Обычно, когда к ним привозили кого-то нового, их выстраивали в шеренгу, заставляли познакомиться. Как только эта процедура заканчивалась и «новичка» вели в его комнату, он всегда тут же разворачивался и уходил. Также сделал и в тот раз. Скривился напоследок.

Да, он мог с уверенностью сказать, что согласен, девочка действительно была притягательная, только вот… Он, как никто, знал, что пару дней и от этой притягательности останется лишь зашуганная оболочка и испуганная внутренность.

И ему совершенно не хотелось в это вмешиваться…

+++

Он сонно поднимается с постели и, потирая глаза, идёт к выходу из общей комнаты. Сквозь заляпанные окна светит луна, некоторые предметы отбрасывают диковинные тени.

Локи не боится. Ни темноты, ни теней, ни тех, кого может встретить по пути в туалет.

Его удары уже намного точнее и сильнее, чем были год назад. Он быстрый и ловкий.

Подтягивая застиранные пижамные штаны, он поворачивает за очередной угол, толкает попавшуюся под руку дверь и заходит внутрь. Свет не горит, но он уже настолько привык, что может дойти до унитаза даже вслепую.

Шесть шагов от двери прямо, три влево, ступенька, ещё шаг.

Он преодолевает это расстояние, справляет нужду и снова натягивает штаны. Зевает.

До следующей игры ещё несколько недель. Завтра их вроде должны выпустить на улицу, на пустырь во дворе. Это было бы клёво…

Выходя из туалета, он слышит позади какой-то шорох и возню. Дверь женского туалета за его спиной закрывается, изнутри слышится вскрик и чей-то голос. Несколько голосов.

Мальчишка негромко стонет, потирает лицо и промаргивается. Ему не нужно это, совсем…

И он уже даже делает шаг вперёд. Слышит первые пару слогов из просьбы о помощи и… развернувшись, цокает, всё-таки идёт к соседней двери.

Длинные бледно-розовые штаны валяются у входа, а трое мальчишек, лет по восемь-девять, пытаются стянуть у брыкающейся девчонки футболку и нижнее бельё.

У неё во рту чей-то цветной носок, она чересчур бледная в полутьме туалета.

Бледная марионетка.

— Чё припёрся? Либо помогай, либо проваливай! — один из мальчишек, обернувшись, скалится в его сторону, мотает головой.

Локи поджимает губы, наклоняет голову набок, с интересом рассматривая ужас и мольбу в глазах девочки. Если вмешается, у него будут проблемы…

В какой-то момент все трое на него оборачиваются, и ей удаётся выкрутиться, заехать голой пяткой в скулу одного из «охотников».

Она, истинно добыча, отползает назад, к холодной кафельной стене и быстро-быстро вытаскивает/выплёвывает носок.

Открывает рот и молчит. Захлопывает его.

— Больно!.. Сука… Ты!.. — мелкий толстенький мальчик хватается за челюсть и негромко взвывает, двое других отворачиваются от Локи, начинают подкрадываться к девочке.

— Ты отпустил её!

— Ну-ка держи!..

Она смотрит на него, всё ещё изучающего, хмурящегося. Смотрит.

Он стоит и сжимает руки в кулаки. Теперь, только теперь, Локи понимает, почему зацепился за неё…

Мыслью/взглядом/сердцем.

Точно его мать. Она загнанна в угол, она унижена, она добыча.

Её рот приоткрыт, но она молчит. Не просит о помощи, не ползает в его ногах с мольбами и слезами.

Добыча добычей, но, как только на неё кинутся, она будет биться.

— Ну-ка, что же ты?.. Иди-ка сюда…

Мальчишки маленькие, с ещё не обсохшим на губах молоком, окружают её, чтобы сделать что-то ужасное. Это и смешно, и грустно одновременно.

Они ведь даже не знают: что, как и почему. Со слов старших может, и всё-таки…

Дураки.

Локи фыркает, кривится и усмехается. Вскидывает брови, смотря девчонке в глаза.

— Не надо… — мелкая дёргается назад, задерживает дыхание, он поджимает губы.

Если бы у него была возможность, свою мать он бы спас. Он бы спасал её раз за разом.

Он был бы счастлив, если бы это стало его личным повторяющимся замкнутым кругом в аду.

— Эй, жирный, ну-ка лапищи убрал! — он цокает, моргает ещё сонными глазами и делает шаг вперёд, малец, уже схвативший девчонку за запястье, оборачивается.

