— Мадам Ольштын надоело, что ты «бездельничаешь и прячешься от публики под предлогом застенчивости». Она хочет получить «какой-нибудь профит из своих инвестиций», — заметил Остерманн. — Так что в марте мы будем паковать твои работы. Мистер Фолькер особо заинтересовался твоей последней серией. Той, где бедняки. Она хороша.
— Жаль, что большинство твоих работ были проданы частным образом, не на выставках. При нормальных условиях можно было бы добиться других цен. В любом случае, время «распродаж» закончилось. Если ты собираешься выбросить этот портрет, отдай его мне, я возьму с тебя только 20 % с вырученного.
— Нет. Если герцог его увидит, он меня убьет. Правда.
— Ладно. Подпиши бумаги и пойдем. Я забираю тебя на обед, — сказал Андреас.
Это тупик. С одной стороны, меня снедает желание начать выставлять свои работы, особенно ту серию, которую никто не захочет купить (слишком социальная). С другой стороны, мне не хочется, чтобы у Андреаса были неприятности с Линторффом. Да, ублюдок собирается жениться, но от меня он не отказался. Всегда есть маленькая (не такая уж и маленькая, по правде говоря) вероятность, что он устроит вендетту из-за того, что другой альфа-самец пометил его территорию.
— Я подпишу после обеда, Андреас. Хочу, чтобы сначала ты кое-что узнал, — твердо сказал я.
Мы отправились в небольшой ресторанчик неподалеку. Обычное место. Я заметил, что за одним из столиков сидит Ратко. Сделав заказ, мы принялись за еду.
— Ну, Гунтрам, что такое ужасное ты собирался мне рассказать? Ты где-то прячешь сотню китайских художников, которые пишут за тебя картины?
Я засмеялся.
— Нет, до этого я не додумался. Дело в другом. В моем боссе, который был моим любовником почти четыре года. Я работаю на него, занимаюсь с его детьми. Ты видел его в клубе конного поло.
— Да, Линторфф. Я очень хорошо его запомнил.
— Он — влиятельный банкир и до сих пор считает, что я принадлежу ему. Его ревность переходит всякие границы. Видишь парня за тем столом?
— Да, твой телохранитель. У тебя их несколько, но это нормально, если ты занимаешься его детьми.
— Это Ратко. Он присматривает за мной с 2004 года. Он доложит о нашем обеде и о любых других наших встречах. Линторфф уже изучает твой бизнес, ищет что-нибудь, что можно использовать против тебя. Он уверен, что между нами что-то есть, и как только он узнает о выставке, вцепится тебе в горло. Он беспощаден, — объяснял я ему.
— Ясно. Разве он не собирается жениться?
— Собирается — на той, что на портрете. Живьем она гораздо лучше.
— Не беспокойся, я прекрасно понимаю, что между нами ничего не может быть, кроме деловых отношений или, возможно, дружбы. Я осознал это, увидев портрет — твоя ревность просто бросается в глаза. Ты все еще влюблен в него.
— Нет, с этим давно покончено! — громко запротестовал я.
— В самом деле? Не волнуйся, ни один банкир не будет указывать мне, как вести мой бизнес. Если он хочет воевать, будем воевать. У него наверняка тоже есть скелеты в шкафу, — с сухим смешком сказал Андреас. — Но за предупреждение — спасибо. Подпишешь? — спросил он, протягивая мне документы.
— Надеюсь, ты понимаешь, кого злишь, — я забрал бумаги и поставил подпись.
— Надеюсь, он тоже.
Примечания переводчика
«Мышиная передача» — одна из самых успешных детских программ на немецком телевидении. Каждый выпуск включает в себя короткий мультфильм и образовательный фильм, например, об изготовлении и употреблении повседневных предметов. Транслируется с 1971 года. http://www.wdrmaus.de/aktuelle-sendung/index.php5
** Augsburger Puppenkiste — театр марионеток в Аугсбурге, Бавария. Основан в 1943 году, дает постоянные представления с 1948 года.
*** https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0%B0%D0%BC%D0%B0_%D1%81_%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%B5%D0%BC#/media/File:Leonardo_da_Vinci_046.jpg
**** Фраанц Ксавер Винтерхальтер — немецкий живописец, один из самых модных портретистов середины XIX века. Мастер светского и придворного портрета, создал единственную в своём роде галерею принцесс и аристократок практически всех стран Европы.
