Пабло все понял и немного успокоился. Досиго замолчала.

- Мы отнюдь не людоеды и не поедаем себе подобных, - Слов не хватало, и юноша постоянно запинался, пытаясь прибегнуть к языку жестов. Как только он подымал перед собой руки и начинал жестикулировать, со стульев вставали два безмолвных спутника вождя.

Чувствуя исходящую от них угрозу, Пабло сделав паузу в своем монологе, опустил руки по швам. Воины, как по команде, заняли свои места на стульях. Данная процедура происходила несколько раз. В итоге это даже немного развеселило его, и он не прерывая объяснения тонкостей вероисповедания вождю и его дочери, подымал руки перед собой, а потом демонстративно поворачивался к воинам и опускал их по швам. После третьего раза воины не стали присаживаться на стулья, а сделали несколько шагов и оказались за спиной вождя. Решив, что он смог гостям поведать многовековую историю Христианства, и всего вероисповедания, присел за стол.

Уже спустя несколько дней, вспоминая свой рассказ, он выдохнул с облегчением от того, что его опус не слышал их духовный наставник Падрэ Бенедикт. Дикость и безграмотность, это самая мягкая оценка, а могло быть и худшее определение его повествованию.

Вождь успокоился и продолжил повествование дочери о врагах.

- Иногда они выходят из джунглей к большой воде, океану, и это всегда сопровождается столкновениями с племенами побережья. Похищают женщин и детей. В одной из таких стычек шесть лет назад погиб старший сын вождя, он был воином. Так как Бакаку всегда, или практически всегда свой трофей, живой или мертвый уносят с собой, то женщины племени не оплакали погибшего воина и не предали усопшее тело духу Манико, согласно вековым традициям. Его душа не находит успокоения и несет страдания мне как отцу.

После этих слов вождь прижал ладошки своих рук к груди и опустил голову. За ним последовали остальные гости. В это же время лучина в лампе затрещала и начала дымить. Пабло посмотрел на присутствующих.

- Уже слишком поздно. Завтра рано вставать. Матрос укажет место, где вы можете отдохнуть.

Проводив гостей, он осмотрелся на судне. Проверив вахту. Заглянул в каюту капитана. Корцезо спал сидя в своем кресле, на столе бутылка рома и мерцает лампада. Пабло не стал тревожить его, закрыл дверь и удалился.

3

Утро на фрегате 'Нинья' команда встретила в полном замешательстве. Почему мы так долго стремились к земле, и вот когда он уже так близок, повернули опять в никуда. Споры между матросами, находившимися на палубе, разгорались все с новой силой. Выход капитана Энри Корцезы на палубу в столь ранний час больше удивил присутствующих, нежели остепенил в суждениях. Все привыкли за последнее время к тому, что он подымается на мостик только после завтрака. В след за кэпом на верхнюю палубу матрос поднял его кресло и плед. Все как обычно, только почему то на пять часов раньше, ведь сейчас только четыре утра. Через пятнадцать минут с грубой бранью на устах на мостик поднялся Пабло. Матросы как по команде, замолкли и смотрели вопрошающе на него. Он подошел к компасу, какое-то мгновение смотрел на него, а потом направил свой взор на пару минут в сторону линии горизонта. Утренняя дымка, облака и волны в несколько балов не позволяли что либо рассмотреть прямо по курсу.

Команды с его уст сорвались грозно и безапелляционно. В голосе не осталось ни чего юношеского. В этот же момент судно ожило и загудело, словно пчелиный рой. Завертелось из стороны в сторону рулевое колесо, издавая странные звуки, Большой левый крен позволил не столь большим волнам взметнуться на палубу и окатить освежающим душем тех, кто еще находился там. Большая часть матросов уже уверенными движениями перемещались по паутине корабельных снастей вверх к парусам. На несколько минут судно выровнялось, мирно качаясь на волнах, раздались первые хлопки трепещущих под напором ветра полотнища. По палубе постоянно дублируются команды и доклады об их исполнении. На полных парусах, накренившись опять на левый борт, 'Нинья' начала набирать скорость, ложась на заданный курс.

