Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Стоявший у стола писарь осторожно посыпал лист мелким, похожим на пыль песком.

Князь встал, взял свой экземпляр трактата, подошёл к Румянцеву, с полупоклоном передал ему папку:

   — Ваше сиятельство, мир в ваших руках!

Напряжение, обусловленное торжественностью и историчностью момента, спало — все радостно зашумели, поздравляя друг друга с долгожданным окончанием войны...

Спустя час Румянцев призвал к себе сына — полковника Михаила Румянцева, служившего при отце генерал-адъютантом, и секунд-майора Гаврилу Гагарина, протянул им папку с копией договора:

   — Везите, господа, государыне счастливую весть!..

А Репнин тем временем проводил турецких полномочных к Биюк-Кайнарджи и, прощаясь, напомнил, что размен трактатов назначен на 15 июля.

   — Теперь-то зачем спешить? — раздражённо бросил Ахмет-эфенди.

Репнин, милостиво прощая турку резкость, сказал снисходительно:

   — Нам хочется поскорее порадовать вашего султана.

Нишанджи ожёг князя злым взглядом, но смолчал...

В указанный день, в четыре часа после полудня, в русском лагере звонкой россыпью затрещали полковые барабаны, вытянулись в шеренгах пехотные роты, у пушек застыли артиллеристы.

Ресми-Ахмет-эфенди, держа на вытянутых руках подписанный великим везиром и скреплённый его печатью экземпляр трактата, без всякой торжественности, постным голосом сказал негромко:

   — Великий везир Муссун-заде Мегмет-паша все артикулы трактата приемлет и утверждает по силе полной мочи, данной ему от своего султана.

Бумаги принял Репнин. Он же передал туркам экземпляр, утверждённый Румянцевым.

Фельдмаршал наблюдал за разменом трактатов, стоя в нескольких шагах от Репнина, строгий, величественный, весь мундир в сверкающих орденах — истинно предводитель победоносной армии. Он участвовал во многих сражениях, одержал немало блестящих побед, но войну выигрывал впервые и был безмерно счастлив своей удачливостью. (Будущие историки, расписывая его подвиги, назовут эту войну коротко и точно — румянцевская).

Когда церемониал размена трактатов закончился и барабанщики разом прекратили выбивать дробь, в наступившей тишине бархатно прозвучал фельдмаршальский голос:

   — Да многолетствуют наши государи!.. Да благоденствуют их подданные!

Солдаты и офицеры дружно гаркнули: «Виват!» Крик тут же потонул в длинном, тягучем грохоте салютующих пушек, поднявшим в небо с окрестных деревьев стаи испуганных птиц.

Сто один залп — таков был приказ фельдмаршала!

Артиллеристы продолжали ещё суетиться у орудий, вкладывали всё новые заряды, а на краю лагеря дождавшиеся сигнала нарочные офицеры — кто в карете, кто верхом — разлетелись в разные стороны, неся в своих сумках заготовленные в канцелярии пакеты с сообщениями о подписании мира.

Вечером, сидя во главе длинного стола, сплошь уставленного разнообразными и обильными яствами, захмелевший Румянцев расслабленно поманил пальцем Репнина.

   — Готовься, князь, в дорогу... Ты негоциацию вёл — тебе и трактат в Петербург отвозить.

Репнин, с распущенным на шее шарфом, краснолицый, с осоловевшим взглядом, расплылся в пьяной улыбке.

На следующий день, отоспавшись, загрузив на карету два сундука с личными вещами, взяв с собой графа Семёна Воронцова, полковника 3-го гренадерского полка, князь выехал к переправе у Гуробал. Кроме подлинного трактата, Николай Васильевич вёз в портфеле реляцию фельдмаршала.

«Я льщу себя, — писал Румянцев Екатерине, — что ваше императорское величество, оказывая благоволение высочайшее о подвигах, которые в течение войны оружием мне вверенным учинены, с равною благодарностью воспримите сим образом заключённый мир, которые есть плод счастливой войны, существом своим полезен отечеству и слава коего возносит имя бессмертное победительницы...»

Войну с Турцией выиграл Румянцев. Но победительницей была Екатерина.

* * *

Июль 1774 г.