— Ты ещё здесь, бледная поганка?.. Проваливай, пока по ушам не получил… — в его сторону сплёвывает и отворачивается.

Сделав ещё несколько шагов, Локи хватает чужую футболку и откидывает жирдяя в сторону. Из-за своего веса тот теряет равновесие, летит и валится на пол. Ударяется головой о кафель и больше не поднимается.

— Ты совсем страх потерял?.. Ах, ты! — двое других тут же дёргаются к нему, подскакивают.

Завязывается потасовка. Пару раз он мажет, несколько раз ему удаётся ударить прямо в цель…

Не успевает нагнуться — получает смазанный удар в бровь.

Не успевает отскочить — отлетает в стену.

Когда он, наконец, поднимается, осматривается, оба мальчика лежат без сознания. У того, над которым он стоит, опух глаз и кровоточит губа.

Возможно, он перестарался. Хотя вряд ли…

— Спасибо… Спасибо тебе, — девочка вдруг появляется рядом, нервно косится на детей без сознания и отводит растрёпанные, всклокоченные волосы на один бок, она уже успела натянуть штаны назад.

Он кривится, разворачивается и быстрым шагом выходит в коридор. Заворачивает в мужской туалет и только тут позволяет себе откинуться на дверь, сжав зубы, позволяет застонать.

Челюсть болит, живот тоже, а костяшки сбиты. До крови.

Он утирает слёзы, доходит до раковин и, вытащив из-под них хлипкую табуретку, плюхается на неё. Еле удерживает равновесие, когда та заваливается на четвёртую, подпиленную ножку.

Ему совершенно незачем было ввязываться. Вряд ли, конечно, эти парни будут жаловаться или трепаться, но теперь, скорее всего, эта мелкая станет недоступно-желанным центром почти для каждого.

Своим выпадом, дурацкой защитой, он сделал не лучше и не хуже. Так её бы все попользовали и потом бы забыли…

А так она теперь самая лакомая добыча. Желанна для всех. Но под защитой.

Якобы, ага…

Дверь легонько скрипит, отворяясь, он вздыхает и медленно оборачивается.

— Я… Я подумала, что тебе помощь… нужна будет… — у неё в руках какая-то тряпочка, — то ли старая футболка, то ли майка, — она неуверенно сжимает её в пальцах.

Локи не отвечает. Смотрит, как она медленно подходит, откручивает кран с холодной водой, а затем начинает аккуратно промывать его руки, он терпит… не долго.

— Аккуратнее! — шипение выходит по-змеиному противным, девочка сжимается, замирает, затем снова продолжает работать.

Когда его костяшки, пальцы и ногти чистые и ссадины на челюсти промыты тоже, он резко поднимается. Ногой пихает табурет под раковину, будто нарочно пугая её, и быстро идёт к двери.

Уже на самом выходе замирает. Не оборачивается.

— Ты мне ничего не должна. Я тебе тоже. Не таскайся за мной.

Дверь не хлопает, но противно скрипит за его спиной. Будто серной кислотой разъедает.

И в их первую встречу он — дерзость, понты и гордое презрение в глазах. Она же — напуганность, но стойкость, всё ещё детское изумление.

Вторая их встреча происходит в лазарете…

Буквально на следующую ночь или через, ему не спится. Он идёт прогуляться.

В одном из коридоров натыкается уже на других четверых мальчишек, которые толкутся вокруг чьего-то тела. Почти голого тела.

В этот раз они поступают умнее, видимо, ударив её чем-то, заставив, для удобства потерять сознание. Будто командно соревнуются друг с другом, ей-богу… Кто первый доберётся до «финиша».

И он материт эту девку про себя, как только может, пока получает и одновременно даёт по морде. Каким-то неведомым образом ему удаётся остаться на ногах, когда все трое лежат без сознания. Пару раз ему приходится заново всех пересчитать, а потом он замечает рядом открытое окно и лишь фыркает.

Завтра будет много шумихи…

Утерев кровь, идущую носом, и подтянув к груди висящую плетью, похоже, растянутую руку, он падает на колени рядом с девочкой и пытается нащупать пульс.

И либо это он такой неумелый, либо пульса нет. Взяв тонкую девчачью руку и начиная тащить её в сторону лазарета, он до последнего верит в то, что это его вина… что это ему никогда не суждено стать врачом…