— Фенри… Фенрир… Когда меня отправили в тот детдом, мне было шесть, шесть с половиной может, ему же было восемь. Умен не по годам, высок, и хоть и не заметно, но силен… Так сказать, верхушка той социальной лестницы. И я — все еще с болящим задом, после первого изнасилования, кучей гнева и ярости — находящийся где-то под его подошвами. Это…

— В смысле, «первое изнасилование»?.. Их было… — Одинсон запинается, открывает рот, не в силах продолжить предложение. Ему не хватает воздуха. Смешно раз за разом он размыкает и снова смыкает губы. Как задыхающаяся рыбка…

— Боже мой, да! Их было несколько, привет. Мой зад настолько популярен, что ему позавидовал бы сам Майкл Джексон! — Локи фыркает, сумасшедше смеётся с потерянного выражения на лице Тора. Вдруг затихает. Присматривается. — Если тебе противно, я все пойму…

— Ты… Ты!.. Ты, блять, как вообще выжил после этого… После такого, блять, дерьма?! — он яростно вскидывает руки, реагируя слишком ярко. Зло раздувает ноздри, его дыхание сбивается.

Локи засматривается… Красивое лицо в яростном всплеске, украшенное бликами пламени. Судорожно сжимающиеся кулаки, оплетенные цветами огня, что буквально подогревает гнев. Нервно раздувающиеся ноздри, будто у дикого, хищного зверя. Мальчишка облизывает пересохшие губы.

Всего пара секунд и все пропадает. Тор трёт переносицу, возвращает контроль. Локи чувствует сожаление…

— Сколько?

Его голос резко спокойный. Сдержанный. Равнодушный. В противовес сердцу, выбивающему непонятные сумбурные ритмы.

Локи вдруг чувствует себя неуютно, фыркает, чешет кончик носа. Его ощущения меняются. Возвышенность и восхищение слетают осенними листьями, становится зябко. Единственная, с кем он об этом говорил — его психолог. То было давно…

Потом он замкнулся.

— Я скажу это один раз, и больше мы никогда не будем об этом разговаривать, ладно… Это не та тема, которой тебе нужно забивать себе голову и мучиться из-за нее, — поймав внимательный взгляд светло-голубых глаз, он дожидается кивка, а затем продолжает. — Два раза. Первый в шесть, второй в десять. Всё, закончили с этим.

— Да… — он немного сбито кивает, проводит рукой по волосам, а затем поднимается. Берет с пола пустые тарелки. — Я пойду поставлю чайник.

Сделав два шага по гостиной, вдруг останавливается из-за насмешливого голоса мальчишки.

— Разорвало шаблонную картину мира, да? Наверное, думаешь, как же так, это так жестоко, ужасно, так не должно быть… — он качает головой, снова кутается в одеяло. Шмыгает.

— Да. Я так думаю. И вряд ли ты думаешь иначе… — он все-таки выходит. Спокойно и сдержанно.

Локи берет в руки кочергу и деревянными движениями ерошит поленья, пока Тор не возвращается через десяток минут с двумя чашками чая.

— Я слушаю дальше, — они усаживаются.

— Почему так рьяно хочешь узнать?.. — Локи аккуратно держит чашку, дует, меняя направление тонкой струйки пара.

— Почему так спокойно и без препирательств рассказываешь?.. — Тор отставляет свой чай, складывает руки на скрещенных ногах.

— Чтобы ты узнал все, что хочешь, и, наконец, отвязался, — мальчишка вздыхает. Кажется, врет… Но он не уверен. В том, что сейчас вообще происходит.

— Чтобы узнать тебя лучше и, наконец, наладить контакт, — парень пожимает плечами.

Они смотрят друг другу в глаза. Их радужки теряют свои цвета, остаются лишь язычки пламени. Они бегают по коже рук, щекам, лбам… Облизывают, покрывают собой.

— Упертый, — Локи щурится, сглатывает.

— Сложный характер, — Тор пожимает плечами вновь.

Качнув головой, мальчишка усмехается, прикрывает глаза. Его «брат» усмехается тоже.

— Ты говорил о Фенри… Фенрике?.. Фенре?.. — Одинсон смешно хмурится, кривится. — Подожди, как это вообще склоняется?..

— Прекрати… — он негромко хихикает, жмурится. — Фенрир. О Фенрире.

— Ладно, — он набирает воздуха, выпучивает глаза. — Так вот о… нем. Да.

