Не могу сказать, что удивился. Линторфф любит все скрывать — художественные коллекции, связи с высшими кругами Церкви, убийство моей семьи и тому подобное. Я улыбнулся ей в ответ и пошел на диван в фойе, хотя она пригласила меня в кабинет герцога, так как «он на встрече до 17.30».

Я открыл блокнот и стал делать эскизы к Спящей красавице. Мне до середины июля нужно что-нибудь показать Коко ван Бреда, иначе она сделает мою жизнь невыносимой.

— Поторапливайся, де Лиль. Я не могу тратить на тебя весь день, — прикрикнул на меня Линторфф.

Как будто тебя кто-то просил! У меня есть свой собственный билет. Я поднялся и пошел за ним, совершенно несчастный, если кто еще не понял. Собирался сесть во вторую машину, но Ратко остановил меня и отправил в лимузин, где уже сидел Линторфф, уткнувшись в свои чертовы бумаги.

Я сел как можно дальше от него.

Я смотрел в окно, когда вдруг почувствовал его взгляд. Посмотрев на него, я обнаружил, что он изучает меня вместо того, чтобы читать свои документы. Я холодно глянул на него и снова уставился в окно.

— У тебя очень хорошие результаты в университете. Ты до сих пор лучший.

— Спасибо, сир, — ответил я, даже не взглянув на него.

— Я также пригласил кардинала Д'Аннунцио. Он хочет попросить несколько полотен из моей коллекции на выставку. Кардинал Риги согласился позировать у нас завтра во второй половине дня. Тебе лучше работать там.

Невероятно, что за жалкий тип! Он не только не позволил взять вознаграждение за мою собственную работу — он еще хочет контролировать процесс. Он, что, боится, что я стану приставать к шестидесятилетнему кардиналу? Мать Линторффа — настоящая сука, но, Господи, как она хорошо его знает! Слово «придурок» идеально ему подходит. Мне нельзя рисовать в квартире кардинала в Ватикане, и Его Преосвященство вынужден ехать за пределы Рима, чтобы получить свой портрет. Неужели Линторфф боится, что я ворвусь в Собор Святого Петра с криком «Sanctuary! Sanctuary!»(1) — как в средние века? Возможно, это и сработало бы. Они все до сих пор живут по законам средневековья.

— Я надеюсь, завтра нам всем не придется терпеть твое плохое настроение — как последние месяцы. Фридрих устал быть твоим личным курьером. Если тебе что-то нужно мне сказать, попроси о встрече, и мы посмотрим.

— Это невероятно, что герцог взял на себя труд лично позаботиться об учителе своих детей во время его рабочего визита к кардиналу.

— Я буду следить за твоим поведением, так как последние недели оно было неподобающим.

Я не доставил ему удовольствия, начав спорить и бросаться оскорблениями, как он ожидал после своего унизительного замечания.

— Как герцогу будет угодно.

Было видно, что его расстроил мой ответ.

В самолете я, как обычно, сел в углу, удивляясь, почему мы одни, без телохранителей. Я работал над сказкой почти час, в благословенной тишине, ни на что не отвлекаясь.

— Как я сказал ранее, у тебя очень хорошие результаты в этом семестре.

Я только бросил на него незаинтересованный взгляд. Он выглядел слегка раздраженным тем, что я не ответил на его похвалу. Да мне всё равно, что он там сказал!

— Я решил отправить Клауса и Карла с сентября в детский центр.

— Могу узнать, почему, сир? — я очень удивился.

— Они достаточно взрослые, чтобы начать общаться с другими детьми, и они не могут зависеть от тебя всю оставшуюся жизнь. Они будут ходить туда по утрам и возвращаться к обеду. Детский центр — при той же школе, в которую они пойдут в следующем году(2). Я хочу отпустить одну из нянь. Мы оставим Лизетту для мелких задач, но малышам пора учиться самим о себе заботиться.

— Понимаю.

— Ты можешь начать писать свою дипломную работу, чтобы защититься в следующем июле — а то у тебя так много свободного времени, что тебе приходится искать занятия на стороне.

Вот в чем причина. Он до сих пор злится, что я получил «работу» вне Ордена, которую он не может контролировать. Надо засадить меня за учебу и уборку за детьми, чтобы я не делал «глупостей», пытаясь стать независимым.

— Как пожелаете, сир, — равнодушно ответил я и вернулся к прежнему занятию.

