— Разумеется, нет. Однако не хотелось бы думать, что среди нас живет отравитель. Иногда уходит много времени, прежде чем удается установить, кто он такой. Слышали про дело Джорджа Чепмана?

— Главного тренера «Арсенала»?

— Нет, Сидни, тот Герберт Чепман. Это же он придумал помещать номера на майки игроков. Хорошо бы вам выучить о футболе столько же, сколько знаете обо всем остальном. Джордж Чепман владел пабом, а его настоящее имя было Северин Клосовски. Он разделался с тремя своими женами, долгое время подмешивая им яд в питье, а потом заявлял, будто они умерли оттого, что у них было слабое здоровье. Надеюсь, здесь подобного не случится.

— Уверен, в «Орле» мы в полной безопасности. — Сидни отнес пустые бокалы на стойку. Незачем себя накручивать, думал он. Приступы острого расстройства пищеварения не редкость в Гранчестере. Нет причин для беспокойства.

Барменша наклонилась и подалась вперед, и ему стоило немалых усилий не таращиться в вырез ее платья.

— Чем отравимся? — спросила она.

В следующую субботу в Гранчестере был ежегодный приходской праздник. Сидни нравилось наблюдать за людьми по выходным. Прихожане, которых он обычно видел за их повседневными делами, в праздник сбрасывали печать своих профессий, становились самими собой, думали больше об увлечениях, а не о работе. Старались, как и их предки, быть лучше, и Сидни склонял голову перед незаметным проявлением их доброты. Встречались, конечно, и те, кто мешал жить другим, но их было меньшинство. И по мере того, как разворачивался день, Сидни ощущал гордость за людей, которым служил.

Вызвали из Лондона Аманду, и она приехала со своей подругой Маритой — актрисой, начинавшей делать себе имя в кинобизнесе. Ее попросили открыть праздник и перерезать ленточку.

Сидни обрадовался возможности вывести женщин на публику. Аманда выглядела эффектно — в летнем светло-кремовом с белыми пятнами французском шелковом платье с юбкой до колен и кружевным воротником.

— Марита держит меня в форме, — шепнула Аманда в ответ на комплимент. — А я не хочу подвести тебя.

— Ты здесь самая шикарная женщина, — заметил Сидни.

— Естественно. Мне нравится вызывать сенсацию. И надо дать им возможность немного посплетничать — ведь рядом с тобой ожидали увидеть не меня, а Хильдегарду. Кстати, когда она приедет?

— На следующей неделе я сам отправляюсь в Германию.

— Передавай ей от меня самый теплый привет.

— Самый теплый?

— Именно, Сидни, самый теплый. Мне нравится эта женщина.

Единственной обязанностью Сидни на празднике было судейство на конкурсе на самого красивого ребенка. Казалось бы, пустяковое дело, но оно оборачивалось хождением по минному полю. Требовался такт и дипломатия. Сидни по опыту знал, что лучшая реакция на представление особенно уродливого дитяти — восклицание: «Ну что за крошка!»

Не менее важным делом было определить и купить то, что предлагала миссис Магуайер для благотворительной продажи, иначе не избежать прошлогоднего позора, когда ее бисквит, которым она так гордилась, взяли самым последним.

Задача оказалась несложной. Обозревая лоток, Сидни заметил кофейный пирог с грецкими орехами и понял: это надо приобрести, если хочешь сохранить привязанность экономки. Покупка обошлась ему в шиллинг и шесть пенсов — небольшая цена за чистоту в доме и регулярную еду. Сидни позаботился о том, чтобы миссис Магуайер узнала, что ее пирог купил именно он.

— О, каноник Чемберс, как вы догадались? — нервно рассмеялась она.

— Такой пирог хватают в первую очередь, — солгал он. — Пришлось поторопиться, чтобы опередить другую покупательницу.

— Жаль, вы не испекли второй! — подхватила Аманда.

— Испекла! Там есть еще бисквит. Я считаю его своим фирменным рецептом. Если хотите, можете купить, мисс Кендалл. Стоит всего шиллинг.

— Непременно, — улыбнулась Аманда. — С удовольствием. Товары хорошо разбирают. Думаю, вы вздохнули с облегчением.

— Вздохнула с облегчением?

— Я слышала, после крикетного матча на прошлой неделе ходили всякие разговоры.

