Солнце поднималось выше; с ужасом уставившись на всё ещё сидящую на нём, опираясь спиной на его согнутые в коленях ноги, и как ни в чём не бывало читающую вдохновенную лекцию о коварстве взаимодействия некоторых ингредиентов Иванну, Горан оборвал её на середине фразы и печально заметил:

— Это всё безумно интересно, полезно и познавательно, но ведь Мирослав мне теперь открутит голову и ещё что-нибудь до комплекта. И приколотит на стену в своей трофейной комнате.

— Ой, не переживай, до сих пор никому ничего не открутил, — отмахнулась почти успокоившаяся Иванна, оглядываясь в поисках одежды.

— Это ещё ничего не значит! Вдруг он захочет создать прецедент? — Горан был как всегда предусмотрителен.

— Не захочет, — уверила Иванна. — И вообще, это не считается, ибо происходило в состоянии изменённого сознания!

— Полностью согласен, — охотно кивнул Горан. — Хотя смотреть в глаза Мирославу я ещё долго не смогу… И вообще, чего расселась, надо возвращаться к нашим, эти обормоты точно не позаботились разбить лагерь! — проворчал он, резко сменив тему и для большей убедительности слегка шлёпнув её по бедру.

— Знаешь что! — возмутилась Иванна, тем не менее, поднимаясь с насиженного места и направляясь в сторону обнаруженных на прибрежном валуне вещей.

Самое дурацкое во всём было то, что им и раздеваться-то было не обязательно, потому что секса как такового и не произошло: всю ночь работало «эхо», полностью обоих удовлетворившее. Впрочем, Иванна была не до конца уверена, что Горан понял, что дальше поцелуев и объятий они не зашли — она сама-то только сейчас начала это осознавать. Иванна пережила порыв рассказать ему, как есть, чтобы человека совесть не мучала, но поняла, что сил на ещё одну лекцию нет, к тому же, так резко менять показания, особенно с подложных на правдивые — как-то совсем некрасиво.

— Как считаешь, они вообще хоть какой-нибудь завтрак сподобились организовать? — поинтересовалась Иванна для поддержания непринуждённой атмосферы.

Было совершенно очевидно, что за недовольным бурчанием и привычными солдафонскими замашками он скрывает сильное смущение, но в любом случае, такой Горан был понятнее и безопаснее для психики, нежели Горан-романтик.

— Ага, разумеется, — скептически хмыкнул Горан. — Хм, ты не видишь мой ботинок?

— Вон там под ёлкой не он?

— Ага, спасибо…

Одевшись, она пошла к воде, чтобы умыться, и пришла в ужас от её температуры; Иванна готова была поклясться, что ночью вода была гораздо теплее. Во время того, как завершившая водные процедуры Иванна собирала волосы в хвост на затылке, к ней подошёл уже одевшийся Горан и заговорщическим тоном молвил:

— Слушай сюда… так вот, если ты кому расскажешь, что я тебе декламировал любовную лирику… — он продемонстрировал ей кулак. — Поняла, в общем.

Иванна выразительно фыркнула, продолжив заниматься причёской.

— Нет, это ты послушай, — вынув изо рта заколку, отозвалась она. — Если кому расскажешь, что я безропотно внимала твоей декламации, мне просто придётся тебя убить. Кстати, а ты дорогу до лагеря найдёшь?

К месту стоянки они вернулись бодро похихикивая и окончательно сбили с толку недавно проснувшихся аспирантов. Иванна тут же занялась разбором обоих венков, чтобы спасти для науки ценные растения, Горан как ни в чём не бывало принялся наводить порядок и всех строить. Вечером после отбоя, загнав его в свою палатку починить светильник над письменным столом, Иванна пережила минуту слабости, раздумывая, не оставить ли его с ночёвкой, но, представив, как тесно и жарко будет вдвоём на неширокой кровати, с облегчением решила отпустить его с миром, пообещав начистить с утра берцы в знак благодарности.

27 ноября 1994 г., пятница,

Хогвартс, после возвращения из дебрей воспоминаний

Иванна задумчиво покосилась на терпеливо дожидающуюся её доклада на тему «Горан Зорич и с чем его едят» Федору.

— Как тебе вообще удалось его разговорить? — хмыкнула она, надеясь, что ненароком не транслировала случайно какую-нибудь компрометирующую картинку. — Он же у нас весь такой суровый и немногословный!

