Вряд ли Бакс пойдет вместе с ним. И это видно уже по одному лишь выражению на его лице.

Сведенные к переносице брови. Губы, упрямо и зло сжатые.

Это все-таки для него неожиданность. Да уж.

Не то чтобы Стив действительно в это верил, но вариант того, что это письмо Баки подкинул нарочно все же был… Попросил ту девушку, что подошла к нему на одной из перемен, передать его.

Сообразил какой-нибудь глупый предлог, а потом нашел дурочку, которая купилась.

Все просто. Бакс никогда не был обделен вниманием, ни тех, ни «этих». Найти шестерку ему труда не составило, да и…

Стив не может не смотреть, как друг аккуратно берет письмо сложенное в виде конверта, а затем разворачивается его. Медленно, чуть пугливо, он, похоже, все еще не верит, что слова внутри писаны его рукой.

До того как взглянуть, до того как вчитаться, Барнс спрашивает:

— Кто?

Стив вздрагивает, книга подскакивает в его руках и чуть не падает на пол. Грохочет по столу.

Где-то за стеллажами шипит библиотекарь. Он сам заливается краской, судорожно сглатывает.

Баки тянет к нему руку, негромко начинает:

— Стив, послушай…

Он отскакивает, как ужаленный, подрывается на ноги. Ножки стула скрипят по полу, шуршат и царапают его.

Выпаливает:

— Там… Там девчонка из какого-то класса… Я… Я не знаю, она просто пришла и… Пришла, сказала, это мне и… Она просто отдала это мне, оно… Оно было открыто и…

Задыхается. Судорожно хватает ртом воздух. Грудная клетка скачет, будто на батуте.

Баки подрывается, уже хочется кинуться к нему.

— Стив!..

— Стой на месте.

Он сгибается пополам, упирается одной рукой в колено, а другую выставляет. Задерживается воздух до темных пятен перед глазами.

Это все не реально… Не реально… Почему он до сих пор не опровергнул? Почему не рассмеялся? Почему смотрит так побито и жалко?!

Нет-нет-нет-нет! Нет, пожалуйста, не надо!

Этого не может быть! Такое просто… Просто не может… Не с ним!

Паническая атака не набирает мощи. Заканчивается.

Он выпрямляется. Говорит спокойно, размеренно и четко. Берет себя в руки в общем.

— Оно было распечатано.

Барнс бледен, по-настоящему напуган. Он быстро шарит по его лицу, ищет следы… Чего-то. Затем сжимает челюсти и садится. Говорит:

— Ясно.

Роджерс кивает. Аккуратно поднимает рюкзак и складывает в него книги. За стол больше не садится.

Баки не столько читает, сколько просто смотрит на исписанный лист. С силой сжимающиеся пальцы чуть мнут его там, где держат.

Проходит десяток минут, прежде чем он сам говорит:

— Скажи хоть что-нибудь.

Стив говорит это, смотрит на него, прячется за задвинутым стулом. Бакс поднимает на него глаза, хмурится, будто непонятливо.

— Что я должен… Что должен сказать?

— Разве это не очевидно?.. — мальчишка хмурится, чуть отшатывается, кривя губы. — Опровергни. Просто опровергни, и мы сможем…

— А если я не могу?

— Нет, все будет в порядке. Мы забудем этот инцидент, все будет в порядке, тебе просто нужно… — Стив до белеющих костяшек сжимает металлические прутья на спинке стула, поджимает губы.

Баки перебивает.

— Я не могу опровергнуть. Стив.

Раздельно. Медленно. Четко.

Где-то над входом часы отбивают ритм времени. Библиотекаря не слышно. Ровно до того момента, как кто-нибудь не нарушит тишину, на самом деле. Тогда его шипение, подобно шквальному ветру, пронесется меж стеллажей.

Стив смотрит на Бакса.

Баки смотрит на Стива.

Один из них отшатывается. Не в реальном мире, но в своей голове. Он зажимает уши руками, зажмуривается и убегает.

Трусливо. Как крыса, что чувствует под лапами влагу и чует чужие крики об утопающем судне.

Баки говорит:

— Да. Да, Стив. — он аккуратно складывает письмо, переворачивает распечатанной частью вниз и сдвигает на середину стола. Теперь оно будто камень преткновения. — Это правда.