— Уверяю вас, к моей выпечке это не имеет никакого отношения.

— Ничего подобного я не говорила.

— Мисс Кендалл! — Экономка с достоинством выпрямилась. — Чтобы вы знали: все, что я принесла тогда на крикетный матч, было приготовлено в стерильных условиях. Ни у кого из моих домочадцев в жизни не было пищевого отравления. А если сомневаетесь, вот вам доказательство. — Она с торжеством посмотрела на собеседников. — Взгляните на Диккенса!

— При чем здесь собака? — Сидни с недоумением повернулся к лабрадору.

— Вы же знаете, каноник Чемберс, он ест все, что я ни приготовлю. Уминает, только за ушами трещит. И здоров как бык. Какое вам нужно еще доказательство?

— Это, пожалуй, первый случай, когда вы ему за что-то признательны.

— Признательна? Сильно сказано. Но то, что он доказательство, — факт. А если хотите знать мое мнение, все беды с желудком только от одного.

— От спиртного? — уточнила Аманда.

— Да, мисс Кендалл. Мой отец ни капли его в рот не брал и дожил до девяноста семи лет.

— Представляю, какая у него была жизнь. — Аманда одарила мисс Магуайер самой сладкой из своих улыбок. — Я возьму бисквит, если не возражаете?

— Нисколько, если это доставит вам удовольствие.

— Огромное.

Аманда расплатилась за выпечку. Отходя от лотка, она повернулась к Сидни и сказала, что теперь, по крайней мере, ее кошки будут довольны.

— Не вредничай, — отозвался Сидни. — Она хотела как лучше. И у нее была трудная жизнь.

— Извини. Ты же знаешь, я не из тех, кто любит пироги.

— А из каких, Аманда?

— Из тех, кому больше нравятся коктейли и канапе.

Когда закончилось перетягивание каната и Мариту увезли к друзьям в деревню, Сидни остался наедине с Амандой. Они пошли прогуляться к реке — посмотреть, как меркнет свет у воды среди ив. Вечер выдался чудесным, и Сидни предвкушал приятный ужин в «Красном льве», прежде чем Аманда сядет на последний поезд и уедет в Лондон. Он станет кульминацией долгого, счастливого дня, когда Аманда видела его в лучшем свете: щедрым хозяином, любимым прихожанами пастором, организатором непростого праздника.

На лугу удлинились тени, впереди лениво текла река. Последние лучи солнца золотили шпиль колокольни.

— Прекрасная летняя идиллия, — заметила Аманда, беря Сидни под руку. — Хотела бы я проводить здесь больше времени.

— Ты можешь проводить тут столько времени, сколько пожелаешь.

— Не уверена, что это понравится Хильдегарде.

— Она совершенно не ревнивая.

— Женщина, в которой нет ни единого изъяна.

— Ни единого. Хотя, как и ты, она бывает слишком ко мне добра.

— Чушь! Иногда ты несешь откровенные глупости, Сидни…

Их разговор прервало появление инспектора Китинга.

— Хорошо, что я вас застал! Боюсь, у меня плохие новости.

— Что такое?

— Мистер Али умер, так и не оправившись после отравления. Мы вызвали Джарвиса, но беда в том, что родственники покойного — мусульмане. Они требуют немедленного погребения. Поговорите с ними, Сидни, оттяните похороны насколько возможно.

— Не сомневаюсь, у них есть свой священник — имам.

— Здесь нет. Возьмите в помощь Леонарда. И пусть вас не волнует, если на это уйдет много времени: чем больше, тем лучше, пока все не выяснится. Родные очень расстроены, с ними сейчас Энни Томас. Занимайтесь своей работой, а нам необходимо во всем разобраться.

— Вы подозреваете, что смерть не была естественной?

— Мне нужно, чтобы вы, Сидни, вспомнили все, что случилось в прошлую субботу. Вы не заметили ничего необычного? Кто еще пил лимонад? Предложили ли напиток ему одному или пили многие, а он умер, потому что у него слабое здоровье? Если пил он один, кому, черт возьми, потребовалось убивать его?

Семья Али жила на Милл-роуд над индийским рестораном, где подавали восточные блюда. Изучая меню, Сидни подумал: разве привыкшему к такой еде человеку может быть страшен невинный лимонад или кусочек бисквита миссис Магуайер?