— Ты просто умереть как вовремя! — выразила общую мысль Адя. — И вообще, отчего-то некоторым ничего не мешает.
Василиса, которая ещё не успела ничего взять, с готовностью вызвалась оказать посильную помощь.
— Вам как — простую заплести или по-французски сделать? — деловито осведомилась она, вставая у него за спиной.
— Гусары, молчать, — молодецки прикрикнула на синхронно раскрывших рты Адю и Янко Иванна. — Ребёнку всего пятнадцать, нечего моих ассистентов плохому учить! Они сами всему обучатся…
— Откуда ты знаешь, что мы хотели сказать? — невинно похлопала ресницами Адя.
— Вот именно! — поддержал её Янко.
— По рожам вашим вижу! — отрезала Иванна.
— Французская коса — это когда на макушке примерно плести начинают, — на всякий случай пояснила Василиса самым невозмутимым тоном; поняла ли она суть беседы — было неясно. — Я бы вам именно этот вариант порекомендовала, при вашей длине волос из обычной косы будут выпадать пряди со лба и висков.
— Да-да, делай, как считаешь целесообразным, — согласился Янко, скроив довольно жалобное выражение лица в адрес подруг.
Очевидно, сказывалась многолетняя практика — с делом Василиса справилась менее чем за минуту, даже без применения расчёски добившись идеальной ровности плетения. Иванна сбегала в спальню за ленточкой, которой Василиса зафиксировала свои труды, после чего Янко, наконец, смог продолжить трапезу, параллельно расточая благодарности в адрес Василисы. Иванна с Адей оценили результат её усилий, восторженно завив, что Янко теперь просто неотразим, и ходить ему нужно именно в таком виде. Сам субъект восторгов гордо проигнорировал шпильку. Вдохновлённая похвалами Василиса предложила Иванне заплести что-нибудь интересное и на ней; та с готовностью сбегала за расчёской и предоставила себя в руки мастера. Тонкие горячие пальчики, больше всего напомнившие Иванне цепкие лапки лемура, проворно управлялись с прядями её волос, создавая сложные переплетения. Прикосновения убаюкивали, как будто гипнотизировали.
— Ну, ты прямо как паук, — восторженно воскликнула Адя, заставляя Иванну вздрогнуть и слегка прийти в себя. — Я в хорошем смысле, — поспешила уточнить она, не спуская взгляда с пальцев девицы. — Как будто паутину плетёшь.
— О, меня ничуть не обижает такое сравнение, — улыбнулась Василиса. — Я пауков люблю, они хорошие. У меня даже Патронус — каракурт.
— Ого, оригинальная барышня, — оценил Янко.
— Да что тут такого, — пожала плечами Василиса.
— А вас уже обучали этим чарам? — удивилась Иванна. — Когда нам Сальватьерра про Патронуса рассказывал? — спросила она у Ади.
— На пятом, — отозвалась Адя. — Но с тех пор программа могла поменяться, и вообще…
— Меня мама с бабушкой этим чарам научили, — пояснила Василиса.
— Понятно, — кивнула Иванна. — А вот в Хогвартсе в обязательной программе Патронуса как будто и нет.
— Кошмар какой! — ужаснулся Янко.
В этот раз Василиса провозилась заметно дольше, однако результат поистине впечатлял — на голове Иванны красовалось нечто вроде короны из кос.
— Вот, готово, — отрапортовала Василиса, отодвигаясь, чтобы осмотреть итоги стараний. — На себе мне такого никогда не удавалось сделать, слишком длина большая. На ваших волосах — гораздо лучше, хотя длины маловато, пришлось импровизировать. Меня бабушка научила этой причёске.
— Золотые руки! — оценила Адя.
— Для такого цвета волос просто идеально, свет играет, как будто на застывшей ртути, — поддержал Янко.
— Пойду, посмотрю, — Иванна убежала в спальню и долго любовалась на причёску в зеркало — полюбоваться действительно было на что.
Впечатлённая, она вернулась в гостиную, где Василиса уже занялась Адей. Волосы у той были короче иванниных, но и их Василиса ухитрилась причудливо заплести. Трапеза продолжилась под непрекращающиеся восхваления таланта девицы, которая принимала их с истинной скромностью. Крылышки, к счастью, быстро подошли к концу, и Иванна, невольно ожидавшая худшего каждый раз, когда очередное крылышко оказывалось в непосредственной близости от её костюма или майки, вздохнула с облегчением.
— Ой, вот я беспамятная, — вспомнила она, принимаясь вытирать пальцы салфеткой. — Надо уже посмотреть, что там девочки мне подарили. Так, куда я его дела… А, ну да.
