— И? — без особого интереса вопрошаю.
— И может, хватит уже сидеть в своей комнате, словно затворница?
— Может, хватит. — не отрываюсь от книги.
— Дочь, — мама ловким движением лишает меня беззаботного мира, в котором я прячусь. Приходит поднять взгляд и посмотреть на недовольную маму- Расскажи, что случилось, — ласково произносит она. — Тебе станет легче.
Мне. Станет. Легче. Готова расхохотаться, только не хочу пугать маму своим истерическим смехом. А именно таким он и будет.
Легче… Это же надо такое придумать. Легче от того, что я поделюсь, тем, что мне изменили? Мною поиграли и выбросили, как надоевшую игрушку? Или мне станет легче, после того, как я расскажу, что днем у меня внутри не ощущается ни одного органа. Немая пустота, поглощающая все эмоции, и всю меня целиком. А ночью, наоборот — боль в каждой клеточке тела вырывается наружу и не помогают слезы. Не помогают мои слова, которые я, как мантру твержу себе каждый день перед сном: «Все будет хорошо. Переболит. Завтра будет лучше».
Но нет. Завтра будет только хуже.
У меня боль с накопительным эффектом. И ее пик еще впереди.
— Паш, — мама ласково проводит по волосам, и слезы предательски наворачиваются на глаза. — Все будет хорошо, доченька. — она слегка касается губами моего виска. Не в силах больше сдерживать свою пустоту, и она соленым морем разливается по моим щекам.
«Все будет хорошо» — шепчет мама, прижимая меня к себе, и поглаживая по спине. «Не верю!» хочется кричать, но обида перекрыла горло. Хочется кричать. Внутри все рвется на мелкие кусочки. Даже бабочки, и те горят синем пламенем.
— Почему «любовь»- это так сложно, мам? — всхлипываю я.
— Потому что, если было бы просто, это была бы не любовь.
«Нет больше никакой любви» — эхом раздается у меня в голове Женины слова. За что он так со мной? Что я ему сделала? Зарываюсь в мамины волосы и вдыхаю родной запах лаванды.
— Почему я такая слабачка? — шмыгаю носом.
— Потому что это изюминка всей женской линии Островских. — улыбается. — И быть слабой — не всегда плохо.
— Ага, скажи мне, где это может пригодиться?
— Любовь боится сильных людей.
— Значит стану сильной.
— Ты у меня еще такая маленькая. Не понимаешь, какое это счастье — любить. Даже слезы пролитые от любви — счастье.
А слезы пролитые от обиды, измены и предательства?
— Спасибо, ма. — Я вытираю мокрые дорожки с щек. За спиной раздается трель моего мобильного.
— Отвечай, а я пойду. — Мама выходит из комнаты, оставляя после нашего разговора приятное послевкусие. Я не рассказала ей ни о чем, но поделилась своей болью. И мне действительно стало легче.
Нахожу телефон, зарытый в подушках.
«Илья»
Этому-то что надо от меня?
— Алло, — отвечаю на звонок.
— Привет, Павлин. Ты умница, что не забыла о моем плане и не поздравила Стасю! Она только что звонила мне в слезах, и плакалась, что ее никто не любит. В общем приходи сегодня в Мона-Лизу к шести. Устроим ей праздник. Ну, я побежал. Еще столько дел.
Я не успела ничего сказать, как на другом конце послышались короткие гудки. Смотрю на дату. Черт! За своими душевными терзаниями забыла, что двадцать лет назад в этот самый день родилась на свет моя лучшая подруга. Я почувствовала себя каким-то предателем. Как же стыдно! Бью себя ладошкой по лбу, броня всеми возможными ругательствами. Может, позвонить и извиниться?
Ага, признаться, что я забыла? Это же так некрасиво. На мое день рождение Стася ровно в 00.00 выпустила в небо 17 белых шариков с огоньками и пела под окном мою любимую песню. Как вообще можно было настолько выпасть из жизни? Чертов Самойлов и с этого фронта подгадил мне в жизнь.
Как бы мне не хотелось не идти на этот праздник жизни, мне нужно прикрытие в виде плана Ильи.
На часах четыре часа. Нужно собираться. Приду, поздравлю подругу и уйду. Не придется даже долго делать вид, что я счастлива.
Так как и подарок я не купила, пришлось уделить меньше своему внешнему виду, а выйти пораньше и пройтись по магазинам. В качестве презента я выбрала серебряный кулончик — бабочку. Маленькую, изящную, как сама Стася.