========== "9" ==========
10 марта
Я так рад, что они уехали в медовый месяц. Правда. Не очень далеко, потому что у Линторффа в данный момент много проблем, а у Лёвенштайна был третий сердечный приступ, от которого он до конца не оправился. Герцогиня хотела на Мальдивы. Мне пришлось посмотреть в гугле, где это. Очень дорого и эксклюзивно. По-настоящему впечатляющее место. Однако в начале марта герцог все отменил в связи с болезнью Лёвенштайна. Я очень хорошо помню тот разговор за ужином. Армин оказался достаточно сообразительным, чтобы улизнуть сразу после Рождества, и когда сладкая парочка осталась одна, мне пришлось занять место Армина по прямому распоряжению Линторффа и по настоятельным просьбам Фридриха. Ненавижу быть третьим лишним. Эта новая обязанность служить для них «буфером» доведет меня до язвы.
Как бы то ни было, Линторфф вернулся после того, как исчез в неизвестном направлении без предупреждения, как это у него принято. Герцогиня совершенно не расстроилась, она посвятила эти три дня шопингу в Женеве и Париже. Я остался дома присматривать за детьми и рисовать ее проклятый портрет. Он должен быть готов к их чертовой свадьбе. Не то чтобы он плох, но он ужасен. Как бы объяснить… Вы узнаете на нем Стефанию, но картина выглядит, как плохая копия Винтерхальтера. Лицо написано нормально, колорит сбалансирован, чертовы шелка выглядят так, как должны, равно как и пайетки на ее плечах, но она кажется безжизненной. Как если бы я рисовал куклу Барби. Имей я профессиональную гордость, я бы сжег картину, но мне очень хотелось наконец избавиться от этого заказа — неважно, как. Но это убожество не должно висеть рядом с Рембрандтом и Рубенсом! Гладилка — самое подходящее место для него, но боюсь, что Фридрих и слуги будут использовать портрет в качестве мишени для дартса. Кто знает… Возможно, Константин подожжет его своей сигаретой, когда будет здесь на ежегодном собрании Ордена.
Но довольно жаловаться на свой непрофессионализм. Что сделано, то сделано. Лучше я снова займусь картиной для выставки Андреаса.
Вернемся к нашему рассказу. Первое марта, малая столовая зала, девять тридцать, Линторфф во главе стола, Стефания — справа (он не позволяет ей сидеть напротив него, только после свадьбы и в формальных случаях) и я — слева, лицом к герцогине. Она, как обычно, не замечает меня. Вот и прекрасно.
— Конрад, дорогой, ты будешь здесь завтра? В десять придут люди по поводу перголы.
— Какой перголы? — спросил он, заметно расстроенный тем, что его размышления прервали. Женщина, ты должна еще многому научиться. Если Линторфф в общительном настроении, он будет разговаривать… если нет, не стоит к нему лезть.
— Для свадьбы в саду, Конрад, — ласково сказала она, распахнув большие зеленые глаза.
— В саду? Стефания, на дворе март! Может пойти дождь или снег. Мы же договорились устроить церемонию внутри дома. Места вполне хватит для восьмидесяти человек.
— Да, милый, но в саду романтичней, и на фотографиях будет лучше смотреться.
— Эти фотографии никто кроме нас не увидит. К тому же, в том платье, которое ты собираешься надеть, ты можешь простудиться в саду.
— Нет, дорогой, я пригласила людей из “Jet Set Today”*, они сделают несколько фотографий нашей свадьбы. Да и, честно говоря, твоя обстановка слишком старомодна, чтобы ее показывать.
Помрачнев, Линторфф бросил салфетку на стол и сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем заговорить:
— Не все, у кого есть самолеты,** мечтают попасть в подобный журнал. Это для клоунов. Откажись. Я позволяю снимать себя только нашему фотографу. Не желаю изображать обезьянку для развлечения широкой публики.
В самом деле, Линторфф, в наше время клоунов хоронят в освященной земле!***
— Я — популярная звезда, и более чем естественно, что о моей свадьбе напишут в журнале. Редактор был счастлив получить эксклюзивные права и хорошо заплатил.