Иванна сбегала в спальню, где на прикроватной тумбочке лежал подарок Смитов. На ощупь она уже успела понять, что это нечто вроде книги, и сделала логическое предположение, что подарили они не книгу, а альбом с фотографиями — среди снимков, что ей отдала в своё время Тори, были лишь те, что относились к научной работе.
Под упаковочной бумагой действительно оказался фотоальбом в кожаной обложке с тиснением. На фронтисписе изящно змеилась надпись «На добрую память о Хогвартсе», под которой красовались три подписи.
— Ой, какая прелесть, — растроганно прокомментировала Иванна, перелистывая фронтиспис и лист кальки, под которым обнаружился первый снимок во всю страницу — вид на Хогвартс со стороны Чёрного озера в погожий весенний день.
— Какой всё-таки красивый замок! — восхитилась Адя.
— Наш — не хуже! — заступился за родное учебное заведение Янко.
— Кто говорит, что хуже? — возмутилась Адя. — Я сказала, что Хогвартс — красивый, не более того! И местность живописная.
— Вот местность, справедливости ради, там куда живописнее нашей, — хмыкнула Иванна.
— Давай, листай дальше, — велела Адя.
За первым видом следовало ещё три пейзажа с Хогвартсом, снятых в разных ракурсах. В последний кадр попало огромное ивовое дерево, яростно размахивающее ветвями в стремлении попасть по пролетающей мимо неопознанной птичке.
Пейзажи сменялись видами интерьеров Хогвартса — коридоры, Большой Зал, Совятня, кухня, гостиные Рэйвенклоу и Слизерина, комната самой Иванны, некоторые аудитории.
Далее следовала портретная галерея хогвартских преподавателей и персонала – все, с кем Иванна так или иначе контактировала, начиная с самого Дамблдора (который был сфотографирован с МакГонагалл), заканчивая Филчем с Миссис Норрис. Как удалось Смитам уболтать его сфотографироваться (и, главное, зачем) — для Иванны осталось загадкой, однако смотритель даже пытался изобразить нечто, в его понимании представляющее собой улыбку; Миссис Норрис терпеливо сидела у него на руках и скучающе посматривала в объектив. Портрет Снейпа там, разумеется, тоже присутствовал — сразу же за снимком Дамблдора с МакГонагалл. В отличие от Филча, улыбаться Снейп даже не пытался, только смотрел взглядом «и сколько ещё я должен это терпеть?», периодически заламывая бровь и страдальчески переводя взор куда-то вверх.
— Однозначно, шикарен, — оценила фактуру Адя.
— Я тебя лично с ним познакомлю в ближайшее время, — уверила её Иванна.
— Жду — не дождусь, — Адя охотно закивала и снова велела листать дальше.
За портретами следовал ворох бытовых зарисовок на тему лабораторной активности: «Доктор Мачкевич с глубокомысленным видом смотрит на просвет пробирку», «Смиты усердно драят посуду», «Профессор Снейп смотрит на черновик рецептуры, как на недоразумение», «Доктор Мачкевич безуспешно доказывает свою правоту перед профессором Снейпом», «Профессор Снейп смотрит на доктора Мачкевич, как на недоразумение» (снимков на эту тему было особенно много в разных вариантах, например, «Доктор Мачкевич принимает пищу в лаборатории, демонстративно игнорируя факт того, что профессор Снейп смотрит на неё, как на недоразумение»), «Смиты продолжают усердно наводить порядок в лаборатории», «Профессор Снейп раздаёт указания младшим научным сотрудникам», «Доктор Мачкевич спит в кресле-качалке возле лабораторного стола», «Доктор Мачкевич спит на табуретке, положив голову на лабораторный стол», «Доктор Мачкевич спит в своей кровати, накрыв лицо черновиком» и тому подобное.
Особое веселье вызвала фотография крупным планом её обтянутых полосатыми чулками ступней, выглядывающих из зелёного шёлка. В кадре периодически появлялась стеклянная палочка, которой кто-то (скорее всего — Хоуп), проводил вдоль левой стопы, заставляя ноги проворно прятаться под одеяло. Иванна этого эпизода не помнила, из чего следовало, что сон её был чрезвычайно крепкий. Ожидаемых комментариев со стороны друзей, к вящему удивлению Иванны, не последовало — должно быть, их немного дисциплинировало присутствие увлечённо поедающей бутерброд с бужениной Василисы. В рассматривании фотографий та проявила самое деятельное участие, однако сохраняла при этом учтивое молчание.