переплетов окон и островерхих мансард Старого двора — самого древнего замкнутого пространства в Кембридже.

Проводив Аманду на поезд, Сидни шел к себе домой и вспоминал, как астроном и математик Иоганн Кеплер заинтересовался маленькими замерзшими кристалликами и даже написал небольшой трактат «Новогодний подарок, или О шестиугольных снежинках». В 1611 году он задался основополагающим вопросом: «Всякий раз, когда начинается снег, он неизменно имеет форму шестиконечной звезды. Но почему не пятиугольной или семиугольной?»

Кеплер сравнивает симметрию снега с сотами, а Сидни однажды слушал проповедь, во время которой чудо снежинки приводилось в качестве примера одновременно простоты и сложности Божьего творения. Стоит возвращаться к этой мысли, подумал он, особенно в такую погоду, как сегодня. Убеждать паству смотреть не только на снежные массы, но, в стремлении обрести Бога, вдаваться в мельчайшие детали.

— Стоп!

Сидни замер.

— Ни с места!

Большой камень сорвался с крыши Нового двора и упал перед ним.

— Боже праведный! — воскликнул надзиратель. — Вас чуть не убило!

Сидни почувствовал, как по телу разливается страх.

— Было близко к тому, — продолжил надзиратель. — С этим снегом, сэр, одна беда. Колледж крошится. Старые здания не выдерживают. Это все из-за воды. Она проникает в камень, замерзает, тает, расширяется, сокращается…

— Да, — кивнул Сидни. — Я в курсе процесса.

— Пойду приведу людей, чтобы все здесь прибрали. А вас, вероятно, кто-то оберегает.

— Наверное, так и есть.

— Как священник, вы, разумеется, пользуетесь особой защитой. Ангелы не хотели бы потерять одного из своих. Вот вам и промах.