24 июля, Зюльт

Я до сих пор спрашиваю себя, для кого эти каникулы. Уж точно не для меня. Мы приехали сюда десять дней назад, и с тех пор Линторфф делает все возможное, чтобы достать меня. Стоит мне только что-нибудь сказать детям, он сразу же говорит обратное. Я: «Клаус, не разбрасывай свои игрушки». Он: «Ничего, слуги (ко мне это тоже относится?) подберут». Неужели он не понимает, что портит детей? Надо поговорить с Фридрихом, он единственный может прекратить эту глупость.

Не знаю, зачем Линторфф сюда приехал. По утрам он недолго играет с детьми на пляже, потом сбегает в студию работать и сидит там до шести-семи вечера, после чего идет развлекаться. Да, Зюльт не такой уж медвежий угол, как я думал сперва. Множество богачей, соревнования по поло, два ресторана с мишленовскими звездами, отели и бешеные цены.

Я пытаюсь заниматься дипломом, но тут трудно сосредоточиться из-за шума, устраиваемого детьми. Этот Марчелло Мончениго тоже жизнь не облегчает. Он несколько раз заходил за Линторффом и получал неизъяснимое удовольствие, обращаясь со мной, как с собакой. Я не собираюсь вешать твой плащ, мудак. Для этого есть горничная!

Вчера поздно вечером я сидел на веранде, делал наброски. Сладкая парочка вернулась с ужина или еще откуда-то, и, похоже, он был возбужден, потому что получил приглашение остаться. Он подошел ко мне, пока Линторфф ходил проверить детей.

— Все еще пытаешься рисовать, де Лиль? Бросай ты это дело, все равно твой стиль старомоден и скучен, — как бы между прочим заметил он. Хочет ссоры? ОК, он ее получит.

— Разве я советовал вам, как балансировать позицию в золоте?

— Ох да, я и забыл, что ты у нас посещаешь колледж. Все еще пытаешься закончить его?

— Да, спасибо, — сказал я, вернувшись к своему рисунку и больше не обращая на него внимания. Мончениго был готов взорваться. Хорошо, настало время для удара. — Остаетесь на ночь?

— Да, разумеется.

— Рад за вас. Вы уже не одноразовая связь — левел «свидание в номере отеля» успешно пройден. Следующая цель — добиться того, чтобы вас угостили завтраком, — сладко сказал я. — Это нелегко, но я уверен, что такой опытный человек, как вы, достигнет ее. Главный секрет в том, чтобы ничего у него не брать, пока не получишь статус официального любовника. До этого для него вы только мимолетная интрижка. Кстати, попытайтесь подружиться с его дворецким, это тоже полезно.

— Де Лиль, всем известно, что тебя отставили. Не затягивай свое падение, уволься. Твои попытки вернуть его внимание выглядят жалкими, — сказал он, заметно разозлившись.

— Его Светлость ждет вас в машине, мистер Мончениго, — величественно объявил Фридрих. Мне показалось, или я видел вспышку удовлетворения в его глазах?

— Похоже, вам нужно больше стараться. Видит око, да зуб неймёт, — прокомментировал я.

Отчего-то Мончениго ушел, не попрощавшись.

Мы с Фридрихом остались на веранде вдвоем, он сел рядом, я продолжил рисовать.

— Я только надеюсь, что к осени это закончится, — устало сказал он.

— А я хочу домой, в Аргентину...

25 июля

Вчера вечером, устав от Линторффа, я решил проветриться. Это не работа, это рабство! Cижу с детьми даже в выходные! Я попросил Лизетту прикрыть меня, поскольку у нее уже было пять свободных вечеров подряд. Она надулась, но согласилась.

В шесть я отправился в кафе в Вестерланде. Лизетта сказала мне, что там весело и невероятные пляжные вечеринки. Честно говоря, я больше заинтересовался соревнованиями по поло в Кайтуме* на следующей неделе. Не знаю, удастся ли улизнуть на денек, чтобы посмотреть одну-две игры.

Я облюбовал удобное место на террасе с видом на неимоверно синий океан и заказал кофе с тортом, желая немного отдохнуть. Заведение пустовало — было еще рано для ужина, но слишком поздно для кофе.

Как давно я не наслаждался закатом в полной тишине и спокойствии! Я и не осознавал, как близко подошел к самой грани. Константин был прав. Линторфф будет делать все, что хочет, и в конце концов угробит меня. Устраивать парад новых любовников на глазах у предыдущего бестактно. Мне надо было послать ублюдка к черту за такую грубость.