— Дурак, — легонько пихнув его коленом, мальчишка качает головой. Становится серьезным. — Так вот… После того, как он хорошенько вставил мне мозги на место, и до того, как мы кое-как сдружились, прошла целая «Игра». Я мог бы соврать, что был хорош, победил и так далее, но…нет. Хоть у меня и был определенный опыт в уличных драках, тут было совсем другое, — он оглаживает пальцем еле видный горячий узор на темной стороне чашки и вздыхает. — Озлобленные, отчаянные, доведенные до сумасшествия дикари. От пяти до десяти лет. У большинства обычно было какое-то оружие, у новичков, как правило, не было ничего… И вот, меня сажают в клетушку, в пару ставят какого-то мальца, и он побеждает меня. И так происходит второй раз. Третий. В предпоследнем раунде я почти побеждаю, но понимаю, что не могу добить лежащую подо мной, побитую девчонку, и в итоге она побеждает меня. Остается последний раунд…

— Это был смежный приют?.. — Тор чешет ладонь, смотрит исподлобья. Он старается не замечать, как перед глазами всё самую малость плывет. Становится так пусто, отрешенно… И правда, картина мира лопнула с треском. Ему потребуется время, чтобы немного осмыслить всё это. Так ужасно…

— Да, и мальчики, и девочки, — Локи кивает. — Там нам не давали времени, чтобы расслабиться или отдохнуть. Придумать тактику. Просто запускали по очереди и ждали исхода. Фенри как-то рассказал, что преподаватели даже ставки на нас ставили… И тогда, в свою первую «Игру», я почти проиграл. В последнюю секунду даже не помню, как выкрутился. Просто понял, что ребенок у моих ног без сознания и смог вздохнуть спокойно, — он отпивает чай. Тор молчит, смотрит в огонь. Им кажется, что они слышат гогочущих демонов его прошлого… — У тебя бывало когда-нибудь такое чувство, что ты сделал что-то неправильное, но по-другому было никак, и ты как бы выбрал самое правильное из всего неправильного?..

— Самовыгораживание?.. Оправдание любимого себя?.. Об этом ты говоришь? — он поворачивается, встречается взглядом, некрасиво хмыкает. Локи кивает.

— Я тоже так думаю. Но совесть от этого отчего-то уже не просыпается, — поленья трещат, ломаются. Они оба думают, что пора закругляться. Слишком уж откровенный вышел этот промозглый вечер. Слишком личный для них…таких не знакомых. — А после «Игры», на следующий же день, ко мне пришел Фенри. Сказал, мол, из меня вышел бы великолепный воин. Сказал, что мог бы многому меня научить… Ну, а я и согласился, — пожал плечами, усмехнулся. — Почему бы и нет?.. Этот парень может научить меня многому, так почему бы мне не согласиться?.. Прошло полтора года, я научился давать сдачи, стал правой рукой Фенри, подружился с ним так, что не разлей вода. А потом он заметил, что я начал все чаще оказываться на втором месте в «игре»… Он отчего-то подумал, что я захочу свергнуть его, занять трон «Короля горы»… Глупый.

— А ты?.. — Тор заинтересованно наклонил голову на бок.

— Я хотел выжить. Выжить, чтобы в итоге уйти оттуда.

— Почему не сбежал?..

— Мне было восемь, Тор! — он восклицает, дергается. Это же очевидно… — Все, кто сбегали из того злосчастного места, всегда возвращались. Через день, два, неделю… Полицейские приводили их. Воспитатели говорили «спасибо», забирали, а затем уводили туда же, куда и «побежденных». Это было бы самым провальным решением — сбежать. И поэтому я боролся. Так сделал бы любой… — почесав нос, он зевает, хмурится. — В помощниках у Фенри был не только я. Чуть позже я также понял, что был не единственной его правой рукой. Он просто запудрил нам всем мозги, чтобы манипулировать… И за сутки до той злосчастной «Игры» меня подловили в одном из коридоров и хорошенько избили. Мои друзья — его помощники. Он стоял невдалеке и смотрел. Холодно, бесстрастно. Будто бы это не я прикрывал его спину, когда остальные детдомовские в очередной раз хотели сбросить его с трона. Будто бы это не я делился с ним полдником, игрушками и еще просто кучей вещей! Будто бы это не ко мне в постель он забирался, когда ему снились кошмары! Будто бы это не я, блять, был его чертовым убежищем, сука!