— Я понял. А где они сейчас?

— Мама плачет в комнате, папа куда-то ушёл. Не знаю, когда вернётся.

— Понятно. Но тебе-то он ничего не сказал?

— Нет, я не стал спускаться.

И правильно. Я сам, когда подобное отлавливаю, тоже не лезу. Сами разберутся.

— Хорошо. Слушай… — меня вдруг осеняет, — а ты чего звонил-то?

Он молчит. Скандалы в нашем доме уже, увы, не редкость. И Рицка к ним привык. Вряд ли он стал бы звонить мне только из-за одного этого. Это в самом начале он пугался и бросался к телефону, ведь я ему сказал: если что — сразу ко мне. А сейчас-то что?

— Ты не приехал на выходные, — наконец выбирает он причину, звучащую наименее беспомощно.

— Извини, кот, — вздыхаю, — я тут вляпался немножко, и меня не отпустили.

— Ты что-то натворил?

— Ничего серьёзного, не волнуйся. Просто слегка вспылил. Меня заставили разговаривать со школьным психологом.

Нана, слыша, что разговор свернул в бытовые дебри, поднимается на две ступеньки, и выразительно наклоняет голову вбок. Быстро киваю ей.

— С Томо?

— Да, с ним.

Рицка знает кое-что о моей школе. На самом деле он знает почти всю ту часть, в которую я имею право посвящать несистемных, согласно Уставу, и немного больше.

— Слушай, Рицка, я не могу сейчас больше говорить. Давай я позвоню тебе завтра, ладно? И будем болтать сколько влезет. Идёт?

— Да, давай… — и опять сопение. Я улыбаюсь. Рицка… — Сэймей, я очень соскучился.

Это признание делается совсем тихо, почти шёпотом, и с ноткой упрёка в голосе.

— Я тоже, Рицка. Я приеду на следующие выходные, в субботу днём. Обещаю.

— Ну хорошо.

— Ладно, иди спать, уже поздно. И тапочки надень.

— Откуда ты знаешь?

Я смеюсь.

— Я всё про тебя знаю. И то, что ты пижаму наизнанку надел, тоже знаю.

— Эм.

Судя по этому короткому задумчивому звуку, я угадал. Рицка, конечно, уже не маленький, чтобы одеваться с чьей-то помощью, и с застёжками и шнурками он отлично справляется, но вот пижама у него один сплошной квест под названием «найди лицо». Мама подарила на новый год. Когда мы её первый раз ему примеряли, четыре раза переодевать пришлось. Швы там как-то замаскированы, а рисунок сделан зачем-то с двух сторон, я только по строчке на манжете догадался, где изнанка, а где лицо. У Рицки разглядеть пока не получается, а мама его уже давно не укладывает, чтобы помочь.

— Сэймей, — произносит он после осмысливающей паузы.

— Да?

— Я пошёл переодевать пижаму.

— Удачи тебе, — смеюсь в трубку. — Добрых снов.

— Спокойной ночи, Сэймей.

Я дожидаюсь гудков — никогда не вешаю трубку первым, а то он любит иногда что-то вспомнить в последний момент, и тогда мой палец автоматически нажимает отбой на каком-нибудь звонком: «Подожди!»

Закрываю телефон и протягиваю Нане.

— Спасибо тебе.

— Пожалуйста, — она прячет его в карман и задумчиво смотрит на меня. — Это твой брат Рицка, да?

— Да, Рицка.

Я-то уже знаю, к чему она про него заговорила.

— Loveless, значит… — тянет она, водя пальцем по губам и глядя мимо меня.

Я не отвечаю.

Loveless — такой вердикт вынесли ему в прошлом году. Я до последнего надеялся, что Рицка несистемный, но луновцы как-то пробили, что и он в этом мифическом списке «избранных». Нет, в школе совсем неплохо, и владеть Силой — это отлично. Это не просто обучение, это совсем другая жизнь и целый новый мир, который раскрывается перед тобой, едва ты переступаешь порог школы. Просто… Они сами пока не знают, кто он: Боец или Жертва. Но меня не устраивают оба варианта. Если выяснится, что он Боец, во-первых, его жизнь будет поломана. Он вынужден будет отдать себя какому-нибудь уроду, который будет распоряжаться им, как вздумается. А Рицка не из тех людей, кто так запросто покорится, я-то его характер знаю. Значит, его будут ломать. Гипнозом как минимум. Будут зомбировать, превращать в послушную собаку до тех пор, пока он ею не станет. А когда у него появится Жертва, он будет всецело принадлежать только ей, и для меня в его жизни уже не останется места.