Баки говорит:

— Все, что здесь написано. До последнего слова, Стив. — он проходится пальцами сквозь волосы, поправляет рукава рубашки, изредка и мельком пробегается взглядом по его глазам. Но внутрь пробраться не может. Теперь ему туда уже никогда не будет ходу. — Я могу ответить за это.

Баки говорит:

— Я тебя ни о чем не прошу. И ответа не прошу, Стив. — часы все тикают и тикают. У мальчишки начинает дергаться глаз. Он хочет убежать так же, как бежит внутри себя. Быстро и без оглядки. — Я все еще твой друг и хочу им остаться.

Баки говорит…

Стив говорит. Перебивает, чуть не срывается на крик, боится на него сорваться, все еще хватается за спинку стула.

— Это все… Это какой-то розыгрыш, да?.. Это не смешно, Бакс!.. Это глупо, ты же знаешь!.. Не делай…

— Стив, я — гей. Это не розыгрыш. — он поднимается, но больше руки не тянет. До него, наконец, доходит, что происходит. Он, наконец, понимает, что больше ловить здесь нечего. Их дружба только что разрушилась. — Оно лежало у меня в шкафчике уже год. Видимо, выпало, когда я доставал учебники. Я не хотел расстраивать тебя. Извини.

Он подхватывает рюкзак и не бросает последний взгляд. Стив срывается.

— Ты так просто уйдешь?! Вот так!.. Так просто!

— Я все еще твой друг. Я буду им до конца. Как только поймешь, что тоже все еще хочешь остаться моим другом, — у тебя есть мой номер.

Библиотекарь шипит, а Баки… Его Баки… Его гребаный Джеймс Бьюкенен Барнс просто уходит! Шаг за шагом, шаг за шагом!

И это гребаное письмо!.. Он оставил его на столе. Оставил, чтобы Стив забрал, чтобы он, черт побери, забрал его, как напоминание о том, что его гребаный друг просрал их дружбу, влюбившись! Влюбившись в него!

Дверь хлопает, закрываясь за спиной. За его сильной, широкой спиной.

Когда они устраивали выходные ночевки, Стив так любил ложиться к Баки под бок, прижиматься к его теплой спине своей и… Блять! Все это время Баки, Бакс, Джеймс Бьюкенен… Он все это время был геем, и он был влюблен в него!

Схватив кусок бумаги, мальчишка свирепо разрывает его, кромсает на части, а затем швыряет на пол. Уцепившись за спинку стула, опускается на корточки и пытается дышать.

Он даже не знает, что было бы лучше: узнать раньше или не знать вовсе.

~•~

Он сидит.

Мама готовит незамысловатый ужин, в легком танце перемещается по кухне и что-то мурлычет себе под нос. У нее хорошее настроение, легкая улыбка на губах и совсем никаких мыслей по поводу того, отчего на лице ее мальчика такое выражение.

Он сидит.

Кухонный стол чуть плывет перед глазами, но Стив убеждает себя, что это не слезы. Просто глаза подводят.

Он сидит.

Сейчас бы подорваться, побежать, заколотить кулаками в дверь дома Бакса и просто… Просто увидеть его. Просто попросить солгать, попросить сказать, что это все же розыгрыш.

Он потирает переносицу, вздыхает. Кусочки бумаги, в куче лежащие перед ним, немного вздрагивают от его дыхания и взволнованно затихают.

Тихие напевы матери скользят по нервам, оголяя их и действуя раздражающе. Стив потирает закрытые веки. Ужинать не хочется.

Он уже собирается подняться, как перед ним опускается тарелка с мясом, овощами. Прямо поверх жалких клочков чужих чувств.

— Мама!..

Он вскидывается, перехватывает тарелку до того как она опустится на стол полностью, а затем сдвигает ее в сторону. Любовно, заботливо сгребает в ладонь этот мусор, затем скидывает назад в небольшой пакетик.

— Выбросить?..

Она протягивает руку к прозрачному полиэтилену и впервые за весь вечер заглядывает ему в глаза. Стив дергается от нее как от огня, прижимает, нежно и бережно, мешочек чужого разломанного счастья к своей груди и полу отворачивается, в буквальном смысле закрывая его собой.

— Нет, ты что с ума сошла?!

Вырывается случайно, не нарочно, он округляет глаза, в коих мелькает отблеск злобы. Сжимает челюсти.

И только через секунду понимает. Становится растерянным.

— Стив?.. Как ты… Как ты так можешь, я же…