Хаджи-Али-паша не стал искушать судьбу соперничеством с кораблями контр-адмирала Чичагова — ночью отвёл флот от кубанского побережья, а 18 июля внезапно появился в крымских водах на алуштинском рейде. Под прикрытием пушек линейных кораблей лёгкие транспортные суда подошли к каменистому берегу и стали высаживать десант.

Командир алуштинского поста капитан Колычев, окинув взором многочисленное турецкое войско, понял, что отразить неприятеля он будет не в силах, и приказал отступать к деревне Янисаль. Но часть егерей капитан послал к береговым ретраншементам, чтобы задержать янычар, пока снимутся с места обоз и артиллерийская батарея.

Несколько турок, первыми выбежавшие из воды, упали на холодную гальку, сражённые меткими выстрелами егерей, остальные, осыпая солдат градом пуль, звонко щёлкавших по камням, колышущейся толпой стали растекаться по пустынному берегу. Прячась за кустами и деревьями, за поросшими мхом валунами, они быстро охватывали егерей с флангов.

Увидев угрозу, егеря оставили ретраншементы и бросились догонять колонну, по которой уже палили янычары.

Несколько пуль попали в лошадей, натужно тянувших телеги по обрывистой дороге. Лошади испуганно рванулись в стороны, две или три упали, заскользили по склону, таща за собой повозки. Ездовые успели спрыгнуть наземь, отскочить, а весь небольшой обоз полетел в пропасть. Но артиллерийские упряжки, шедшие в голове колонны, ездовым удалось удержать.

Турки не стали преследовать Колычева, и он вывел отряд к деревне почти без потерь. (За это спустя несколько дней Долгоруков произвёл капитана в секунд-майоры, а офицерам отряда выдал по 50 рублей).

Пока Колычев отходил к Янисалю, пока янычары заканчивали высадку, переправляли с кораблей на берег полевую артиллерию, припасы и снаряды, на окраине Алушты, истекавшей извилистой горной дорогой на Акмесджит, разгорелся настоящий бой.

Узнав от Чичагова об исчезновении турецкого флота из кубанских вод, Долгоруков — он держал штаб в деревне Сарабузы в пятнадцати вёрстах от Акмесджита — решил на всякий случай укрепить береговые посты в Крыму и выдвинул вперёд, к деревне Шумле, батальон подполковника Рудена из Московского легиона, приказав занять удобную позицию и ждать прихода главных сил. Однако Руден, узрев, что турки заняли окрестности Алушты, решил порадовать командующего своим рвением, нарушил приказ и повёл батальон в атаку, надеясь сбросить янычар в море. Турки встретили легионеров таким жестоким огнём, что батальон, потеряв за полчаса сто двадцать человек убитыми и ранеными, бесславно отступил...

Долгоруков, выслушав доклад о потерях, пришёл в ярость — кричал, ругался, грозил примерно наказать непослушного подполковника, но остыв — простил его, отметив, что Руден совершил эту безрассудную атаку не по злому умыслу, а лишь горя ненавистью к коварному неприятелю.

...Закрепившись в Алуште, Али-паша вечером выслал большой отряд янычар в сторону Ялты, где на следующий день намеревался высадиться сам. Татарские проводники всю ночь вели отряд лесной горной дорогой к Ялте, и перед рассветом турки неожиданно атаковали ретраншемент майора Салтанова.

Бой шёл до полудня. Батальон держался стойко, отбивая раз за разом наскоки татар и янычар. И лишь когда артиллеристы израсходовали все заряды, а к туркам подошло подкрепление, стало ясно, что дальнейшая оборона бессмысленна. Салтанов принял решение взорвать все пушки и пробиваться в сторону Балаклавы.

Один за другим прогрохотали, содрогнув горы, мощные взрывы, разметавшие орудийные лафеты, покорёжившие толстобокие стволы. Салтанов построил солдат в штурмовую колонну, сам встал в её голове и, с ружьём наперевес, первым бросился на прорыв.

Дорогу на Балаклаву закрывали татары. Лихие наездники, они плохо сражались в пешем строю — не выдержали плотного штыкового удара салтановцев и расступились. Батальон вырвался из окружения и ушёл в горы, оставив на ялтинских склонах двести солдат и офицеров, в том числе храброго майора Салтанова, зарубленного в рукопашном бою...

135
{"b":"598512","o":1}