— Так то на службе, — отмахнулась Федора. — А если на тему для спора интересную наскочит — чёрта с два заткнёшь. Собственно, он меня всё от драконов отгонял поначалу, а я походя из Драконария витькового процитировала несколько строчек. Ну, и с Драконария пошло-поехало, оказалось, что мы оба редкими книгами увлекаемся.

— Ну, это дело! А то я уж переживала, что он тебя от дракона героически спас, все дела, — развеселилась Иванна.

— Ну, вот ещё, что за детский сад, — презрительно фыркнула Федора, явно подразумевая, что скорее драконов понадобилось бы от неё спасать.

Успокоенная Иванна аккуратно, очень косвенными намёками и прозрачными полутонами обрисовала барышне, сколь трепетная и возвышенная личность скрывается под маской брутальности. Федора не менее аккуратно и иносказательно ответила, что именно такое подозрение у неё и было. От приступа продолжительной икоты Горана спасла Василиса, появление которой ознаменовало резкую смену темы.

— Доктор Мачкевич, хорошо, что вы тут, — сунув голову в каюту и увидев Иванну, Василиса, тем не менее, не спешила войти. — Тут вас кое-кто хочет видеть…

Не успела Иванна насторожиться и попытаться предположить, кто бы это мог быть, как под приглушённый комментарий «ну заходи уже, так и будем на пороге топтаться?» Василису втолкнули внутрь, а следом в вихре голубых шелков и кашемира в каюту впорхнула незабвенная Анна Тсучия.

— Ты чего тут забыла?! — вытаращилась на неё Иванна в качестве приветствия.

— Я тебя тоже очень рада видеть! — язвительно отозвалась Анна, присаживаясь к ней на рундук.

Василиса, послав Иванне извиняющийся взгляд «извините, я хотела вас постепенно подготовить, но не вышло», тихо сообщила, что пойдёт почитает в библиотеку, и скрылась за дверью.

— Ты и Дайсукэ с собой притащила? — хихикая, поинтересовалась Иванна после приветственных объятий. — Судя по всему, ты теперь в группе поддержки Шармбатона?

— И как ты только догадалась! — всплеснула руками Анна; скинув совершенно не зимние с виду ботильоны, она подтянула ноги к себе и укутала их покрывалом, после чего плотнее запахнула уличную форменную мантию, которую не спешила снимать. — Я тут одна, — продолжила она отвечать на вопросы. — Застукала этого… — тут Анна употребила совершенно неудобоваримый для неяпонского уха термин, судя по звучанию характеризующий Дайсукэ как крайне легкомысленного и неблагоразумного мужчину, — в технической кладовке в обнимку с этой драной гейшей-гримёршей и решила, что мне нужно проветриться, чтобы пережить трагедию, — рассказывая о печальных событиях, Анна тем не менее не выглядела хоть сколько нибудь расстроенной, что ввело Иванну в недоумение. — Ну, и чего ты рожи корчишь?

— Да по твоему лицу можно подумать, что ты как будто рада этому, — пожала плечами Иванна.

— Мне что, плакать, что ли? — вытаращилась на неё Анна. — Мы поругались, пошвыряли друг в друга проклятьями, слегка разгромили концертный зал, распугали персонал, я сказала, что развожусь, и дизаппарировала.

— А концерт-то вы отыграли? — ненавязчиво присоединилась к беседе Федора.

— Естественно, это всё после выступления было, — возмутилась Анна. — Ты представляешь, какую бы пришлось неустойку выплачивать? И с возвращением билетов морока. Больно надо.

— Тогда ладно, — успокоенно кивнула Федора. — Кстати, я вот никак не пойму, как вы босиком по сугробам лазите? — продолжила она, покосившись на сиротливые ботильоны, украшенные тёмными пятнами талого снега. — Холодно же!

— В моих-то не холодно, — отмахнулась Анна. — Почти. А вот девицы в балетках тонюсеньких шастают, я сама не понимаю…

— Сто-о-оп, погодите, какие тапки, ты разводишься и при этом как ни в чём не бывало обсуждаешь тапки?! — Иванна схватилась за голову, заподозрив, что теряет нить разговора.

— Ну, я так, фигурально развожусь, — Анна посмотрела на неё, как на неразумное дитя с замедленной скоростью восприятия информации. — Иногда в жизни женатой пары наступает момент, когда партнёрам нужно отдохнуть друг от друга, чтобы освежить яркость чувств, понимаешь?.. — терпеливо разъяснила она.