К семи часам утра, показавшееся из за туч солнце, позволило рассмотреть на горизонте, прямо по курсу, полоску земли. Матросы начали восторженно выкрикивать 'Земля', 'Земля' словно вчера они ее не видели, или не надеялись больше увидеть. Овации продолжались несколько минут и были прерваны очередной командой боцмана. Отлаженный механизм команды после нескольких минут отдыха продолжил свою нелегкую роботу.

На палубу поднялись вчерашние гости. Пабло Писарро бросил взгляд на восседающего в кресле Энри Корцезо, повернулся к матросу и приказал проводить гостей на верхнюю, кормовую палубу. Высказав свое приветствие прибывшим, юноша протянул вождю подзорную трубу и жестом предложил посмотреть в сторону берега. Лодобо на ломаном испанском сказал, что уже видел подобный жезл, который крадет расстояния. С этими словами он начал прилаживать трубу к глазу, Пабло поправил его и помог навести резкость изображения на береговую линию. Вождь всмотрелся в горизонт и громко выкрикнул,- Потато, моя земля, а вон там и бухта тихой воды. Пабло, как будто дублируя чью то команду, выкрикнул так держать. Вождь Ладобо еще некоторое время смотрел в сторону берега, а потом начал что-то громко и быстро кричать на своем языке. Окружающие были в полном недоумении, не понимая, что хочет сказать гость. Кроме того, что он кричал, так еще несколько раз пытался освободить штурвал от стопорных лямок, веревок с петлями по обе стороны рулевого колеса, позволяющих стопорить штурвал во время движения судна, изменить курс 'Ниньи'.

Дочь вождя подошла к Пабло и сказала, - Отец говорит, дальше плыть нельзя. Еще рано. Там рифы и смерть. - Переведя дыхание, она продолжила переводить выкрики отца, -Нужно смотреть на рифы, а в полдень, по высокой воде заходить в бухту. Иначе смерть.

В десять утра Пабло сделал запись в бортовом журнале, - 17 апреля 1498 года. Фрегат 'Нинья' лег в дрейф в трех милях от береговой полосы бухты 'Пота-тау' в ожидании благоприятных условий прохода зоны рифов.

Теперь даже невооруженным глазом было видно, как набегающие волны разбиваются о рифы перед входом в бухту. Пабло минут пятнадцать смотрел в сторону берега и неожиданно даже для себя закричал, ЕСТЬ. Подозвал нескольких матросов показал какой то участок на море и отдал им команду. После этого он подошел к капитану и громким голосом доложил, что фарватер есть, в ответ Корцезо кивнул головой. По его лицу кривой улыбкой пробежала радость от услышанного. Он прикрыл глаза и выдавил сиплым голосом, - Я моряк и не хочу гнить в земле. Не позволь меня жрать червякам. Моя душа должна остаться в морской пучине. - Раздался выдох из уст капитана со страшным свистом, это был последний вздох капитана испанского фрегата 'Нинья' Энри Корцезо.

С прокладыванием курса на Пабло свалилась последняя воля его капитана, хотя в тот момент звучали предложения похоронить его на земле, если у них получится войти в бухту. Саван, капитанская фуражка, отпевание и речи тех немногих матросов, которые долгие годы бороздили морские просторы с усопшим. Рывок судна по направлению бухты и труп капитана Корцезо, под звон рынды, забрали волны в свои объятья. Поднявшийся уровень воды полностью закрыл коралловые рифы, и ориентиры движения были выбраны уже по суши. На самом малом ходу какой только можно было выбрать, судно двинулось в сторону бухты. Проходя гряду рифов ровно в полдень, все полностью полагались на своего молодого капитана и рулевого. Несколько раз судно качнулось в сторону, и послышался пронзительный скрежет. Днище шкреблось о кораллы, но это продолжалось несколько минут, а потом ощущением, словно от судна оторвался какой-то груз, и оно с легкостью двинулось по глади бухты в сторону причалов на противоположенном берегу. Команда, пассажиры, гости судна начали восторженно кричать, радуясь благополучному прибытию на землю Нового Света. Все обнимались, бросали в воздух предметы и кричали с восторгом, - Пабло Писарро наш капитан.