Почему меня это всё так задевает? Я каждый вечер молился о том, чтобы избавиться от него, и, возможно, моя молитва была услышана. Нет, лучше думать о работе, Остерманн убьет меня, если я не начну выдавать на-гора что-нибудь сносное. Мой агент — настоящий сводник. Поскольку опыт с книгой оказался успешным, даже после того, как закончился Пасхальный сезон — у нас вышло четвертое издание — он хочет устроить в октябре в Берне выставку исходных рисунков и назвать ее «Воспоминания детства» или как-то так. Знаю, что он также планирует отправить мои работы на коллективную выставку молодых художников, которая состоится в Берлине в следующем декабре.

Я просматривал эскизы, сделанные в последние дни, и в это время к моему столу подошел мужчина лет за тридцать и вежливо спросил, можно ли на них взглянуть. Пришлось разрешить.

— Они очень недурны. Вы рисуете профессионально? — спросил он, не делая попытки ко мне подсесть.

— Трудно сказать. Я продал несколько картин, но настоящей выставки у меня еще не было.

— Вам нужно подумать о том, чтобы выставляться. Я владею художественной галерей в Берлине. Меня зовут Андреас Фолькер. Вы не немец. Швейцарец?

— Француз. Гунтрам де Лиль, — сказал я, пожимая ему руку и жестом предлагая присесть.

— Ваше имя мне знакомо, но не могу вспомнить, где я его слышал.

— Обо мне мало кто знает, мистер Фолькер. Я выпустил всего одну книгу — сказки с иллюстрациями, — пожал я плечами.

— Точно! Я купил её в Музее Современного Искусства!

— Что она там делает? — удивился я.

— У вас должен быть агент. Кто он?

— Рудольф Остерманн. Я занимаюсь у него в студии, или, лучше сказать, он меня строит, — я улыбнулся.

— У вас с собой есть еще ваши работы?

— Нет, только наброски. Вы говорите, у вас галерея?

— Да, рядом с Александерплац. Я выставляю молодых художников. Как жаль, что у нас до конца года уже все расписано. Я дам вам свою визитку, и вы пришлете мне больше материалов.

— О таких вещах заботится мой агент. Я передам ему ваше предложение. Но я здесь до августа и пока не могу вам ничего прислать.

— Я тоже пока здесь — пытаюсь кое-что продать своим клиентам. Не хотите поужинать?

— Хорошо, но мы разделим счет.

Чтобы я еще раз принял что-нибудь от незнакомого человека! Я сделал так однажды, и, смотрите, теперь я в полном дерьме.

— ОК, но я первый раз в жизни слышу, чтобы художник предлагал заплатить за себя, — хихикнул он.

— Потому что я не художник, — рассмеялся я. — Я заканчиваю учиться на экономиста в Цюрихе.

— Планируете стать банкиром? Не стоит — это отвратительные твари, сидящие на куче золота и защищающие его когтями и зубами. Что они собираются с ним делать? Заберут с собой в могилу? Сам я изучал историю искусств.

— Вы даже не представляете, насколько они могут быть отвратительны, — я невесело рассмеялся. Перед глазами почему-то промелькнул образ старого грифона, сидящего на груде золота.

…Андреас оказался милым и приятным парнем. Он смешил меня, а я уже очень давно не смеялся. Андреас не был красив или сексуально привлекателен, но с ним было легко.

— У тебя есть бойфренд?

— Нет, и я его не ищу. Извини, — сказал я резко, чтобы сразу внести ясность. Сколько раз из-за своего воспитания и вежливости я огребал проблемы — например, с Линторффом. Мне следовало бы довериться своему первому впечатлению о нем и послать куда подальше. Грубо и вульгарно. Тогда моя жизнь сейчас была бы совершенно другой.

— Вау. Прямо к делу. Уверен, что не собираешься стать банкиром?

— Прости, но я не хочу никаких недопониманий между нами. У меня недавно закончились очень трудные отношения, и сейчас последнее, о чем я думаю, это новый роман. Мне хочется покоя.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать четыре, но я чувствую себя сорокалетним. С девятнадцати лет я встречался с одним человеком, ладно, жил с ним. Год назад мы расстались. Скажем так, он меня обманывал. Неоднократно. Я работаю на него, присматриваю за его детьми, и наши рабочие отношения очень натянуты.