В кафе я попала без десяти минут шесть, там уже было куча народу. И ни одного мне знакомого человека. Парадоксально. Если все эти люди ее друзья, тогда кто я?
Прохожу через толпу возбужденных ребят, яро обсуждающих насущные проблемы молодежи, и становлюсь в сторонке ото всех. «Просто поздравить и уйти. Поздравить и уйти» — повторяю про себя, как мантру.
— Привет, чего стоишь одна? — сзади подходит какой-то парень, взявшийся не пойми откуда и напугавший меня.
— А тут нужно стоять с кем-то конкретным? Соло здесь запрещено? — ядовито отвечаю я.
Вообще-то, да. Но таким красивым, как ты, можно.
У-у-у. Дешевые подкатики. Могла бы скучать, как я соскучилась по ним, но нет. Не соскучилась.
— Выпьем? — парень берет со стала два бокала с шипящий жидкостью, и один протягивает мне.
— Не пью, — отвечаю холодно и коротко, чтоб у собеседника не осталось никакого желания продолжать разговор.
— Правильное решение, — непрошеный гость моего одиночества ставит оба бокала на стол. — симпатично здесь. — непринуждённо продолжает он.
Упорно игнорирую присутствие парня успокаивая себя тем, что скоро придёт именинница, и уйду я.
Видимо, бог услышал мои молитвы, потому что в эту же минуту, по кафе прошёлся шёпот " идут! Они идут!".
Мы подошли ко входу и когда Илья завёл Стасю с закрытыми глазами, дружно крикнули " сюрприз."
Потом началась настоящая давка, всем не терпелось поздравить виновницу торжества. Я единственная, кто спокойно ждал свою очередь, никого не расталкивая. Только бы опять этот не привязался… Я окинула взглядом присутствующий, надоедливого блондина не было. Облегченно выдохнула и продолжила ждать Стасю.
Через пятнадцать минут мне все-таки удалось немного перетянуть на себя одеяло внимания, и поздравить подругу и вручить ей скромный подарок.
— Он так и не позвонил? — спрашивает Стася, отводя меня в сторонку.
Да, я рассказала все ей на следущий день, как вернулась. Мне просто нужно было с кем-то поделиться. И я повествовала Стасе все, что происходило со мной за лето. Она была шокирована, и даже хотела обидеться, что я ей ничего не рассказывала, но потом вспомнила, что меня все-таки предали и мне плохо.
— Не-а, — отвечаю спокойно. Больше не хочется плакать и биться в истерике.
— Вот урод. Ну, ничего, мы тебе такого парня найдём, твой Самойлов от зависти без огня вспыхнет. — заявляет Стася.
— Не надо. Спасибо. Я сыта.
— Нельзя же после одной горелой семечки, всю пачку выбрасывать, — с важным видом произносит она.
— Я вообще семечки не люблю, — усмехаюсь. — Аллегории — это не твоё, Стась.
— Ой, ты поняла! — отмахнулась она.
— Девочки, чего шепчетесь? — к нам подходит Илья.
— Да, я поздравила Стасю и собираюсь уходить. — опережаю ответ подруги.
— Как это уходить? Все только началось, — недоумевает Ромео.
— Павлина, ты же не собираешься просидеть в депрессии всю свою жизнь из-за него? — вмешивается подруга.
— Всю? Нет. Но вот месяц… Да. Месяца, думаю, он достоин.
— Нихрена он не достоин, — вспылила Стася. — посмотри на себя! Наша соседка, которую бросил муж с тремя и то выглядит живее, чем ты!
Подруга явно преувеличивает. Ну, как я выгляжу? Так же, как и раньше. Ладно, немного похудела. И заплаканные глаза с мешками под ними шарма не придают, но это же не повод сравнивать меня со своей соседкой! Хотя, может она реально права, и выгляжу я жалко?
Черт, зачем вообще пришла сюда?
— Я хочу видеть свою милую и жизнерадостную подругу Павлину, — спокойнее говорит Стася, — а не зомби из фильма про апокалипсис.
— Все со мной нормально! Я пойду, увидимся потом.
Чмокаю подругу в щечку и выскакиваю из кафе, где царит противная атмосфера радости. Давно это меня стала раздражать чужое счастье? С тех пор, как разбилось мое. Я остановилась у витрин магазина и взглянула на свое отражение. А ведь Стася в чем-то права. Встреть я себя такую на улицу, решила бы, что это наркоманка какая-то. Или душевнобольная… Так душа и впрямь больная. Только зачем это выставлять на показ?