Если же он сам Жертва — что, конечно, намного лучше, — то вскоре жизнь разбросает нас по разным углам ринга. Все Жертвы — априори соперники, противники, враги. Конечно, не обязательно целенаправленно враждовать с кем-то, но у боевых пар не бывает друзей — боевых пар. Потому что если у системного есть системный близкий человек, кроме своего Бойца, значит, у него есть слабое место. Согласно Уставу, несистемных трогать запрещается. Нарушение этого правила карается казнью. А вот если враг хочет ударить по тебе побольнее и знает, что ты дорожишь кем-то из другой пары, первым же делом он вызовет их и попытается уничтожить. Но даже если предположить, что никто ни на кого нападать не будет, мы с Рицкой будем дружить боевыми парами и умрём в почтенной старости… всё равно. Всё равно у него будет свой Боец, а значит, будет кто-то не менее дорогой и свой, чем я. Когда Жертва и Боец устанавливают настоящую Связь, которая со временем лишь крепнет, они начинают жить только ради друг друга, остальной мир вначале подёргивается дымкой, а потом и вовсе перестаёт существовать. У Рицки, в его собственном маленьком мире для двоих, уже не будет места для меня, а особенно — если придется выделять уголок и для связанного со мной Бойца. Жизнь разбросает нас, и, погрузившись с головой в свои маленькие миры, мы потеряем друг друга в мире большом. А ведь рано или поздно так и будет, это лишь вопрос времени.

— Спокойной ночи, — я разворачиваюсь и пытаюсь слинять, пока она не продолжила больную тему. Но Нана догоняет меня и снова преграждает дорогу.

— Подожди. Почему ты не скажешь ему?

Рицка несистемный лишь формально, а фактически — он без пяти минут ученик школы «Семи Лун». Я имею право рассказать ему обо всём и ввести в курс дела. Зимой ему исполнится десять, и перед началом учебного года кто-то из Лун приедет к нам домой, чтобы выполнить стандартную схему рекрутства: сначала поговорить с родителями, применив к ним лёгкий гипноз, а получив согласие, рассказать о школе ребёнку и убедить его уехать на учёбу. И если всё будет нормально, следующей весной Рицка приедет учиться сюда.

Я бы мог рассказать ему обо всём, но не хочу красть последний год его неведения, который у нас остался. А будь моя воля, я бы вообще не пускал его ни в какую школу Лун.

— Он ещё слишком мал.

— Когда ему исполняется десять?

— В декабре.

— Осталось полгода, — она пожимает плечами. — Может, лучше, если он узнает обо всём от тебя? И нам будет проще.

— А может, лучше, если я сам решу, что и когда говорить своему брату?

— Дело твоё, — Нана берётся за перила, не спеша спускается на несколько ступеней и оборачивается. — Но я бы на твоём месте поступила именно так. Когда ему обо всём расскажет кто-то из наших учителей, знаешь, какой вопрос он задаст первым? Почему ты держал от него всё в тайне.

Да, и это будет первый шаг большого мира по разбрасыванию нас по разным углам ринга жизни.

— Подумай, — советует она напоследок и быстро сбегает вниз.

А думать мне, собственно говоря, не о чем. Если я расскажу Рицке правду, это будет точкой невозврата для нас обоих. Так что буду тянуть столько, сколько можно. Хотя бы до того момента, пока не выяснится, Боец он или Жертва. Потому что дальнейшее моё поведение будет зависеть именно от этого.

====== Глава 3 ======

Разговоры с Рицкой меня всегда приободряют, но всё равно спать хочется смертельно. Я аж зеваю, наконец выруливая в своё в этот поздний час уже опустевшее крыло. Подхожу к комнате и — ну надо же! — у меня гостья. Стоит, прислонившись к двери и скрестив руки на груди, по лицу прочесть ничего не удаётся: то ли я сейчас новую порцию ругани получу, то ли что-то поинтереснее.

— Ты от Томо?

— От него.

— Сильно он тебя? — это что, участие? Или прелюдия к злорадству?

— Ты ведь знаешь, что нет. Это же Томо.

— Понятно.