Вместе с тем, нельзя не отметить, что, декларируя амбивалентность понятия «активность», Н. С. Лейтес посвятил большие усилия решению проблемы разведения информационной и энергетической сторон деятельности и доказательству необходимости приоритетного рассмотрения динамической стороны деятельности и определяющих эту сторону нервно-психических процессов [Там же, с. 388–389].
Достаточно специфический подход к наполнению содержанием понятия «активность» предложил Я. Стреляу. Он определял активность как тенденцию совершать действия высокой стимулирующей силы или действия, вызывающие сильную стимуляцию извне [144, с. 48, 100], что в целом роднит данное определение с определением Небылицына, который понимал активность как тенденцию личности к самовыражению. Однако сходство определений ограничивается словом «тенденция» (что, впрочем, тоже немаловажно). Активность как тенденция у Я. Стреляу существенно отличается от активности как тенденции у Небылицына.
В основе трактовки данного понятия Я. Стреляу лежит важное для его регуляторной теории темперамента (РТТ) представление о том, что у каждого индивида существует потребность в достижении или поддержании оптимального уровня возбуждения. Эта потребность задает необходимые для поддержания такого уровня параметры регуляции стимуляции. Искомая же стимуляция достигается с помощью активности, которая при этом может как изменять стимулятивное значение среды, так и сама являться источником стимуляции (например, когда человек рискует). Если активность сильно повышает стимуляцию организма, это – высокая активность, если нет – низкая. К этому Я. Стреляу добавляет, что активность «обнаруживается в объеме и охвате предпринимаемых действий (целенаправленных поведенческих актов) при данной величине стимуляции» [142, с. 41]. Иными словами, люди, чья активность выше, производят при определенном уровне стимуляции больше таких действий, чем те, у кого активность ниже.
Специфика данного определения, отличающая его от определения активности как готовности к целенаправленной деятельности, заключается в том, что Я. Стреляу более четко, хотя и достаточно своеобразно, описывает круг действий, которые следует считать порождением внутренней активности индивида. Впрочем, касательно «порождения» надо иметь в виду, что Я. Стреляу – сильно усложнив простое английское слово "activity" – все же употребляет слово «активность» в англоязычной парадигме, подразумевая под активностью скорее некий набор предпринимаемых интеллектуальных, моторных и прочих действий, нежели тенденцию совершать эти действия[14]. Если это не учитывать, трудно понять некоторые высказывания Я. Стреляу, такие, например, как: «Стимулирующее значение активности состоит в том, что активность есть сама по себе источник стимуляции. Чем сложнее и труднее активность, тем выше генерируемая стимуляция». Вряд ли «сложнее и труднее» может относиться к некой «тенденции», очевидно, что эти сравнительные наречия характеризуют непосредственно сами действия.
Нельзя не заметить, что в подобной трактовке термина «активность» наблюдается определенный элемент условности, сопровождающий попытку автора с некоторым напряжением уложить термин «активность» в прокрустово ложе постулируемой им теории, приспособить данное понятие к положению об оптимальной стимуляции. Однако если не ставить содержание используемого термина во главу угла, следует признать, что представления Стреляу о структуре темперамента легко операционализируются и в этом качестве служат хорошим основанием для создания разного рода диагностических инструментов.
Естественно, описывая различия в наполнении термина «активность» смысловым содержанием, нельзя не коснуться тех физиологических референтов понятия «активность», которые указанные авторы рассматривали как основу этого содержания. Здесь безусловно следует иметь в виду методологические ограничения, накладываемые на выводы, к которым пришли авторы, наличием описанной выше психофизиологической проблемы. Однако одновременно следует отметить, что указанные выводы не столь значительно подвержены влиянию данной проблемы, как это может показаться при строго формальном анализе.
Как уже отмечалось, основу рассматриваемого подхода заложил И. П. Павлов, отождествлявший характеристики темперамента и свойства нервной системы. Он, правда, не употреблял в своих работах слово «активность», однако не исключено, что, используй он это слово, ключевым понятием для характеристики человеческой активности у Павлова стала бы сила нервной системы.
В свою очередь Б. М. Теплов выдвинул положение о том, что сила нервной системы отрицательно коррелирует с чувствительностью как свойством темперамента [147, с. 9].
Так же точно думал и являвшийся убежденным сторонником дифференциально-психофизиологического подхода В. Д. Небылицын, отождествлявший слабость нервной системы и высокую чувствительность [101, с. 277–278]. Аналогичным образом сила н. с. означала для Небылицына выносливость и работоспособность [Там же, с. 138], понимаемые им, согласно выражению Э. А. Голубевой [30, с. 140], в высоких значениях, т. е. как выносливость и работоспособность индивида в целом, а не как выносливость и работоспособность нейронов. Что же касается общей активности (именно общей активности индивида, а не активности нервной системы), то В. Д. Небылицын не ассоциировал ее в своих работах с каким-то свойством н. с., но зато он описывал ее мозговой субстрат. Активность В. Д. Небылицын связывал с лобно-ретикулярной зоной головного мозга, а второе основное свойство темперамента – эмоциональность – с лобно-лимбической структурой [101, с. 251–252, 260–261].
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