От аэропорта до замка мы ехали час. Как и обещала Моника, замок оказался очень впечатляющим сооружением, сохранившим первоначальный стиль, никогда не перестраивавшимся. Он стоял на вершине холма, доминируя над долиной. Машины въехали на огромный двор, размерами превышающий двор замка в Цюрихе. Там герцога уже встречала одетая в форму прислуга. Я старался не привлекать внимания, следуя за горничной в отведенную мне комнату. Картины в коридоре второго этажа были фантастическими. Мне кажется, я видел что-то очень похожее на Джентиле да Фабриано, но не уверен, я же не Остерманн. Теперь я понимаю, почему он работает на Линторффа.

— Ужин в десять, сэр, — сказала горничная и оставила меня в просторной комнате. Придется есть с ублюдком, демонстрируя «хорошее поведение». Я на несколько минут прилег на кровать — все это было слишком для моих нервов. Признаюсь, я не понимал, чего он добивается.

Без десяти десять я спустился по лестнице, высматривая слуг, чтобы спросить, куда идти. Как сказал бы Хуан, мне нужна была карта, чтобы по ошибке не забрести в подземные казематы. У входа в огромную гостиную, площадью порядка 150 квадратных метров, я нашел главного дворецкого, который сообщил мне, что ужин накрыли в личных комнатах герцога, поскольку нас только двое.

Очаровательно!

Личные комнаты герцога располагались на втором этаже, напротив моей комнаты. Дворецкий оставил меня в маленькой комнате с большим камином, обеденным столом, несколькими стульями и небольшими квадратными окнами с видом на горы. Я загляделся на портрет человека, одетого, как прусский генерал XVIII века. Не то чтобы картина отличалась особым мастерством, но в ней явственно чувствовался фамильный дух. Эндогамия, что ни говори! (3)

— Это Фридрих Мария фон Линторфф. Он был Грифоном пятнадцать лет. Один из главных сторонников династии Гогенцоллернов. Георг и Гертруда происходят из его линии. Начнем?

Мы сели за стол, накрытый обычным образом. Я решил молчать и не давать ему себя провоцировать. Если ему так сильно хочется поскандалить, почему он не остался дома, в Цюрихе? Салат был съеден спокойно, поскольку он решил изложить мне историю замка, и я, как водится, делал вид, что слушаю. Проблемы начались, когда подали чертову рыбу.

— На прошлой неделе я говорил с доктором ван Хорном о твоем здоровье. Он обеспокоен очень высоким уровнем кортизола. Стресс не безопасен для сердечников. Он сказал, что ты должен найти способ его ослабить, иначе он вынужден будет прописать тебе дополнительные лекарства.

— Я подумаю, что можно сделать, — раздраженно сказал я. Оказывается, это я виноват в том, что у меня стресс. А он, невинная душа, тут совершенно не при чем — он был вынужден делать то, что сделал.

— Так как у тебя каникулы, я отправлю тебя с детьми в августе на три недели в Аргентину, в загородный дом. Город для них пока слишком большое испытание. Думаю, им понравится природа, — объявил он. — Ты возьмешь с собой людей Горана.

— Я не желаю возвращаться в Аргентину и меньше всего хочу жить в захолустье, окруженном вашей охраной. Предпочитаю остаться в Цюрихе.

— Это не обсуждается. Ты уедешь 25 июля, а я присоединюсь к вам 14 августа. Уверен, что Карлу и Клаусу там понравится.

— Тогда я поеду в Буэнос-Айрес или вернусь в Цюрих, пока вы будете наслаждаться отпуском.

— Я могу разрешить тебе уехать на два-три дня в город, чтобы повидаться с друзьями. Но ты должен вернуться в Цюрих с нами.

— Его Светлости следовало бы понять, что времена хозяев и холопов прошли, — этот заносчивый ублюдок разозлил меня.

— По сравнению с XIX веком, условия работы существенно улучшились.

— Вы не имеете права приказывать мне ехать в другую страну. Я отказываюсь брать на себя такую ответственность! — я почти кричал. Я ему не раб!

— Хорошо, оставайся дома. Делай, что тебе нравится. Мне казалось, что ты будешь не прочь провести три недели на родине. Ладно, мы вместе поедем на Зюльт, — он пожал плечами. Мне стало плохо: три недели с ним на гребаном острове, полном немцев и чаек? И дом небольшой, некуда сбежать.